Выпрямившись, он заметил в окне Ингу. Она следила за его упражнениями, ничуть не стесняясь. От чашки в веснушчатых руках поднимался пар. Егор жестом попросил открыть форточку и сквозь стекло указал на чашку.

– Кофе?

– Если бы. – Инга страдальчески вздохнула. – Опять шиповник.

– Поможешь мне побриться?

– Окей! Но завтрак с тебя.

Все остальные еще спали. Егор вернулся в дом и отыскал в рюкзаке бритвенные принадлежности. У него был доставшийся от отца старомодный станок, лезвия в котором приходилось менять вручную. Инга открыла в ванной кран и навела в тазике мыльную пену.

– Ты понимаешь, что твое нежелание смотреть в зеркала – это уже нездорово? – спросила она. – Водишь же ты как-то машину!

– Внедорожник – мой. Я уверен, что к нему ничто не пристало.

– А бреешься ты как, если меня нет рядом?

Дома у Егора висела целая конструкция из трех зеркал, отражающих друг друга. Он экспериментальным путем выяснил, что так на них не налипают лишние воспоминания. Но объяснять это не хотелось. Инга намылила ему щеки и стала неумело работать бритвой.

– Блин, я тебе подбородок порезала, – проворчала она. – Кровь.

– Ничего.

Вода в тазике стала розовой. Свежая ранка саднила.

– Вот что такого ты можешь увидеть? – Инга недобро покосилась на полотенце, закрывающее зеркало.

– Все что угодно. Как тайком целовалась влюбленная пара, спрятавшись в ванной от родителей. Как плакала здесь от счастья какая-нибудь женщина, потому что узнала, что станет матерью. Или как кого-то убили, обмотав шланг от душа вокруг шеи.

– В ванной редко убивают.

– Все равно. Я достаточно видел в зеркалах того, что не должен был.

– Ну и что? Такой у тебя талант. Посмотри на меня: что мне теперь, совсем не спать?

Инга вопросительно подняла брови – тонкие, золотистые, с упрямым изломом. Егор знал, что ее способности связаны с видениями, которые приходят к ней, мешаясь с кошмарами, но никогда не лез в душу.

– Давай не будем мериться, кому хуже, – предложил он.

Пока Егор смывал со щек хлопья пены, раздался стук в калитку. Это пришел сосед, встретивший их вчера на дороге. Его сопровождала дочерна загорелая немолодая женщина. Они принесли обещанные яйца, огурцы и помидоры. Егор отсчитал деньги из собственного кошелька и даже добавил немного сверху. Получив плату, соседи не спешили уходить. Видимо, рассчитывали на свежую порцию сплетен.

– Даже мертвых разбудили бы! – проворчала Павла, выбираясь из своего гнезда.

Змеи на ее руках извивались и раздували капюшоны. Соседка, явно собиравшаяся что-то спросить, икнула, перекрестилась и отошла подальше.

Егор накромсал овощи с зеленью, и команда села завтракать. Павла уныло терзала ломоть хлеба. Язвительная, одинокая и холодная, как ледышка: тяжело же будет с такой работать! Юра выглядел невыспавшимся. Взлохмаченный со сна, он вяло ковырялся в салате, погруженный в свои мысли. Егор оценивающе посмотрел на него. Опыт подсказывал, что парень знает больше, чем говорит.

Митенька, наоборот, свежий и жизнерадостный, громко пожелал всем доброго утра. Перегнувшись через стол, он попытался вытянуть помидор из миски руками. Инга хлопнула его полотенцем по ладони и отправила умываться. В отличие от скрытного Юры, пацан казался простым и понятным. Тем удивительнее, что он не стал говорить о своем даре.

Команда незнакомых самолюбивых людей, не доверяющих друг другу, – это нехорошо. Амбиции будут мешать поискам, они станут конкурировать друг с другом и утаивать следы. Фил – полный идиот, если считает, что, запрягая в телегу лебедя, рака и щуку, быстро добьется результата.

После завтрака Егор убрал со стола чашки и начал раскладывать осколки, которые подобрал на руинах, пытаясь подогнать один к другому. Пора начинать работу. Пришлось сделать почти болезненное усилие, чтобы сосредоточить взгляд на зеркальной поверхности. На мгновение ему даже почудились неясные силуэты, но это оказалось всего лишь игрой света и тени в зарослях дикого винограда. Отражаясь в мозаике осколков, стебли плюща искажались, кривились, как скрюченные пальцы старухи.

«Все мы непохожи на самих себя в зеркалах», – подумал Егор.

Несмотря на теплое лето, Юра кутался в красный свитер с длинными рукавами. Пусть ему не приходилось занавешивать зеркала, у него, похоже, были собственные трюки, позволяющие ненадолго притвориться обычным человеком и забыть о странном таланте.

– Не получится, – покачал головой Егор, имея в виду не только мозаику на столе. – Слишком мало фрагментов. Надо найти целое зеркало.

– Фил говорил про музей, – предложил Юра. – Может быть, там найдутся уцелевшие вещи из особняка? И даже целые зеркала?

– Давайте сходим туда, – согласилась Инга. – С чего-то же надо начинать.

Она расстелила на подоконнике полотенце и теперь раскладывала мокрую посуду. У калитки, сбивая одуванчики носком кроссовка, болтал с соседями Митенька. Старик, одетый, как на праздник, в хорошо отглаженную рубашку без рукавов, одобрительно хлопал его по плечу. Загорелая женщина в белом платочке умиленно улыбалась.

Жестом попросив соседей подождать, Митенька бегом пересек лужайку, подтянулся на руках и перемахнул через перила веранды.

– Кузьмич и Петровна идут в храм, – сообщил он. – Сегодня будет служить отец Афанасий. А потом всех допустят к мощам Петра-угодника! Пошли с ними?

– Музей важнее, – покачал головой Юра.

– Итак, перед нами море возможностей. – Павла саркастично усмехнулась. – Хотим – целуем старые кости, хотим – ворошим заплесневелые тряпки. Не, это точно без меня!

– А ты что будешь делать весь день? – Инга прищурилась.

– Поспрашиваю местных. – Павла неопределенно повела плечами. – Слухи, легенды… Скучная, одинокая, но важная работа.

Зевнув, она забралась обратно в гамак и накрылась пледом. Скоро из ее кокона раздалось сонное посапывание. Митенька тем временем присоединился к соседям, которые ждали его у калитки. Еще и насупился: похоже, его задело, что никого, кроме него, не заинтересовали отец Афанасий и мощи святого.

– Команда развалилась, не успев собраться, – мрачно отметил Егор. – Спасибо, что хоть кто-то идет со мной.

Он не сомневался, что Инга поддержит его: не впервые общее дело раскручивают. И хорошо, что Юра увязался с ними. Он неглупый парень и много знает о Заречье. Студент, конечно, предпочел бы пойти в музей с Ингой вдвоем: сложно было не заметить, какие взгляды он на нее бросает. И как смотрит на самого Егора – ревниво, сердито, с затаенной завистью. Наверное, уже придумал себе невесть что.

Глупость, конечно. Мужчина, ненавидящий зеркала, и девушка, которую пугают собственные сны, – они всегда были только друзьями.

Краеведческий музей поселка Дачи оказался двухэтажной деревянной постройкой, стилизованной под старину. Крыльцо украшали резные цветы и завитушки, с первого взгляда на которые становилось ясно – новодел. Под окнами были разбиты клумбы с неприхотливыми бархатцами и пионами. Среди цветов прятались удивительно уродливые лебеди из покрышек. Их потрескавшиеся красные носы на миг показались Егору перемазанными в крови. Он потряс головой, прогоняя странное видение.

Над запертыми на огромный амбарный замок дверями висели флаги, выгоревшие до белизны. По обе стороны крыльца грелись на солнце две лохматые собаки. Они недовольно заворчали, когда Инга зашагала по ступеням. Егор сделал вид, что поднимает с земли камень, и псы торопливо убрались за угол.

К дверям был приколот ржавыми кнопками лист бумаги. Набранный на машинке текст предупреждал, что экскурсии проводятся по записи у хранителя музея, которым является некий Козоедов Сидор Лукич.

– Пройдемся и спросим у кого-нибудь, – предложила Инга и выплюнула косточку.

По дороге она нарвала полную кепку неспелой вишни. Егор иногда завидовал ее невозмутимому жизнелюбию.

Надежды Инги оправдались: хранитель музея обнаружился в огороде, разбитом с другой стороны дома. Сидор Лукич поливал клубнику из шланга. Это был сгорбленный старик, хромой и какой-то болезненно перекособоченный. Разговаривая с посетителями, он непрерывно крутил желтыми пальцами «козьи ножки», наполняя их табаком из кисета.

– Если вы хотите землю купить, убирайтесь прочь, – предупредил он. – А музей я в обиду не дам.

– Студенты мы, – сказав это, Егор подмигнул Юре. – На летнюю практику приехали.

Узнав, что гости желают экскурсию, Сидор Лукич извинился, ушел в дом и вернулся переодетым в пиджак, локти на котором лоснились, зато к лацкану были приколоты советские значки и медаль «Ветеран труда». На шею старик повязал полосатый галстук со старинной бронзовой булавкой. По складкам на костюме, как по годовым кольцам, можно было прочитать, сколько лет он пролежал в шкафу.

Отмахнувшись от собак, которые сердитым лаем жаловались на незваных гостей, Козоедов торжественно отпер двери музея. Первый зал был посвящен Великой Отечественной войне. Посетителей встречали юноша и девушка – две восковые фигуры, одетые в светло-зеленые гимнастерки и фуражки с красными звездами. Парень держал в руках пистолет-пулемет с деревянным прикладом и круглым диском, на плече его подруги висела брезентовая медицинская сумка. Вокруг бесстрашных красноармейцев стояли деревянные шкафы-витрины. В них на полках лежали портсигары, удостоверения с красными звездами, котелки и каски, висели фотографии и газетные вырезки.

– Все служите, ребята? – обратился Козоедов к статуям, словно к добрым знакомым.

Он хлопнул по плечу юношу и аккуратно поправил сбившуюся фуражку на девушке.

– Вы уж простите старика, что давно не навещал. Вот, студентов привел, рассказать про ваш подвиг.

Старик заговорил про бои, которые шли под Дачами и Зарецком. Он шагал от витрины к витрине, по памяти называл войсковые подразделения и командиров, действовавших на этом направлении. Порой Сидор Лукич сбивался с канцелярского тона профессионального экскурсовода на собственные воспоминания. Оказывается, он успел застать войну еще простым солдатом.

Егор, хотя его интересовало совсем другое, слушал хранителя музея, не прерывая. Не только потому, что не хотел обидеть старика, явно скучающего без посетителей. Он чувствовал, что это будет некрасиво по отношению к юноше и девушке в военной форме. Пускай эти комсомольцы сделаны из воска, такие же ребята, как они, но из плоти и крови когда-то погибали в тяжелых боях.

Юра то присоединялся к экскурсии, то задерживался, чтобы внимательно рассмотреть какую-нибудь вещицу или прочитать заголовок газеты в витрине.

– А поместье Заречье не пострадало от бомб и снарядов? – спросила Инга.

– О нет! Война почти его не коснулась, немцы сдали поселок без боя. – Козоедов покачал головой. – Правда, там квартировался какое-то время штаб четвертой дивизии сто тридцать первой армии вермахта.

– Мы слышали легенду, что в поместье пропали какие-то фашисты, – вклинился Юра.

– Не пропали. Были уничтожены, – веско сказал Козоедов. – Это был дерзкий рейд! Отряд партизан вырезал их ночью, всех до единого, и разметал клочки так, что ни одной пуговки с мундира не нашли. Целая дивизия лишилась управления и в беспорядке отступила, так и не дав боя Красной армии.

Старик вдруг рассмеялся дребезжащим смехом.

– Вы еще услышите немало легенд о Заречье, – пообещал он. – Про засыпанный первый этаж, по которому бродят замурованные строители. Про партработника Коммунарова, которого то ли из мести, то ли от несчастной любви зарезала библиотекарша. Про бесов, вселяющихся в каждого, кто переночует в поместье…

Слушая байки хранителя музея, Егор перешел в следующий зал. Казалось, его собрали по кусочкам из нескольких комнат – будуара, библиотеки и кабинета. Все старомодное, торжественное, как в богатом дворянском особняке. Здесь тоже были восковые статуи – две девушки в старинных платьях. Одна, светловолосая, выбирала книгу в массивном шкафу, наполненном тяжелыми томами русских классиков. Вторая, с темными кудрями, примеряла украшения, сидя в кружевной сорочке перед туалетным столиком.