– Вот дожили! – пробурчал чей-то мужской голос. – Баба – участковый! Где это видано?

Эльвира метнула гневный взгляд по толпе, выискивая нахала. Нахалом оказался маленький плюгавый мужичок в восьмиклинке. Он стоял прямо у двери фельдшера. Эля решительно шагнула к нему и, глядя в его водянистые голубые глаза, отчеканила:

– Гражданин, представьтесь, пожалуйста.

В помещении повисла могильная тишина. Мужичок стушевался, что-то пробурчал себе под нос, затем выдавил:

– Яков я.

– Яков. – Не сводя строгих глаз с него, Эля холодно проговорила: – Я с отличием закончила полицейскую академию, прошла военную подготовку. Имею дипломы и государственные награды. И сейчас я при исполнении. А вы меня как назвали? Баба?

Правая бровь Эли иронично изогнулась.

Из толпы отделилась женщина лет сорока со скандальным выражением лица и яростно закивала:

– И прально, товарищ участковый! Прально говорите! Совсем распоясались, ни-икакого уважения!

– Ну ты-то куда, а? Ты-то куда? – с испуганными глазами зачастил Яков. Женщина как будто этого и ждала. Поставив руки в бока и вытянув шею к Якову, она закричала:

– О, гляди, раскудахтался! Ты прежде чем рот свой открывать, хоть думай своей куриной башкой, кто перед тобой! – Она постучала себе кулаком по лбу, затем ткнула пальцем в Эльвиру: – Видишь, человек при исполнении?! Куда ты со своим худым умом лезешь?!

Лицо Якова стало свекольным, он порывался что-то сказать, но звонкая трескотня женщины не останавливалась:

–… Бездельник! Язык как помело! Шел бы лучше работать!

– Без тебя разберусь, куда мне идти! – огрызнулся Яков.

У Эли зазвенело в ушах от крика женщины.

– Отставить ругань! – рявкнула она.

Женщина вздрогнула и смолкла. Яков глянул на Березкину виноватыми глазами и принялся оправдываться:

– Я извиняюсь, не со зла же, я ж ниче против женщин не имею. Извиняюсь я.

– Впредь следите за языком, – ответила Эльвира и воззрилась на толпу:

– Я третий раз повторяю вопрос: что у вас случилось? Почему здесь полдеревни?

– Так известно – что! – звонко рявкнула скандалистка. – Ботулизм!

– У всех, что ли? – опешила Эля.

Скандалистка дернула плечом, оглядев Элю с таким изумлением, словно Эля – ребенок, и не понимает элементарных вещей.

– Дык, конечно! Все в одном магазине закупаемся. Эту Милку Карпову посадят, да? – И не дожидаясь ответа Березкиной, она злорадно воскликнула: – Давно пора! Сколько можно травить население!

– Ее в первую очередь будут судить! – крикнул какой-то умник.

– И пра-ально!..

Толпа загудела, как будто не в очереди к доктору стояла, а на суде, где решалась участь Милы Карповой.

Дверь в кабинет распахнулась. Оттуда вышел дед. Ворча, он растолкал всех руками и двинулся к выходу. Яков уже хотел нырнуть в кабинет, как тут его вытолкнул сам фельдшер Сыромятов. Все уставились на доктора, а тот поднял ладони вверх и спокойно, но громко сказал:

– Дорогие односельчане! Я понимаю ваше беспокойство, но, пожалуйста, сначала выслушайте меня. Ботулизм проявляет себя почти сразу. Если у вас наблюдаются боли при глотании, сухость во рту, тошнота, рвота, диарея, то я осмотрю вас! У кого нет перечисленных симптомов, попрошу на выход, не занимайте очередь без веских причин!

Элю окатило горячей волной. Тошнота, диарея! Неужели она каким-то образом успела заразиться ботулизмом?

Люди стали переглядываться.

– У меня сухость во рту и боль при глотании! – испуганно воскликнула давешняя скандалистка.

– А ты ори поменьше!.. – усмехнулся кто-то в толпе.

Женщина вытянула шею, злыми глазами выискивая весельчака. Эля поняла, что сейчас снова начнётся скандал. Она протиснулась к фельдшеру и тихо сказала:

– Доктор, у меня диарея и тошнота. Кажется, у меня ботулизм.

Сыромятов оглядел девушку в полицейской форме и кивнул на кабинет:

– Заходите, товарищ участковый.

После короткого опроса, фельдшер заключил, что у Эли банальное отравление. Дал ей лекарство и посоветовал не поддаваться всеобщей панике. Эля, было, обиделась, но вспомнила, что сама диагностировала себе ботулизм при том, что в местном магазине ничего съестного она еще не приобретала. Уже у двери Эльвира вдруг кое-что вспомнила и обернулась:

– Скажите, доктор, а у покойного Круглова были какие-нибудь тяжелые заболевания?

Сыромятов снял очки и положил их на стол.

– Ох, Федор Игнатьевич был здоров, как космонавт, – сказал он. – Даже давление было в норме, что для его возраста удивительно.

– И сердце?

– И сердце в полном порядке. Я ведь и сам удивился, когда он умер. Такой здоровый человек. Жить да жить… Вы знаете, Эльвира Степановна, между нами говоря, – Сыромятов пристально посмотрел на Березкину. – Нет тут никакого ботулизма. И я думаю, эти товарищи из роспотребнадзора зря теряют время.

Эльвира вернулась к столу и села напротив Сыромятова.

– Почему вы так думаете?

– Ну, во-первых, если бы дело было в курице и яйцах, то как минимум два-три человека уже бы явились ко мне со всеми симптомами. Тишина. А Круглов у нас когда умер? Правильно, двое суток прошло. Ботулизм, как я говорил, проявляет себя почти сразу. Во-вторых, у Круглова никаких симптомов не было, я вдову опрашивал. И так быстро от ботулизма не умирают. Тут что-то другое.

– Вы сказали, два-три человека уже бы пришли к вам со всеми симптомами. Так за дверью полдеревни ждет, смею заметить, – возразила Эля.

Сыромятов коротко хохотнул и потер седые виски.

– Это, Эльвира Степановна, банальная паника. Вот и все. Готов поклясться, все эти люди здоровы.

– А что же тогда, по-вашему, случилось с Кругловым?

– Не могу знать, – наклонив голову вбок, мягко сказал Сыромятов. – Я могу только дать вам подсказку. Ни инфаркт, ни оторвавшийся тромб, ни этот ботулизм – ничего из этого не является причиной смерти Круглова. Все это мимо. Смерть Круглова – загадка, которую разгадать придется вам, – пафосно закончил мужчина.

– Послушайте, Иван Павлович. Наш медэксперт, который выявил ботулотоксин в крови Круглова, очень опытный специалист.

Сыромятов приложил ладони к груди.

– Я нисколько не сомневаюсь в компетенции коллеги. Но остаюсь при своем мнении.

Эльвира покачала головой, сухо попрощалась и вышла.

***

Домой она вернулась ближе к обеду и увидела, что на крыльце сидит Васька. У его ног лежал топор с отполированным белым лезвием.

– Ты чего тут? – насторожилась Эльвира.

Васька поднял голову на голос, вскочил на ноги и застенчиво улыбнулся:

– Так вы же это… просили дрова переколоть? Не надо уже?

– А-а-а, я и забыла. – Эльвира облегчённо выдохнула, вошла в калитку, затем кивнула на поленницу.

– Можешь приступать.

Васька кивнул, схватил топор и двинулся к поленнице. Эльвира забралась на крыльцо, отворила дверь и посмотрела на худощавого парня.

– Вася!

Васька обернулся.

– Что ты делал вчера вечером?

– Ничего, дома сидел с Валюшкой, – пожал он плечами. – А что?

– Да так, ничего. Хотя, – Эля спустилась с крыльца и двинулась к забору, где под куском фанеры лежала вчерашняя страшная находка. Она нагнулась, развернула мешок так, чтобы было видно животное, и поманила рукой Ваську. – Гляди.

Она указала пальцем на мертвую кошку, а сама внимательно посмотрела в Васькино лицо.

– Ох ты… Ничего себе! Нашла место, где крякнуть, – воскликнул парень. На его лице отразилось искреннее изумление.

– Не знаешь, чья кошка? – спросила Эля.

Васька нахмурился, присел на корточки перед мертвым животным. Затем мотнул головой:

– Не-а. У нас в Муравушках их полно. Стерилизовать-то некому, вот и плодятся. А она давно тут у вас лежит?

– Вчера на крыльце нашла, – призналась Эля. Васька поднял голову и вопросительно глянул на нее. В его взгляде читалось: «Кто это так, Эльвира Степановна, вам подгадил?», но вслух он ничего не сказал.

– Дайте лопату, если есть, – Васька выпрямился.

– Зачем?

Парень странно глянул на нее:

– Так это. Закопать надо. Не будет же она здесь все время лежать.

Эля хлопнула себя по лбу. Это все бессонная ночь и разболевшийся живот. Из-за этого она тормозит.

Лопата нашлась за кладовой. Васька забрал мешок с мертвым животным и ушел. Вернулся он через полчаса и сразу принялся рубить дрова.

Весь обеденный перерыв Эля просидела за столом, пила черный чай и уныло глядела в окно. Кроме чая ничего больше не лезло. Да и не было ничего, Эля ведь не успела закупиться в магазине, а теперь его и вовсе закрыли на неопределенное время. Надо подумать, где брать продукты. Не может же она Настю Буранову все время объедать. И когда теперь этот магазин откроют? В десятом часу утра расторопные сотрудники РПН, изъяв из магазина курицу, уже уехали к Ольге Кругловой проверять ее домашние консервы и закрутки. Эле вспомнился фельдшер Сыромятов. Что, если версия, что Круглов отравился магазинной курицей или домашними закрутками, не подтвердится? Что, если фельдшер прав – ни инфаркт, ни тромб, ни курица не виноваты? Но ведь яд обнаружен в крови покойника. Это факт. Откуда тогда?

Подумав о покойнике, она нахмурилась. Почему-то стало казаться, что в смерти обычного старика затаилась какая-то странность, которую пока не видно. Эля почти физически ощущала, что будто бы нужно чуть-чуть приоткрыть ширму, и тогда за этой стариковской смертью откроется что-то ужасающее.

Березкина тряхнула головой, отгоняя плохие мысли. Быть может, недосып и расстроенный кишечник так мрачно на нее влияют. Конечно же, сотрудники РПН подтвердят, что заражение произошло от курицы. Или от маринованных грибов Кругловой. Иначе и быть не может. А фельдшер. Фельдшеру просто скучно в этой деревне, потому и выдумывает всякое.

Вот "ночной доброжелатель" с мертвой кошкой – вот это действительно странно и непонятно. Кто этот человек? Зачем он так с Элей?

Глава 5. Несчастный влюбленный

Петр Титов размазывал слезы по небритым щекам. Несмотря на то, что Петр наружностью Илья Муромец, в душе он всегда был трепетным и нежным, потому часто, вопреки расхожей фразе, что мужчины не плачут, глаза у него были на мокром месте.

Пенек, на котором он сидел, больно втыкался в зад сучком, но Петр будто не замечал. Он несколько раз больно зажмурил глаза, чтобы выдавить слезы, но те кончились, ведь недаром говорят, что у мужчины слеза скупая. Надо бы экономнее плакать. Но Петр на слезах экономить не умел.

Мужчина достал из нагрудного кармана смятую пачку сигарет и закурил. Дым был таким плотным и едким, что, если бы Петр мог слышать комаров, то услышал бы как они закашлялись. Естественно, в своем горе Петр не услышал кашляющих комаров, а если бы услышал, то все равно бы не пожалел и продолжил выпускать ядовитые клубы дыма. Наконец, он сам закашлялся и с ненавистью раздавил окурок ботинком.

Он уронил кучерявую голову на грудь и стал сосредоточенно изучать хвойную землю. Рыжих муравьев, батрачивших во имя светлого будущего. Божью коровку, красной маковкой застывшей на желтеющей травинке. Вот божью коровку по необъяснимой причине стало жалко. Чего ты тут? Одна. Прям, как я – один-одинешенек на этом белом свете.

Новая порция слез уже закипала в могучей груди Петра, но он их подавил. Он поднял голубые глаза к небу и задался немым вопросом: «Как быть?».

По небу летели облачка, не обращая внимания на горе Петра, да и на него тоже. Равнодушные, жирные облачка. Смотреть на такое равнодушие больно и Петр посмотрел прямо перед собой. А прямо перед ним стеной стоял дощатый, прогнивший забор. Зеленая калитка. Бабка Митрофаниха. Местная колдунья. И… Внезапно Петра осенило. Вот кто может ему помочь! Больше ни минуты не раздумывая, мужчина вскочил на ноги.