– Ты так думаешь? – Я изогнул бровь и наклонил голову вбок, разглядывая этот экземпляр. – Впрочем, думать тебе не дано. У тебя извилин совсем нет, раз ты решил, что мне все в жизни преподносят на блюдечке. И раз относишься к девочкам как к дичи. – Я покачал головой. – Они девочки, Макгэрри, а не карточки с покемонами.

– Зато ты, конечно, великий, да? – тявкнул он, клацнув зубами. – Думаешь, ты охренеть какая звезда? Ну так нет.

Устав от его кривляний, я кивнул на дверь:

– Собирай манатки, мелкий. Я с тобой в эти игры не играю.

– А может, Джонни, сделаешь нам одолжение и свалишь сам? Мечтаю, чтобы ты срулил к своим юниорам и не мешал нам жить, – прорычал он. Физиономия у него стала до противного багровой. – Ты ведь для этого торчишь в Академии? – сердито спросил он. – Чтобы тренироваться? Чтобы подниматься все выше и получить контракт? – Макгэрри уже пыхтел от злости. – Так и вали туда. Уходи из Томмена и катись в свой Дублин. Получай контракты и не маячь у нас перед глазами!

– Образование, Ронан, очень важно, – улыбнулся я, наслаждаясь его ненавистью ко мне. – И в Академии это подчеркивают.

– Держу пари, ведущим ирландским тренерам ты вообще не нужен, – метнул он новую порцию злости. – Все разговоры, что ты летом будешь играть в Лиге до двадцати лет, – твоя сраная брехня.

– Мелкий, тебе пора закрыть дверь с той стороны, – вздохнув, вмешался в разговор Хьюи Биггс, наш десятый номер и мой хороший друг. – Выглядишь как недоделанный клоун.

– Я? – завопил Ронан, с ненавистью глядя на Хьюи. – Этот токсик разгуливает по городу, как будто он тут хозяин, учителя ему все спускают, он вас строит. А вы все глотаете!

– А ты своей завистью провонял всю раздевалку, – лениво растягивая слова, ответил ему Хьюи. – В самом деле, двигай отсюда, мелкий. – Хьюи пригладил светлые волосы и встал рядом со мной и Гибсом. – Выставляешь себя полным дебилом.

– Хватит называть меня «мелкий»! – взвился Ронан и двинулся на нас. – Я вам, на хер, никакой не мелкий!

Никто из нас троих не двинулся с места, мы забавлялись его детской истерикой.

Ронан с сентября стал для команды проблемой; он не выполнял, что ему говорили, ломал линию, выделывался на поле, из-за чего мы едва не проиграли несколько матчей.

Сегодняшняя истерика была далеко не первой.

Очередная выходка в длинном списке его фортелей.

Это посмешище нужно было приструнить.

Если его дядя не готов это сделать, придется мне.

– Джонни – твой капитан, – заговорил Патрик Фили, чем сильно меня удивил. Патрик и еще несколько игроков вышли вперед, останавливая жалкие потуги Макгэрри на демонстрацию силы и выражая поддержку мне. – Прояви уважение, Макгэрри.

Вот так.

Мне стало очень паршиво.

Я посмотрел на Фили, жутко раскаиваясь за свое хамство на поле.

По его взгляду я понял, что для друга это уже в прошлом.

А я до сих пор испытывал неловкость.

В одном Макгэрри был прав: ко мне относились по-особому и в школе, и в городе.

На поле я вкалывал как проклятый, но и награду получал сказочную.

В выходные обязательно угощу Фили пивом в «Служанках». Гибса с Хьюи тоже.

– Ронан, беги домой к мамочке, – велел паршивцу Гибси, подталкивая его к выходу из раздевалки. – Может, она достанет твои наборы лего. – Открыв дверь, Гибси другой рукой выпихнул его. – Ты не готов играть с большими мальчиками.

– Спорим, Шаннон так не скажет, – огрызнулся Ронан, возвращаясь в раздевалку. – Точнее, не сможет сказать… – он вперился в меня и зловеще улыбнулся, – когда мой член застрянет у нее в горле.

– Еще одна подобная фраза о ней, – вскипел я, стиснув кулаки, – и я тебе голову на хер оторву.

– Между прочим, утром, на уроке французского, я сидел позади нее, – продолжала эта тварь, скалясь во весь рот. – Если б я знал, что она прячет под юбкой, то был бы с ней дружелюбнее. Но всегда есть завтра, – подмигнув, добавил он.

– Вот так, парни, подписывают себе смертный приговор, – пробормотал Хьюи и поднял руки, показывая, что устраняется. – Мелкий глупый яйцетряс.

Никто не попытался меня удержать, когда я кинулся к Ронану.

Никто не отважился.

На сегодня у меня кончился запас терпения, и парни это знали.

– А теперь слушай меня, говносос, – прошипел я. Одной рукой я обхватил его шею, другой закрыл дверь в раздевалку, чтобы обошлось без зрителей. – И слушай внимательно, повторять не буду.

Толкнув Ронана к бетонной стене, я встал к нему вплотную, возвышаясь на целых шесть дюймов.

– Я тебе не нравлюсь. Мне это понятно. Я тоже от тебя не в восторге. – Я сдавил ему горло; ощутимо, но не так, чтобы он задохнулся. Я ведь собирался кое-что ему втолковать, а не совершать преступление. – Ты не обязан меня любить. Но поскольку я капитан этой команды, а значит, и твой капитан, на поле ты делаешь, как я говорю.

Шестнадцатилетний Ронан при росте в пять футов и десять дюймов вовсе не был коротышкой, но я в свои семнадцать с двумя третями и с ростом шесть футов и три дюйма был здоровенный громила.

Вне поля я редко использовал свои габариты для устрашения, но сейчас именно это и собирался сделать.

Я был по горло сыт этим фриком и его грязным ртом. Он не знал, что такое уважение, и, может, я сумею направить его извращенный гонор и агрессию на себя.

Не на нее.

Мне не нравилось, я просто не выдерживал, когда он говорил о ней такие вещи, и я не собирался это терпеть.

Ее беззащитный взгляд не давал мне покоя, ломая последние шаткие барьеры самообладания.

– Когда я что-то говорю своей команде, – продолжал я, уже рыча, потому что вспомнил сиротские синие глаза и утратил способность хладнокровно рассуждать, – когда я предупреждаю всех и тебя в том числе, чтобы оставили эту несчастную девчонку в покое, я жду, что ты меня услышишь. И подчинишься. А вот дерзостей и упрямства не жду. – Из горла Ронана вырвался сдавленный звук. Я немного ослабил хватку, но руку не убрал. – Все понял?

– Да пошел ты! – выдавил Ронан, хрипя и брызгая слюной. – Ты не можешь мне приказывать. Ты мне не отец! – все тем же хриплым голосом заявил он.

Засранец.

Даже сейчас он бросал мне вызов, зная, что не выиграет.

– На поле, сучонок, я твой отец. – Я мрачно улыбнулся и посильнее надавил ему на горло. – Ты этого не понимаешь, поскольку ты высокомерная, самовлюбленная шкодливая скотина. – Я надавил еще сильнее. – А вот они понимают. – Другой рукой я указал на игроков. Все они смотрели на нас, но никто не вмешивался. – Каждый из них понимает. Они знают, что к чему. Они все знают, что ты в моей власти, – уже спокойнее добавил я. – Если ты, мелкий, будешь и дальше испытывать мое терпение, я не посмотрю, кто у тебя родственник, и из команды ты вылетишь. А если только ты окажешься рядом с этой девчонкой, тебя сам Бог не спасет.

Решив, что достаточно напугал отморозка и он понял мои доводы, я убрал пальцы с его горла и отошел.

– Ну что? – Я скрестил руки на груди, глянул на него и спросил: – Теперь тебе понятно?

– Угу, – прохрипел Ронан, продолжая метать в меня молнии.

Я не возражал.

Пусть мечет сколько хочет.

Он может сделать куклу вуду, похожую на меня, и сплошь исколоть иголками. Или до конца дней ненавидеть меня всем нутром. Мне было плевать.

Мне требовалось его подчинение.

– Я понял, – процедил он.

– Пай-мальчик. – Я с усмешкой потрепал его по щекам. – А теперь двигай отсюда.

Ронан что-то бормотал о своих дурных предчувствиях, но меня это уже не трогало. Пусть себе бормочет. Я отправился в опустевшую душевую, чтобы горячей водой ошпарить и смыть накопившуюся внутри злость.

– Джонни, можно тебя на пару слов? – спросил Кормак Райен, одиннадцатый номер, наш левый крыльевой.

Он вошел в душевую следом за мной. Я уже собирался снимать шорты. Услышав вопрос, я резко обернулся и раздраженно посмотрел на него.

– Это может подождать? – напряженно, сквозь зубы спросил я, смерив его взглядом.

При виде Кормака утихшая злость вспыхнула снова. Я прекрасно знал, о чем он намерен говорить. Точнее, о ком.

О Белле.

Говорить следовало несколько месяцев назад.

А сейчас, да еще при моем настроении, шансы на то, что мы ограничимся разговором, были невелики.

Похоже, Кормак это понял, поскольку кивнул и отошел к двери.

– Ладно, не буду мешать, – ответил он, сглотнув. – Поймаю тебя в другой раз.

– Да, – равнодушно бросил я, провожая его взглядом. – Как-нибудь.

Я тряхнул головой, разделся и зашел в душевую кабину.

Повернув на себя хромированную лейку душа, встал под ледяную воду и ждал, пока она нагреется.

Уперся ладонью в кафельную стену, опустил голову и сокрушенно выдохнул.

Новой разборки мне не надо.

Первостепенно провести сезон без неприятностей, даже в этой сраной школьной лиге.

Драки с товарищами по команде не улучшат мою репутацию.

Хотя кулаки чешутся.

Когда я вылез из душа, парни давным-давно разошлись по урокам. В раздевалке я остался один.

На занятия я не торопился: предпочел набить желудок едой и добавить сверху протеиновый смузи. То и другое у меня было с собой.

Только закончив есть, я заметил лежащий на сумке голубой пакет со льдом. К пакету была прикреплена записка: «Охлади яйца, Кэп».

Долбаный Гибси.

Мотнув головой, я снова плюхнулся на скамейку, завернул пакет со льдом в старую футболку, распахнул полотенце и сделал ровно то, что было написано.

Закончив морозить яйца, я нашел лучшее время, чтобы уделить внимание своим хроническим травмам, больше всего из которых беспокоил жуткий шрам в паху.

Кожа там набухла, горела, чесалась и выглядела просто отстойно.

Получить травму и продолжать играть – обычное дело для парня в моем положении. Я держался восемнадцать месяцев, и все это время мне становилось только хуже. Наконец я перестал упираться и в декабре согласился на операцию.

Провести четыре дня в больнице, лежа на спине и корчась от боли, потому что подцепил инфекцию, было уже херово, но последние три недели послеоперационной реабилитации стали сущей пыткой.

Врач утверждал, что мое тело успешно выздоравливает. Он выписал меня, разрешив тренироваться и играть; в основном потому, что я нагло соврал о своем состоянии, но кровоподтеки и неестественный цвет кожи вокруг моего «хозяйства» надо было видеть.

И там все адски болело.

Член, яйца, пах, ляжки.

Все вопило от боли.

Каждую секунду.

Не знаю, что причиняло яйцам больше боли: травма или необходимость кончить.

Помимо родителей и тренеров о подробностях операции знал только Гибси. Отсюда и его пакет со льдом.

Он был моим лучшим другом с тех пор, как мы переехали в графство Корк. Этот переросток с лохматыми каштановыми волосами имел склонность трахать девиц из школьной администрации, а от его пофигизма меня корежило, но я знал, что могу на него положиться.

Он умел держать язык за зубами – потому я ему все и рассказал.

Иначе бы и рта не раскрыл.

Рассказывать о подробностях любой травмы всегда опасно, верный путь сделать больное место мишенью для команды соперников.

И, кроме того, об этой травме говорить было стыдно.

По природе я уверенный в себе человек, но ходить с неработающим членом и не знать, когда это закончится, значит подвергать самооценку серьезному испытанию.

Я уже счет потерял медицинским спецам, которые за последний месяц тыкали в мои яйца и мяли их; разумеется, никакого удовольствия мне это не доставляло.

После операции я оклемался быстро. Проблема была в другом: каждая эрекция сопровождалась чудовищной, обжигающей болью.

Это знание досталось мне очень тяжело. Все случилось в одну из суббот, после сраного порномарафона, в результате которого меня отвезли в неотложку. Та еще поездочка.

Было это накануне Дня святого Стефана^[18], через десять дней после операции. С самого утра я скулил от жалости к самому себе. А парни без конца слали мне эсэмэски и спрашивали, приду ли я в паб. Поэтому, улегшись в кровать, я включил порнуху, чтоб утешиться.