– Какие разговоры? – вызверился я, чувствуя, как внутри закипает необъяснимый гнев.

Я не мог въехать, откуда этот гнев. Но он был, причем сильный, и я чувствовал себя полоумным.

– Насыщенные интересом, – спокойно объяснил Гибс. Мне бы сейчас его спокойствие. – И большим интересом. – Он снова наклонился к сумке, вытащил белую рубашку и стал надевать. – Если ты случайно не заметил – а судя по реакции, ты заметил, – девка просто супер.

Все с тем же спокойствием он застегивал рубашку.

Зато я весь дрожал от скопившейся энергии, которую требовалось извлечь из тела и побыстрее.

– Красивая новенькая; естественно, парням стало… любопытно, – добавил Гибс, тщательно подбирая слова. – Новенькие всегда интересные. – Он помолчал и, улыбаясь, добавил: – А красотки еще лучше.

– Разговоры прекращаются, – прорычал я, взбудораженный тем, что в команде болтали о ней.

Я видел это в ее взгляде.

Слышал в голосе.

Эту уязвимость.

Она не похожа на других.

Она другая.

Я знал ее всего час, но чувствовал, что здесь надо будет разобраться.

С Шаннон Линч что-то случилось; что-то очень плохое, раз ей пришлось менять школу.

И мне это не нравилось.

– Понято, – усмехнулся Гибси, затягивая петлю на своем красном галстуке. – Удачи тебе, бро.

– Ей пятнадцать, – угрожающим тоном произнес я, напрягаясь еще сильнее.

В марте исполнится шестнадцать, но это ничего не меняет.

Целых два месяца она будет пятнадцатилетней.

– Она еще маленькая, – добавил я.

– И это говорит дебил, который с первого года учебы здесь сует свой член во все, что движется, – язвительно усмехнулся Гибси.

Тут Гибси попал в точку.

Так оно и было. Невинности я лишился в первый год с Лореттой Кроули – которая была на три года старше меня и опытнее на целую жизнь – после занятий, за школьными хозяйственными корпусами.

Да, и это получилась настоящая катастрофа.

Я психовал, двигался неловко, понимая, что еще слишком юн, чтобы совать член куда-то, кроме собственной руки. Но наверное, все сделал правильно, потому что Лоретта несколько месяцев подряд с удовольствием уединялась со мной в том же месте. Потом я начал тренироваться и отказался от встреч.

Хотите знать, какой тип девчонок меня привлекал? Мне было без разницы, блондинка или брюнетка, пышка или худышка.

Я предпочитал девиц постарше; все, с кем я встречался, были старше минимум на пару лет.

Иногда намного старше.

Это был не фетиш или типа того.

Мне просто нравилось, что девчонки постарше привносят в отношения ауру без драмы.

Мне было приятно с ними, а без них – еще приятнее.

Это не значит, что меня совсем не интересовала партнерша.

Интересовала.

И пока мы были вместе, я оставался ей верен.

Я не трахался со всеми подряд.

Если девчонке хотелось эксклюзива, без всяких условий, то я с удовольствием шел ей навстречу. В отличие от большинства парней меня не привлекали охота и преследование. Если какая-то девица рассчитывала, что я начну за ней бегать, она напрасно теряла время. И сейчас я вообще не годился на роль бойфренда. Не то чтобы я не хотел быть с кем-то, просто у меня не оставалось времени на регулярные свидания и все такое прочее.

Я был слишком занят.

Еще одна причина, почему я предпочитал девушек постарше.

Они не ждали от меня чудес.

Например, сейчас я развлекался с Беллой Уилкинсон, шестигодкой, мы встречались с прошлого апреля.

Сначала Белла понравилась мне тем, что она не таскалась за мной по пятам. Ей было девятнадцать (то есть на пару лет больше, чем мне), и она не ставила передо мной невидимую планку, которую я не мог или не хотел взять. После наших встреч я спокойно уходил и сосредотачивался на регби, а она оставляла меня в покое.

Однако через несколько месяцев я вдруг понял: Белле интересен вовсе не я сам.

Ей нравилась вся эта дребедень с моим особым положением в школе.

Беллу интересовал только статус, и к тому времени, когда я это понял, мне уже было слишком удобно и слишком лениво что-то менять.

Она хотела мой член.

Вот так.

Ладно, мой член и мой статус.

Ожидания Беллы сводились к одному, ее требования – тоже. На то и другое меня более чем хватало еще каких-то пару месяцев назад.

В начале ноября я получил травму, перенес операцию и с тех пор пальцем не притронулся к Белле – мне даже смотреть на нее было больно, не то что укладываться с ней в постель. Но суть в том, что, когда такое происходило, для меня это был только секс.

Стабильные оргазмы.

Где-то в подсознании я понимал: это нездоровый подход к жизни и общению с противоположным полом, и наверное, я пресытился, но, когда живешь в мужском мире, мальчиком оставаться трудно.

Надо учесть, что я играл в регби на таком уровне, где в команде были мужчины гораздо старше меня.

Разговоры, которые там велись, тоже предназначались для мужчин гораздо старше меня.

И женщины там тоже были для мужчин гораздо старше меня.

Женщины, а не девчонки.

Господи, да если бы мать знала хотя бы о половине женщин, предлагавших себя мне (взрослых женщин), она бы вытащила мою задницу из Академии и держала бы дома под замком, пока мне не стукнет двадцать один.

В каком-то смысле у меня украли детство; и все потому, что я умел играть в регби.

Я повзрослел очень быстро, принимая на себя роль мужчины, когда только-только вылупился из мальчишек. Меня тренировали, толкали вперед, на меня давили и учили выигрывать.

У меня не было детства и общения со сверстниками.

Вместо них – возложенные на меня ожидания и карьера.

Секс – это вознаграждение, которое я себе позволял за то, что… был хорошим.

За то, что все остальное держал под контролем.

За то, что благодаря железной воле и безупречному контролю балансировал между школой и спортом.

Я не был исключением.

В команде Академии только двое игроков обзавелись постоянными подружками, остальные вели себя не лучше меня.

На самом деле даже хуже.

Я проявлял осторожность в таких делах.

Они – нет.

– Мы говорим не обо мне, – сказал я Гибси, возвращаясь в сегодняшний день и чувствуя, как растет гнев. – Она совсем ребенок, слишком маленькая для всех вас, озабоченных кабанов. Все, кто здесь находится, обязаны с этим считаться.

– Пятнадцатилетняя для тебя ребенок? – смущенно произнес Гибси. – Что за пургу ты несешь, Джонни?

– Пятнадцать – слишком юный возраст, – рявкнул я, досадуя на них и самого себя. – И это незаконно.

– А-а, – понимающе улыбнулся Гибси. – Понимаю.

– Да ни хрена ты не понимаешь, Гибс, – огрызнулся я.

– С каких это пор тебя интересует, чем мы занимаемся?

– Меня не интересует, делайте что хотите и с кем хотите, – горячо произнес я. – Только не с ней.

Гибси заулыбался во весь рот с явным намерением приколоться:

– Еще пара таких фраз – и я начну думать, что ты залип на эту девчонку.

– Я не трахаюсь направо и налево, – бросил я, проглотив его наживку.

– Расслабься, Джонни, – вздохнул Гибси. – Не планировал я к ней подкатывать.

– Ладно, – выдохнул я, только сейчас заметив, что задержал дыхание.

– А вот за остальных не скажу, – добавил он, указав большим пальцем за спину.

Оцепенело кивнув, я переключил внимание на шумную раздевалку и встал. Возбуждение так и перло из меня.

– Слушайте все, – прорычал я, привлекая внимание. – Насчет девицы, которая была сегодня на поле.

Я дождался, пока мои подопечные угомонятся. Потом еще подождал, пока до них дойдет, о ком я говорю. А дальше меня прорвало:

– Все помнят, что там было? Это стремное позорище для кого угодно, особенно для девочки. Поэтому я не хочу, чтобы вы трепались об этом в школе и после школы. – В моем тоне появились угрожающие нотки. – Если до меня дойдет, что кто-то из вас чесал языком про нее… Короче, понятно, что будет.

Кто-то хихикнул, и я вызверился на виновника.

– У тебя, Пирс, две сестры, – резко напомнил я, глядя на покрасневшего хукера^[17]. – Как бы ты себя чувствовал, случись такое с Мэрибет или Кейденс? Хотелось бы тебе, чтобы парни болтали о ком-то из них?

– Нет, конечно. – Пирс покраснел еще гуще. – Извини, Кэп, – пробормотал он. – От меня ты ничего подобного не услышишь.

– Умница, – кивнул ему я и продолжил разговор с командой: – Про то, что произошло с ее одеждой, – никому ни слова. Ни друзьям, ни любимым мягким игрушкам. Улетучилось. Стерлось. Вообще никогда не случалось. И раз мы затронули эту тему, вообще не заговаривайте с ней, – добавил я, войдя в раж. Этого я требовал уже по чисто эгоистичным причинам, о которых не позволял себе особо задумываться. – Никаких замечаний на ее счет. Вообще не смотрите в ее сторону.

Игроки постарше только покивали и продолжили делать то, что делали до моего выступления. Ребята молча показывали, что я уделяю событию слишком много внимания.

Но долбаный Ронан Макгэрри с его поганым ртом не собирался униматься.

Я не любил этого парня, просто реально не выносил.

Ронан, шумный, трепливый третьегодок, расхаживал по школе словно царь горы.

В этом году он стал лишь еще наглее, после того как Ронана включили в старший состав команды вместо Бобби Рейлли: тот получил травму передней крестообразной связки колена и был вынужден досрочно завершить сезон.

Макгэрри, средненький регбист (и то с натяжкой), играл в полузащите в этом сезоне и на поле становился настоящей занозой у меня в заднице.

В нашу команду он попал только потому, что его мать была сестрой коуча. Талантом там и не пахло.

Я с удовольствием осаживал его при любой возможности.

– А это еще почему? – выкрикнул он теперь из противоположного конца раздевалки. – Ты ее застолбил, что ли, Кавана? – Подзуживаемый парой дружков из числа запасных, этот блондинистый говнюк продолжил: – Кавана, она твоя или как?

– Уж точно не твоя, членосос, – не раздумывая, крикнул я в ответ. – Про тебя вообще речи не было. – Я смерил его взглядом и с показным недовольством добавил: – Ты для меня не проблема.

Несколько парней взвыли от смеха, потешаясь над Макгэрри.

– Да пошел ты! – огрызнулся он.

– Ой, больно! – Я изобразил гримасу боли, затем улыбнулся ему во весь рот. – Так больно, сил нет.

– Она в моем классе, – выкрикнул Ронан.

– Как тебе повезло! – Я захлопал в ладоши. Услышанное мне очень не понравилось, но я скрыл раздражение за изрядной порцией сарказма. – Тебе выдать за это медаль или ценный приз?

Потом я снова обратился к игрокам:

– Парни, она совсем молоденькая. Слишком маленькая для любого из вас. Так что держитесь от нее подальше.

– Ко мне это не относится, – подал голос юный отморозок. – Она со мной одного возраста.

– Нет. В твоем случае дело не в возрасте, – спокойно парировал я. – Она слишком хороша для тебя.

Над Макгэрри снова захохотали.

– Кто хочет, тот может признавать тебя за школьного бога, – прорычал Ронан. – Но насколько я понимаю, у всех на эту дичь равные права. – Выпятив грудь, словно самец гориллы, он с ухмылкой посмотрел на меня. – И если мне захочется, я эту девчонку поимею.

– Дичь? – с жестоким смехом переспросил я. – Поимеешь, если захочется? Мелкий, да ты в каком мире живешь?

Щеки Ронана порозовели.

– Я живу в реальном мире, – зло ответил он. – В том, где люди, чтобы получить желаемое, вынуждены работать. Им это не преподносят на блюдечке только потому, что они состоят в Академии.