Железнодорожная насыпь была отделена от земли широкой полосой воды, собравшейся под ней. Жители общины использовали железную дорогу для своих целей, а потому брод был разведан. Опираясь на палку, Кирилл преодолел его, погружаясь иногда почти по пояс. Глубже было нельзя. Котята в ящике начинали испуганно верещать.

– А вы как хотели, малышня? – Кирилл снял ящик и поставил его на щебень насыпи. Лямки начали натирать плечи. – Осталось всего ничего, начать и закончить.

Он помахал руками, разгоняя кровь к пережатым частям тела. Серая полоса дороги бесконечной линией терялась за горизонтом. Катастрофа сильно искривила её, порвала и загнула рельсы, но всё равно рукотворное творение являлось самым удобным способом добраться туда, куда нужно.

– Сегодня четверг, а это лучший день для начала новых дел, – поучительно произнёс Кирилл, обращаясь будто бы к котятам, но на самом деле к себе, чтобы подбодриться.

Ему стало немного страшно от ощущения одиночества, вызванного пониманием собственной незначительности на фоне грандиозности природы. Прежде человечество не чувствовало её, когда было многочисленнее. Раньше путь до города занял бы два часа поездом, а вся природа представлялась мельтешением картинок за окном. Зато сейчас это было путешествие с неясным финалом, неопределённым сроком и множеством неожиданных ситуаций.

– Идите вы куда подальше, – ответил Кирилл своим мыслям вслух.

Закинул за спину ящик под испуганные вопли котят и направился на восток, в сторону столицы степного края, Оренбурга. В прошлом году, после всех событий, во время которых природа пыталась уничтожить всё живое, окрестности монастыря в радиусе двадцати-двадцати пяти километров были сплошь исхожены, так что Кирилл примерно представлял, что ждёт его на таком расстоянии.

Обильная на влагу весна внесла свои коррективы в эти знания, но железнодорожной насыпи, как хотелось верить путешественнику, это особо не коснулось. Щебень зашумел под его тяжёлой поступью. Кирилл настроился на то, что идти придётся долго, и решил, что скоротать время он поможет себе чтением молитв по памяти.

Тихим голосом начал нашёптывать их, помогая себе погрузиться в состояние лёгкого транса, когда время идёт быстрее, а организм становится выносливее. Он не забывал смотреть по сторонам, чтобы запоминать путь в надежде рассказать о нём по возвращении в общину.

Прошло, наверное, часа два. За это время Кирилл остановился лишь однажды, чтобы сделать несколько глотков воды. От постоянного шептания во рту пересыхало. Он удалился от монастыря достаточно далеко, миновал соседнюю деревню и вышел к первому оврагу. Вернее, овраг находился здесь до катастрофы. Сейчас это была огромная промоина, образовавшаяся идущей с холмов водой. Часть насыпи, метров сто, снесло потоком.

Кирилл тяжко вздохнул, понимая, что преодолеть коротким путём этот участок не получится. Надо было выбирать: идти влево, чтобы обойти овраг по полям, либо вправо, по возвышенностям. И в том и в другом случае было неясно, как далеко придётся уйти от насыпи, чтобы преодолеть размытые водой территории.

В итоге он выбрал левую сторону, решив, что земля на полях более рыхлая и пологая и там будет топко. После схода снега таких мест стало намного больше, и они пугали своей маскировкой под обычную грязь. На самом же деле они походили на болота, провалившись в которые самостоятельно можно было и не выбраться. Многие такие топи исторгали газ, который не давал крупным частичкам земли оседать, поддерживая их в необычном физическом состоянии газированной грязи. В них тонуло даже дерево. Однако чтобы попасть в такую ловушку, надо было быть совсем слепым.

Кирилл спустился в воду, проверяя перед собой глубину. Поиск брода отнял время. Когда вода поднималась до поясницы, из-за спины начиналось хоровое пищание, помогающее Кириллу понять, что он достиг критического уровня. Он выбрался на берег и несколько раз поскользнулся на грязной жиже, снова вызвав недовольные кошачьи вопли.

– Терпите ребята, мы ещё недалеко ушли. Сейчас выберемся на насыпь, и я вас покормлю, чтобы вы уснули и не визжали так.

Кирилл шёл вдоль широкой промоины, виляющей между естественными перепадами высот ландшафта, и всё не решался ступить в грязь. Будь он не один, был бы смелее, но тут приходилось включать осторожность на полную. Злой иронией показался бы ему случай, потони он в десяти километрах от общины. Промоину перешёл там, где на поверхность выступала почвообразующая порода, не таящая никакого подвоха. Перескочил по рыжим пятнам песчаника, встряхивая во время прыжков свой орущий груз.

– Ну вот, мурзики, мы и перешли. – Кирилл направился к насыпи, довольный тем, что препятствие удалось преодолеть без особых проблем, кроме потерянного времени.

Кирилл не спешил. Наоборот, ему хотелось созерцательного путешествия. Он провёл слишком много времени в пещерах и теперь желал находиться на поверхности.

– Успею ещё полежать под землёй, – сообщил он котятам.

К насыпи вела дорога, которая позволила ему забраться на неё, не замочив ног и не потревожив живой груз. Кирилл, как и обещал, устроил завтрак, хотя по времени это мог быть и обед. Кошки без всякого возмущения ели варёные и высушенные пшенично-грибные кубики, напоминающие комбикорм, но с грибным привкусом. Кирилл ел те же кубики и запивал их водой. Еда, если учитывать, что сейчас её вообще неоткуда было взять, казалась верхом кулинарного искусства. Правда, от неё часто пучило, но на удалении от людей это нельзя было считать особым недостатком.

Котята успокоились и начали сонно жаться друг к другу. Кирилл посмотрел на них с умилением и постарался осторожно закинуть ящик себе на плечи, чтобы не потревожить их сон. Животные не проронили ни звука.

Спустя час он наткнулся на состав, слетевший с насыпи во время катастрофы. В общине о нём знали. Жаль, что груз, который он перевозил, не выдержал испытание пеклом. Цистерны с топливом взорвались и сожгли всё, что было рядом. На месте бушующего пламени, поддерживаемого испаряющимся в двухсотградусной жаре топливом, остались оплавленные части цистерн и соседних с ними вагонов. Локомотив тоже загорелся, но из его двигателей всё же удалось набрать моторного масла, послужившего на пользу общине.

Вагоны лежали на боку, до половины затопленные водой. Они обильно покрылись ржавчиной и совершенно слились с окружающим пейзажем. Природа поступала со всем имуществом, созданным людьми, так же, как и с мёртвой плотью, стараясь разложить и пустить в оборот. Кириллу, в отличие от многих жителей общины, это казалось естественным. Цивилизация ушла, а с ней должно уйти и напоминание о ней. Так было правильно. Следующая попытка построить мир должна начинаться на собственных знаниях и уроках, не копируя прежний опыт.

Природу оживляли чудесным образом сохранившиеся островки зелени. Глядеть на них было неимоверно приятно. В тёплом и влажном климате трава тянулась к солнцу нежными сочными стебельками. По мнению Кирилла, вопрос восстановления растительного слоя должен был занять несколько лет. Через десять лет даже деревья могли стать высокими. С животными всё обстояло намного хуже. Они не могли пережить пекло, как семена, под слоем земли. Восстановление животного мира в очень усечённом от прежнего количестве видов могло растянуться на многие годы. Поэтому каждая кошка была на особом счету. Кирилл чувствовал, что пищащие за спиной котята – такое же будущее планеты, как и человеческая община.

Впереди показался подъём, следствие деформации, вызванной сейсмической активностью. Волна вывернула наружу породу, которая не смогла вернуться на своё место. В итоге образовался провал. На вершине подъёма виднелось скрученное железнодорожное полотно. Металл разорвало так стремительно, что он свернулся после разрыва в полукольцо. Выглядело это очень внушительно, и будь у Кирилла способность к рисованию, он обязательно написал бы картину с названием в стиле «Апофеоз человечества».

Провал курился дымком, чего за ним не замечали прошлым лётом. Там была просто дыра в земле, без всяких побочных явлений. Кирилл, не доходя до него полкилометра, остановился. Он никак не мог понять, откуда берётся этот дым или пар, и это незнание пугало его. Ему казалось, что любое явление, появившееся после катастрофы, не имеющее очевидного объяснения, априори является опасным. С другой стороны, он, как первопроходец, должен был понять его причину и рассказать об уровне опасности жителям монастыря.

Кирилл направился к провалу, принюхиваясь к воздуху. Ветер гнал белый столб не то пара, не то дыма в сторону, и потому никакого запаха он не почувствовал. Вдруг метров за пятьдесят его живой груз, как по команде, начал пищать. Кирилл замер. Это точно был знак, кошки учуяли что-то плохое. Идея лезть на край ямы отпала.

Пришлось спуститься с насыпи и обойти воронку стороной, чтобы ветер гнал испарения от него. Котята молчали. Набравшись смелости, Кирилл приблизился к провалу, благо земля здесь была твёрдой и почти сухой. Он остановился метров за десять от его края. Кошки начали проявлять активность, когда он и сам почувствовал неприятный кислый запах и увидел жёлтый налёт на каменных отвалах.

Однозначно, из недр извергался пар, а не дым, что говорило о появлении под землёй горячего источника. А вот причину его появления Кирилл никак не мог понять. Для него гейзеры существовали исключительно на Камчатке, в местах, где вулканическая активность была обыденным явлением. В здешних краях никто слыхом не слыхивал о подобных явлениях. Даже с учётом катастрофы считалось, что подобное не повторится в ближайший миллион лет.

Однако Кирилл видел то, что видел. Он даже чувствовал, как земля под ногами мелко вибрирует, будто под ней набирают силу могучие процессы. Страх и неугомонные котята заставили поскорее убраться подальше от опасного места. Наверняка жители общины не поверят ему на слово, посчитав, что он героизирует свои приключения для красочности повествования. Он, конечно, не собирался рассказывать о том, каким нудным и долгим был его поход в Оренбург и обратно, но и напропалую врать не собирался.

Открытие взволновало его осознанием того, что испытания пока не закончились. Под землёй ещё происходит что-то необъяснимое, пугающее и заставляющее проявлять чрезвычайную осторожность. Природа буквально вынуждала человека учиться быть наблюдательным. А он отторг её, не желая в своём высокомерии самопровозглашённого царя природы наблюдать за ней. Именно это качество больше всего пострадало у человека цивилизованного, который желал только того, чтобы она обслуживала его интересы. А вот теперь волей-неволей приходилось переучиваться и занимать издавна положенное ему место.

Кирилл уже успел научиться кое-чему, а такую вещь, как скорый дождь, он предугадывал по первым признакам изменения состояния воздуха, задолго до появления в небе тяжёлых тёмных облаков. Дождь был не самым худшим испытанием. Когда его фронт приблизился, Кирилл отошёл подальше от рельсов, служивших приманкой для молний, сел на свой заплечный ящик и укрылся куском палаточной ткани. Он даже задремал под мерный шум бьющих по ней капель.

Когда дождь закончился, Кирилл увидел, что наступил вечер. Он прошёл ещё километра два и встал на ночёвку. Ноги с непривычки тряслись, плечи натёрло ремнями. Тело буквально молило об отдыхе. Кирилл перекусил кубиками, накормил кошек и даже выпустил их немного размяться. Шерстяные комочки, принюхиваясь к воздуху розовыми носиками, старались особо не разбегаться от человека. Воздух в ночь немного похолодал, и котята стали жаться к ногам Кирилла в поиске тепла.

Он снова убрал их в ящик. Вынул оттуда одну из стенок, специально задуманную для использования в качестве постели, и уложил на щебень железнодорожного полотна. Дощечка была коротка, ноги лежали на земле, но Кириллу было плевать. Он укрылся с головой палаточной тканью и крепко уснул.