В зале повисла пугающая тишина. И только кто-то из чиновников нервно постучал ручкой – так звучит, когда всё привычное начинает рушиться.

Шатунов откинулся в кресле, как бы завершив мысль. И этого было достаточно, чтобы стало ясно: он знает, кого предложит. Просто пока не говорит.

2

Город загудел к вечеру – как тонкий провод под напряжением.

У остановок, в магазинах, на кухнях с синими пластиковыми скатертями обсуждали только одно:

Куда пропал мэр?

Версии множились, как сорняки.

– Сбежал, – уверенно говорила продавщица в хлебном. – Боялся, что его снимут за развал города. Точно уехал за границу.

– Да что ты, – отвечал ей пенсионер с тележкой. – Его… этого… убрали. Не выдержало сердце. Или авария – там трассу опять не ремонтировали.

– Не-а, – шептал пацан у подъезда. – Я слышал: ночью видели машины у администрации. С мигалками. И его увозили.

– Врёшь всё, – вмешивалась соседка, – его в лесу нашли.

Каждый день – новая легенда. Каждый час – новая версия.

Никто не знал правды. И от этого становилось ещё страшнее.

Город жил в ощущении, что руль машины сорвался, а водитель исчез, оставив всех на заносе.

3

Кирилл брёл по городу без цели – руки в карманах, взгляд в асфальт, дыхание короткое, будто лёгкие не до конца раскрываются. Вторые сутки он пытался найти работу хоть где-то: в магазинах, на доставках, у входов в офисы и кафешки. Но город, казалось, одновременно выдохнул и замолчал: заказов нет, люди не нужны, «мы сами едва справляемся».

У «Спара» стоял мужчина лет сорока с ящиком яблок – домашняя торговля, которой раньше никто никогда не занимался. Теперь – пожалуйста. Он выкрикнул Кириллу:

– Работа ищешь?

Кирилл остановился. Сердце дрогнуло чуть-чуть, но сразу затихло.

– Какая?

– Помочь загрузить пару мешков. Сотка.

– Беру.

Мужчина отвернулся к телефону, взял трубку и секундой позже крикнул:

– Уже нашли.

Кирилл даже не ругнулся – просто пошёл дальше.

Центр города был таким же пустым, как утром сразу после коммунальной аварии: машины – редкие, люди – какие-то чужие, тени – длинные, словно наступал не вечер, а конец света. У витрины закрывшегося парфюмерного магазина стояли два бывших курьера – с одинаковыми зелёными рюкзаками, только рюкзаки уже пустые, помятые, словно грустные панцири.

– Сегодня вообще ноль, – говорил один второму. – Я три часа ловил, ни одной заявки.

– Да какой «ноль», – вздохнул другой. – Ноль был вчера. А сегодня минус.

Они засмеялись, но смех был тяжёлым, как будто они пробовали им согреться.

Кирилл прошёл мимо. Они даже не узнали его: выглядели так же потерянно, как он.

4

Весь город уже только и говорил о мэре – и слухи звучали иначе, если слушал их человек вроде Кирилла, уставший, вымотанный, без дохода. Они были липкими, как дождь, налипающий на одежду.

Возле ларька с шаурмой два подростка спорили:

– Я тебе говорю, сбежал! Денег набрал – и тикать.

– Ага, тикать… Если бы сбежал, уже бы объявили.

– Вообще-то не обязаны! – уверенно сказал первый. – Моя тётя в администрации работает. Там ей и половину не говорят.

Кирилл прошёл мимо, а запах жареного лука ударил в голодные стенки желудка. Денег не было даже на шаурму.

Дальше у остановки женщина в шубе – дорогой, но уже выцветшей – спорила с водителем маршрутки:

– Я слышала, что мэр погиб!

– С чего вы взяли? – устало спросил водитель.

– Да люди говорят…

Кирилл поймал её взгляд – она смотрела на него с ужасом, будто он тоже что-то знает.

А он не знал ничего. Ничего, кроме того, что город рассыпается, как старый хлеб, который сжимают слишком сильно.

5

С каждым шагом Кирилл всё отчётливее чувствовал: город стал другим. В нём больше не было привычного гула – того ровного, знакомого шума, который всегда стоит над улицами. Исчезли голоса курьеров, визгливые звонки велосипедов, стук дверей служб доставки, которые давно стали частью пейзажа.

Теперь – пустота. Тишина.

И люди, которые шепчутся только о плохом.

Ни у кого нет денег. Ни у кого нет работы. Ни у кого нет уверенности.

Кирилл остановился у тротуарного бордюра, посмотрел на холодное небо, где тускло висела луна – как погашенная лампа.

И ему впервые стало страшно не за родителей, не за долги, а за то, что город может умереть. Что всё вокруг – дома, улицы, люди – это не декорации, а хрупкая система, которая сейчас трещит.

Он подумал: «А что, если всё рушится по-настоящему?»

Но ответов не было. Был только ветер, гонящий по улице пластиковый стаканчик.

12

В городском Совете пахло старой бумагой, пережаренным кофе и напряжением. Последнее заседание оставило в коридорах густой след недосказанности: никто так и не понял, исчез ли мэр навсегда или вернётся завтра, как будто просто вышел за хлебом.

Секретари переглядывались, начальники отделов говорили шёпотом, а в приёмной у окна сидел главный кадровик – Зиновий Семёнович, человек, который давно перешёл грань служебного сарказма и жил преимущественно на его территории.

Толстые очки съезжали ему на нос, галстук был криво завязан, а лицо выражало ту самую смесь скуки и вселенской мудрости, как у кота, который за свою жизнь пятьсот раз видел одни и те же человеческие ошибки.

Он листал папку «Кадровые решения – чрезвычайные», попутно бурча под нос:

– Ну всё, ребятушки… Докатились. До-ка-ти-лись. Вакансию мэра скоро через «Авито» размещать будем… А что? Опыт желателен, но не обязателен. Трудоустройство по ТК, соцпакет – гречки по карточкам и доступ к бункеру.

Он ухмыльнулся собственным мыслям и черкнул что-то в блокнот: «Пошутить на обеде: "Мэр – профессия будущего. Будущего тридцатых годов"».

Дверь открылась тихо, но присутствие вошедшего сразу сменило атмосферу. Алексей Генрихович Шатунов – председатель Совета, временно исполняющий обязанности мэра.

Строгий костюм, аккуратные движения, лицо спокойное, но глаза – живые, слишком живые. Как будто внутри них вращались какие-то внутренние механизмы, которые никто не видел, но все ощущали.

– Зиновий Семёнович, – произнёс он мягко, с едва заметным нажимом, – нам нужна вакансия.

– Разумеется, – кивнул кадровик. – «Мэр исчез». «Город ищет нового». «Подходят кандидаты от сорока до бесконечности». Хотите, сделаю романтично – «быстрый карьерный рост»?

Шатунов сдержанно улыбнулся, словно позволил себе ровно один миллиметр человеческой эмоции.

– Не мэра, – спокойно сказал он. – Главы временной рабочей группы.

– Рабочей группы?.. – кадровик приподнял бровь. – Это которой?

– На вчерашнем заседании придумали? Которая будет руководить всем, пока… э-э… пока мы не проясним ситуацию.

– Пока-пока… – запел Зиновий Семёнович и захлопнул папку. – И что, есть кандидатуры?

– Есть одна, – ответил Шатунов, проходя к окну. – Горожанин.

– Горожанин? – переспросил кадровик. – Какой именно?

– Неважно, – протянул Алексей Генрихович задумчиво. – Важно, что из народа. Человек, который чувствует город, живёт в нём, понимает его дыхание. Нам нужен такой. Сейчас – особенно.

Кадровик сморщился, будто попробовал что-то кислое:

– То есть, вы хотите, чтобы я… опубликовал вакансию… для случайного прохожего?

– В определённом смысле, да.

– Прекрасно! Лучше идеи я не слышал со времён, когда мы вводили должность «заместителя по взаимодействию с заместителями».

Он рассмеялся, сам же первым и оценив шутку.

– Ладно, – вздохнул Зиновий Семёнович, отодвигая клавиатуру. – Давайте подумаем. – Он щёлкнул пальцами. – Так… «Требуется руководитель временной рабочей группы».

– Запишите, – сказал Шатунов, глядя куда-то вдаль. – «Город рассматривает кандидатуры любых жителей, готовых взять ответственность».

– Так и написать?

– Да.

– «Опыт работы в управлении желателен, но необязателен»?

– Обязательно добавьте.

– Ох… – кадровик закатил глаза. – А может, ещё дописать «Знание Excel на уровне уверенного пользователя»?

Шатунов повернулся к нему так, будто не понял шутку. Или понял – но не показал.

– Главное, – тихо сказал он, – чтобы люди увидели: каждый может прийти. Мы должны дать надежду.

Кадровик хмыкнул:

– Ну, надежду – так надежду.

Похрустывая пальцами, он продолжил печатать, диктуя вслух:

– «Город приглашает активных, инициативных граждан. Нужен человек, способный принимать определенные решения в условиях неопределённости». – Пауза. – «Кандидаты от улицы – приветствуются».

Он остановился, повернулся к Шатунову:

– Может, перебор?

Алексей Генрихович взглянул на него долгим, чуть усталым взглядом.

– Нет, – ответил он. – Не перебор. Это – именно то, что нам нужно.

Когда документ был готов, кадровик откинулся на спинку стула:

– Ну всё, Алексей Генрихович.

– Что «всё»?

– Город официально сошёл с ума.

Он рассмеялся.

– И знаете что? Мне даже нравится.

Шатунов улыбнулся – едва, как тень, как намёк.

– Значит, публикуйте.

И вышел. Зиновий Семёнович покачал головой, пробормотав:

– Ну всё, деточки… Ждите. Сейчас что-нибудь да случится.

Он нажал кнопку «Опубликовать».

13

1

Утро началось с того, что телефон завибрировал где-то под подушкой, как пойманная муха. Кирилл, сонный, смятый, с тяжестью на лице, вытащил его и увидел в чате новость, пересланную Никитой:

«ГОРОДСКОЙ СОВЕТ ОБЪЯВИЛ ВАКАНСИЮ ГЛАВЫ ВРЕМЕННОЙ РАБОЧЕЙ ГРУППЫ. МОЖЕТ ПРИЙТИ КАЖДЫЙ»

Ни прелюдий, ни пояснений.

Город давно взорвался бы такой новостью, если бы ещё оставались силы на взрывы. Но сейчас – только вялые комментарии: смех сквозь тревогу, маты, мемы.

«Да хоть я пойду, – написал Никита. – Шучу. Хотя хрен его знает».

Кирилл долго смотрел на экран, будто пытался рассмотреть между пикселями какой-то скрытый смысл. «Каждый» – звучало так, как будто приглашали на бесплатную раздачу шавермы, а не на руководство умирающим городом.

Из кухни донёсся голос матери:

– Кири-и-илл! Ты опять новости читаешь? Лучше бы работу искал!

Отец буркнул что-то вроде:

– Работа ему… В клубе своей башкой тряс. Умник нашёлся.

Кирилл вышел к ним, почесав шею.

– Там, короче… вакансию опубликовали. Типа… можно прийти. Любой может.

Мать даже не повернулась:

– Пусть придут те, кто соображает. Ты-то там зачем? Ты же даже кофе нормальный сварить не можешь.

Отец добавил, очищая бутылку из-под минералки:

– Ага, пойдёт он. У нас там что, цирк?

Слова будто не били – стучали по-деревянному, тепло, привычно. Он даже не обиделся. Так в детстве говорили, когда он предлагал построить ракету из коробок.

– Просто интересно, – пробормотал он.

– Вот и смотри свои интересности дома, – мать махнула рукой.

Кирилл вышел из квартиры так тихо, будто уходил не на улицу, а из своей собственной кожи. Никита встретил его на углу, жуя хот-дог.

– Будешь ржать, но я подумал… – начал Кирилл.

– Нет, – перебил Никита. – Просто нет. Даже не говори.

– А чего?

– Потому что это фигня полная. Они возьмут какого-нибудь своего. Ты там даже чихнуть не успеешь – выгонят.

Кирилл пожал плечами:

– Просто гляну. Ну… вдруг.

Никита посмотрел на него долго, с жалостью, как на кота, который решил прыгнуть на стол, но промахнётся.

– Ты же понимаешь, что это не твоё?

– Я просто посмотрю.

И ушёл.

2

Городской Совет гудел, как улей, который не просыпался много лет и теперь внезапно тряхнул крыльями. У дверей стояли журналисты, которые ловили каждого, кто выглядел будто бы умнее средней температуры по городу.