Этому городу нужен новый мэр (страница 7)
Улыбка ширмы. Улыбка человека, который знает: отступать уже поздно.
16
1
Утро началось с трёх звонков подряд – первый из отдела планирования городской среды, второй от какой-то журналистки городского портала, третий от помощника помощника из PR-отдела. Кириллу толком не дали открыть глаза, как уже сообщили: сегодня он почётный гость на маленькой церемонии «символического начала благоустройства городского сквера», а потом – «обязательное посещение» спектакля в Доме культуры.
– А можно… не ходить? – робко спросил он.
– Нельзя, – отрезал голос в трубке. – Вы – лицо. Работайте лицом.
Поэтому в полдень он стоял у новой клумбы – точнее, у ещё не существующей клумбы, которую только обещали выкопать. Рядом – две лопаты с золотой краской на черенке и красная ленточка, которую держали два школьника. Кирилл пытался выглядеть важным. Получалось плохо.
– Улыбнитесь, Кирилл Ильич, – сказала журналистка, щёлкнув фотоаппаратом. – Ещё! Ещё шире! Отлично, вы чудесный материал!
«Материал» подумал Кирилл. «Ещё бы сказала – сырьё».
Он неловко поднял лопату. Земля оказалась твёрдой, как бетон: ничего не поддавалось. Он покраснел, попытался толкнуть сильнее, а лопата дрогнула и выскользнула у него из рук – упала, брякнув металлической частью об камень. Школьники хихикнули.
Фотограф радостно щёлкнул:
– Прекрасно! Очень человечно!
Кирилл мечтал провалиться под землю, которую он не смог даже слегка ковырнуть.
2
Дом культуры встретил его запахом пыли, старых кулис и чужих иллюзий
В холле толпились люди, обсуждая грядущий спектакль по Островскому «Волки и овцы». Кирилл не знал сюжета. Он в школе пропустил то занятие: болел, кажется, или прогулял – уже не помнил.
Организаторы усадили его в первый ряд, прямо по центру – как раз под софиты.
– Вы – высокое лицо, – пояснил администратор, протягивая ему программку. – Ваше присутствие должно быть заметным.
«Я бы предпочёл быть незамеченным», – подумал Кирилл, сжимая тонкую брошюру. Слова там были сплошной стеной – «мещанские страсти», «интриги», «заговоры», «обман» – всё это казалось одинаковым и бессмысленным.
Когда занавес открылся, на сцене стояла женщина в старинном платье. Она трагически воздела руки:
– Ах, Паратов, не травите мне душу!
Кирилл вздрогнул. Он смутно понял, что ему послышалось, и это, наверное, не Паратов, а кто-то другой – он ведь «Грозу» тоже путает иногда с «Волками и овцами».
Спектакль тянулся как густой сироп. Люди говорили громкими, наигранными голосами, а зал реагировал каждый раз, когда кто-то ловко вставлял шутку. Кирилл часто не понимал, почему смеются.
Особенно когда персонаж со жгучими глазами и острым носом кричал:
– Они – волки! Мы – овцы! Нас грызут, а мы молчим!
Зал радостно хлопнул. Кирилл тоже хлопнул, но с запозданием.
После финальной сцены ведущий неожиданно сказал:
– Сегодня среди нас присутствует наш новый… – он сделал паузу, будто подбирая слово, – …гражданский руководитель города! Кирилл Ильич, поднимайтесь к нам!
Свет ударил прямо в глаза.
«Нет. Нет-нет-нет», – мелькнуло у Кирилла. Он поднялся медленно, будто ноги налились свинцом. Подошёл к сцене, поднялся по ступенькам, чувствуя на себе сотни взглядов.
– Скажите пару слов зрителям, – улыбнулся ведущий, вручая ему микрофон. – Что думаете о спектакле?
Кирилл сглотнул.
– Спектакль… очень… – он поискал слово, – важный.
Зал молчал.
– Потому что, ну… как сказать… волки и… овцы… – он запутался, – это всё… актуально.
Смех прокатился тонкой волной. Кирилл покраснел.
– И… этот… Паратов… молодец.
В зале кто-то громко фыркнул. Ведущий наклонился к нему и шепнул:
– Тут нет Паратова.
Кирилл почувствовал, как горит его шея. Он попытался продолжить:
– Я хотел сказать… что… игра актёров… она… была… очень…
Он искал слово, но оно не находилось. Всё вылетело из головы: имена, сюжет, даже то, что говорили персонажи.
– …красивой, – выдохнул он наконец.
Смех стал уже слишком явным. Кто-то захлопал, но скорее издевательски, чем от восхищения. Кирилл хотел умереть на месте. Прямо там, на той сцене, рядом с декорацией, похожей на перевернутый забор.
Ведущий взял микрофон, мягко отодвинув Кирилла:
– Поблагодарим Кирилла Ильича за тёплые слова!
Зал смеялся уже почти дружно – он чувствовал это кожей.
Ночью в соцсетях появился новый мем: Кирилл на сцене, с растерянным лицом, подпись: «Когда пришёл быть лицом города, а стал его анекдотом».
Под другими фотографиями писали:
– «Высокий гость» не понял ни одной реплики!
– Мэр выходного дня продолжает радовать контентом!»
– «Паратов – наш новый герой городской политики!»
Кирилл сидел в своей комнате и смотрел на экран телефона, чувствуя, как что-то в груди опускается, тяжелеет, превращается в холодный комок. Работать лицом оказалось сложнее, чем он думал.
Гораздо сложнее.
17
Утро после спектакля началось с глухого, вязкого чувства провала. Вчерашний позор всё ещё стоял перед глазами – сцена, смех, микрофон, в который он выдавил «Паратов». Кирилл проснулся с мыслью, что лучше бы вообще не просыпался.
Телефон вибрировал без остановки: соцсети, мемы, два десятка сообщений от Никиты («братан, держись, я орал, но держись»), один – от мамы («ничего, всё пройдёт, просто не ходи больше на сцену»), и четырнадцать – из рабочих чатов администрации.
Он раскрыл первый.
Регламент обработки входящих запросов уровня 3,
потом «Памятка по учёту корреспонденции,
следом Порядок согласования решений с комитетом по ЖКХ,
а затем 34-страничный документ с названием «О внесении изменений в пункт 7.3.1 Положения о межведомственном взаимодействии».
«Это что?» – подумал Кирилл, листая PDF, где каждое слово звучало как ругательство.
Он пришёл в администрацию, как всегда, без подготовки и без завтрака. В отделе документооборота сидела сухая женщина с лицом, будто сделанным из наждачной бумаги.
– Вы Кирилл Ильич? – спросила она, не поднимая взгляда.
– Да.
– Распишитесь здесь. Здесь. Здесь. Вот тут. И вот тут тоже… Нет, не так. Переверните. Ну что вы делаете… – Она раздражённо вздохнула и забрала бумаги, словно он испортил её личное счастье. – Вам выдавали вчера памятку по документам?
– Я… ну… там много… – пробормотал Кирилл.
– Господи, – прошептала она так, чтобы он слышал. – Нас погубит не завод, нас погубят идиоты.
Кирилл сделал вид, что не расслышал.
Поток бумаг был бесконечным
Письма на подпись. Письма без подписи. Письма, требующие согласования. Письма, отправленные ему по ошибке. Груды бумаг, которые он должен «просто зарегистрировать». Объяснения по каждой запятой. Требования, что он должен поставить визу «по форме 2а», но не «по форме 2б», потому что «2б – это для входящих после 12:00 с причинным следствием».
Он спрашивал:
– Вы можете объяснить проще?
Ему отвечали:
– Мы объяснили проще.
Параллельно его отвлекал Шатунов В кабинет заглядывал то гонец, то секретарь, то курьер с запиской.
«Кирилл Ильич, возьмите на контроль». «Кирилл Ильич, ознакомьтесь срочно».
«Кирилл Ильич, это важный протокол». «Кирилл Ильич, это не имеет значения, просто держите в голове». «Кирилл Ильич, просили передать, что регламенты – это основа управления». «Кирилл Ильич, вот ещё один регламент, прочтите по возможности».
Каждый документ был длиннее предыдущего. К обеду он уже не понимал, где входящие, где исходящие, где копии, а где копии копий.
В какой-то момент он не смог найти собственную банковскую карточку мэра. Она лежала в стопке внутренних распоряжений, между «отчётом о расходах на бензин» и «сметой по ремонту тротуаров». Он понял это случайно, когда пытался стереть со стола следы от пролитого кофе.
А потом было главное – заседание Совета
Оно было назначено на 11:00. В 11:15 Кирилл ещё сидел в папке «входящие» и пытался отличить один формуляр от другого. В 11:27 позвонила секретарь Шатунова:
– Кирилл Ильич… вы скоро? Заседание началось.
– Какое? – спросил он совершенно искренне.
В трубке повисла тишина, похожая на недоумение, обиду и страх одновременно.
– Заседание Совета. С участием областных наблюдателей. Вас ждут.
Кирилл вскочил, опрокинул стул, уронил бумаги и выбежал из кабинета, не закрыв дверь.
К моменту, когда он добежал, заседание уже шло полным ходом. Он попытался тихо зайти, но дверь со скрипом распахнулась, и все головы повернулись на него.
Шатунов сидел в центре стола, идеально прямой, надменный, холодный. Его тонкие губы дёрнулись в «улыбке».
– Ах, Кирилл Ильич решил присоединиться, – произнёс он как-то особенно доброжелательно, что было опаснее любого крика.
Областной наблюдатель, мужчина в костюме цвета мокрого асфальта, склонил голову:
– У вас пунктуальность… такая же, как у руководства? Или вы – исключение?
Кирилл хотел что-то ответить, но слова не нашлись. Он сел в свободное кресло, а оно предательски заскрипело, как будто смеялось над ним.
После заседания в кулуарах депутаты обсуждали вполголоса:
– Если мэр так работает, ждите проверку…
– Может, областные и вправду вмешаются.
– Мы и так на грани.
– Это Шатунов его поставил, пусть сам теперь выкручивается.
– Да никого он не ставил, он же специально… тебя что, учить надо?
Они бросали взгляды на Кирилла – не злые, а скорее обеспокоенные, даже испуганные. Но он понимал: страх – не за него. За себя. За город. За свои кресла.
А он просто хотел дожить до конца дня.
Когда Кирилл вышел из здания Совета, воздух показался ему тяжёлым и вязким. Он впервые подумал, что должность – не шутка. И не игра.
И что Шатунов не просто его подставляет. Он его топит. Не резко, не открыто – а медленно, как в болоте, где каждое движение только ускоряет утопление.
Кирилл вдохнул поглубже. Страх становился постоянным фоном. А впереди была следующая глава – и он чувствовал, что хуже будет.
18
Следующее рабочее утро началось не с кофе, не с документов и даже не с нервного «а-а-а, где моя карточка?!». Утро началось со звонка в дверь.
Очень настойчивого