Все в них выдавало охотников-браконьеров. И зуд под тоненьким, мокрым от пота платьем намекал, что дичь – я.

Резко вогнав в землю единственный уцелевший каблук, я метнулась назад – к болоту. В объятия к кронозавру. Но влетела во вторую партию рогатых с черными повязками на плечах: меня поджидали и теперь загоняли в ловушку.

У этих «обвес» был помощнее. Кожаные жилеты на голое тело, потертые наручи с заклепками, крошечные колчаны на ремнях, пучки коротких стрел, оперенных красным пухом… Самый дальний от меня тип вытаскивал из кустов клетку, в какую могла бы уместиться рысь. Из-за ржавчины прутья тоже казались красными.

Полуголые «джентльмены» явно охотились на крупную тварь. А поймали меня. Хрупкую, помятую и перепуганную Машу-потеряшу.

– Вы не заигрались? – нервно спросила я, ощущая себя загнанной ланью в центре голодного прайда.

Прицокивая языками и издавая гортанно-рычащие звуки, представители племени «черных повязок» медленно меня окружали.

– Кричала. Звала. Пришли, – вкрадчиво сообщил тот, что с копьем. И покачал в воздухе оперенным наконечником.

Да, Маруся. Очень глупо было драть горло в чужом лесу, посреди жутких «голодных игр».

– Я тут случайно, ясно? – взволнованно переступая с ноги на ногу, прошептала я. Поправила ободранный край юбки, чтобы она полностью закрывала колени. – Я в ваши смертельные игры не играю. Просто заблудилась. Выход ищу. Пропустите, пожалуйста.

Глядя на их разукрашенные физиономии, увенчанные рожками всех мастей, хотелось жалобно скулить. Но вместо этого я распрямилась, натянула на шее голубую ленту и потрясла именным бейджем. Мол, видите? Переводчица я! Помощник в деловых переговорах.

На моем месте вообще должна быть Ирка!

К переговорам рогатые явно были не склонны. Они поглядывали на меня с такими умиленными мордами, словно встретить девушку в лесу – их тайная фантазия. Один даже облизывал подпиленные клычки, что-то там себе представляя.

– Попалась, сладкая, – вперед вышел узколиций мужик с тонкими кривыми рожками, отливающими болотной зеленью. – Полезай по-хорошему… Или уложим силой.

Дверца клетки с тоскливым скрипом распахнулась, демонстрируя мне ржавый крюк в «потолке» и моток гнилой веревки. У-у-у…

Не полезу! Пусть хоть как пытаются меня запихнуть!

Я раскинула руки в стороны, вбила подошвы поглубже в грязь и воинственно нахмурилась. С места не сдвинусь.

Сально усмехнувшись, рогатый с сеткой сделал два шага вперед.

– Не сломай ее, Тайко! Больно хрупкая, – рыкнул его коллега с кинжалом. – Мятую не продадим.

Они еще и продать планируют? Что за «из рук в руки», черт побери?

– Продадим, – уклончиво отбил сетконосец.

– Поломанная стоит меньше, – проворчал мужик, державший клетку. – А эту – глянь! – только отмыть, и можно на торги… Чистенькая, беленькая, непользованная. На мешок потянет.

– Тише, братья, – криворогий вскинул лапы вверх, призывая к молчанию. И, почесав крошечный зеленый отросток, добавил: – Я знаю, кто нам за нее два мешка отвалит. Чистейшего керрактского. И тащить далеко не придется… Только не покоцайте, умоляю.

Осознав, что «коцать» и «пользовать» меня не станут ради сохранения товарного вида, я сбросила туфли и резво рванула назад к холму. Каким-то чудом шмыгнула мимо двух рослых мужиков, всунулась в папоротниковые заросли, выскочила с другой стороны…

В глубине души я готова была вернуться к тому первому, кареглазому. С арматуриной и косичками. Только бы добежать!

Делая редкие вдохи и обжигая легкие местной гарью, я шустро перебирала ногами. И откуда такая прыть? В последние недели я еле заставляла себя с кровати сползти, а тут – претендовала на приз за стометровку с препятствиями.

Вот уже мое болото показалось. Прошлепав по бережку, усыпанному бурыми водорослями, я пару раз поскользнулась. Грохнулась, измазалась окончательно. Опять подскочила. Понеслась к свободе.

Лес редел, проявляя очертания алой пустыни – душной, невозможной. Интересно, тот, с косичками, еще лежит? Или встал, достал прут из бока и потопал на кофе-брейк? Я уже ничему не удивлюсь, честно.

Разве что дротику, впившемуся в пятку… Ай!

Острая боль, будто на дикобраза наступила, прострелила ногу до поясницы. Поскуливая, я притянула пятку в себе, собираясь вытащить пакость… Однако тонкая палочка с красными перышками поплыла и растаяла миражом, будто я ее выдумала.

И все вокруг – тоже выдумала. Нет ни леса, ни рогатых, ни пустыни… Ни даже самой меня.

Сознание помутилось, и я рухнула щекой на мягкий мох.

***

Мне снова снилась синяя птица. Наматывая круги над моей макушкой, она напевала грустную песнь и роняла перья.

Стоя далеко внизу, я умудрялась разглядеть обеспокоенный взгляд ее по-совиному округлых глаз… В них читалось: «Что-то пошло не так, не так, не так!»

В уши вбирался чужеземный рокот, иногда приобретая окрас мужских голосов. Рядом кто-то бранился на незнакомом наречии. Тело мое потряхивало и покачивало, запястья ныли… В нежную кожу что-то больно впивалось, выгоняя разум из спасительного сна.

Плавая на границе бреда и реальности, я воображала, как меня спасает из плена тот. С арматуриной. Как он выпрыгивает из красных папоротников, этакая ядреная помесь Халка и «Момо-как-то-тама». Как шевелит накладными буграми и одним видом мощного расписного торса заставляет негодяев пуститься в бег…

Словом, бред. Чем меня накачали?

Реальность оказалась куда обиднее. Никакой «Момо» меня не спасал, запястья саднили от туго намотанной веревки, а сама я полулежа болталась в тесной клетке, привязанная к крюку над головой.

Неудобная поза отдавала такой уязвимостью, что я попыталась провалиться обратно в сон!

От тряски укачивало: клетку тащили двое мутантов с витыми рожками. У одного были белые в коричневую полоску, у второго – коричневые в белую. Колчаны на ремнях намекали, что подстрелил меня кто-то из них.

Волосы, светлыми патлами свисавшие перед моими глазами, закрывали половину обзора. На подогнутых ногах отпечатывались ржавые прутья. И все это казалось настолько диким и неправдоподобным, что я начинала верить в помутнение рассудка.

Из закоулков памяти издевательски выплыло «Устроим все в лучшем виде». Пора признать, что представления о лучшем виде у нас с «Тигром» не совпадали…

В лесу сгущалась темнота, туман поднимался до колен идущих. В глубине глухой чащи разносился пугающий вой, давая понять, что рогатые – не единственные обитатели здешних мест.

Похоже, я проболталась в бреду до ночи. Горло скребло жаждой, но попросить воды у этих язык не поворачивался.

Он, пристывший к нёбу, в принципе не ворочался.

Из бормотания тех, кто нес клетку, я полусонно выуживала крупицы информации. На территории неких «дартэев» целые сутки шел бой, а охотники не стремились угодить в эпицентр «клановой заварушки». Поэтому затаились в чаще, дожидаясь финала и мысленно держа кулачки за какого-то «аханета». Которому, как я поняла, и намеревались втюхать меня на рассвете за два мешка, выдав за дивную редкость.

Что во мне может быть ценного, кроме обломанных ногтей, грязных пяток и мятого бейджа, я не представляла.

Нагулявшись по окрестностям, зеленорогий объявил привал. Почесывая свои маленькие смешные отростки (если уж навсегда монтировать, то я бы выбрала что-нибудь посолиднее), он нагнулся к клетке и окатил меня зловонным выдохом.

От них от всех, надо сказать, разило похуже, чем от болота. Потом, грязью, кровью, гнилью. Нечищеными зубами, немытым телом и просроченной едой.

– Ты там как, живая, диковинка? – выдохнул прицельно в нос. Фу!

Лидер охотников нетерпеливо побарабанил по прутьям, как невоспитанный ребенок в зоопарке.

Сжавшись от отвращения, я заскулила, невольно подав признаки жизни.

– Не бойся… Псс! Глянь на меня.

Погладил металл, но внутрь руку не сунул. Какой предусмотрительный. Словно я в таком состоянии укусить могла.

– Пить, – прошептала я, шевеля затекшими руками.

– Открой ротик и скажи «а», – велел он, отстегивая от ремня флягу-мешок.

Ожидая какой-нибудь мерзости, я осторожно приоткрыла рот и сложила губы буквой «о».

Между прутьев просунулась длинная полая трубка, выпиленная лодочкой. Пристыковав деревянный конец к моим губам, рогатый пустил по ложбинке тонкую струйку влаги.

Вода оказалась сладковатой и отдающей болотом, но за неимением лучшего я сделала несколько жадных глотков. Инфузорией больше, инфузорией меньше…

Боги, боги… В какой кошмар я угодила? Неужели он происходит по-настоящему?

– Не бойся, синеокая. До продажи не сломаем. Такую ценность надо беречь, – пообещал мужик с копьем, жадно поглядывая на мою дергающуюся шею.

– А после продажи? – просипела я, неожиданно обнаружив в себе голос.

– А там уже от браслетов зависит, – хмыкнул он. – И от покупателя. Одной Имире ведомо, что Ахнет с диковинками творит. Но платит щедро, а вопросов черноторговцы не задают.

***

Я обещала себе собраться с духом, подумать, поискать выход из стесненного положения… Пусть даже гнилые веревки перегрызть, как в кино показывают! Но, измотанная жарой, стрессом, качкой и жаждой, провалилась в тревожный сон и утонула в нем до рассвета.

Очнулась резко – от громких птичьих криков и острого желания посетить туалет. А я-то полагала, вся жидкость из меня еще в пустыне выпарилась.

Открыв слипшиеся веки и обнаружив себя все там же, в клетке на крюке, я вспомнила, что никаких банных процедур мне не светит. Как и кофе с молоком, и традиционной свежей булочки из пекарни за углом…

– Мне бы… в уборную… – прошептала я, когда по ту сторону решетки нарисовался зеленорогий.

– А тут везде! Уборная! – хохотнул он, раскинув руки в приглашающем жесте. – Ни в чем себе не отказывай, синеглазка. Захочешь попить – только попроси.

Рогатый сложил губы буквой «о» и пакостно облизнулся.

– Я рук не чувствую, – призналась, пытаясь шевельнуть онемевшими кончиками пальцев. – Выпустите хоть походить. Пожалуйста.

Ночью по лесу расстелился густой туманный ковер, и влага от него до сих пор лежала на волосах и губах. Сырая земля под прутьями разносила аромат мха и грибов.

Давно я не мечтала просто погулять босиком. По лесу. Почувствовать, как ступни касаются мха, шишек, коряг. Ноги буквально сводило от желания их распрямить и использовать по назначению.

– У дарр Тэя походишь. Если выпустит, – осклабился изверг. – Уж он тебя и отмоет, и накормит. И чувствительность везде, где надо, вернет.

Козлина криворогая!

Нос защипало, горячие слезы покатились по щекам, и я, завесившись волосами, отвернулась.

Если все это игра… то не пора ли ее заканчивать? Я проиграла. Согласна. Где подписать? Мне не нужен никакой приз!

Лидер черноторговцев отдал приказ выдвигаться, и мою клетку синхронно подхватили «двое из ларца». Рослых, крепких и с одинаковым туповатым выражением на лице.

Монотонная качка вернулась в мою жизнь. Прикрыв веки, я позволила себе впасть в забытье. Но вместо фантазий о чудесном спасении и накладных буграх, голову заполнили тяжелые мысли.

Они ведь на смерть меня тащат, да? Никто не оставит в живых свидетельницу кошмарных развлечений…

Недавно мы с соседкой смотрели похожий фильм, я потом половину ночи зубами стучала – до чего мерзко все кончилось. Там по сюжету богачи устраивали жестокие игры «для своих» – со сценарием, с костюмами… Провинциальных актеров нанимали поучаствовать в развлечении в роли «жертв», да только не предупреждали, что все будет по-настоящему. А потом загоняли, запугивали, охотились… И вот – в клетки сажали тоже.

Мой беспокойный разум, мечущийся в черепной коробке, как мышь при пожаре, пытался решить, во что поверить.

Или мужик с банкета по правде втолкнул меня в золотое сияние. («Магическое»? И давно мы двинулись, Маш?)