Системное образование в России традиционно давали в духовных школах, но оно было сословным, в основном для сыновей священнослужителей. Декабристами и людьми их круга оно воспринималось как нечто архаичное или даже как невежество. Декабрист барон Розен не без издёвки вспоминал, как председатель Следственной комиссии пожилой генерал А. И. Татищев добродушно пенял подследственным, указывая на свои ордена: «Вы, господа, читали всё – и де Траси, и Констана, и Бентама – и вот куда попали, а я всю жизнь мою читал только Священное Писание, и смотрите, что заслужил». Эту сценку всегда приводят как иллюстрацию просвещённости декабристов и невежества их судей. Однако стоит заметить: во времена Татищева не существовало перевода Писания на русский язык, стало быть, он пользовался церковнославянским текстом. Я бы советовал благосклонному читателю попытаться одолеть по-церковнославянски хотя бы одну из книг Библии. Это труд, требующий терпения и многих специальных знаний, и просвещает, во всяком случае, не меньше, чем штудирование Констана или Бентама. Не уверен, что большинство «передовых» дворян декабристского круга прочло церковнославянскую Библию от альфы до омеги (вернее, от аза до ижицы).

Притом, как совершенно верно отметил Пушкин, «учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь». Так написал поэт, который обучался в лучшей дворянской школе тогдашней России – в Царскосельском лицее. Между тем, будучи современниками крупных военно-политических событий и находясь близко к центрам принятия исторических решений, будущие декабристы ощущали себя действующими лицами исторического процесса и наверняка соотносили текущие события с событиями прошлого. А откуда они могли про это знать? Из французских и немецких книг, а также из немногих русских, написанных в подражание тем^[4]. Древнюю историю им заменяли французские переводы античных авторов, главным образом Плутарха и Тацита. Пред мысленным взором декабриста возникали выспренние, театральные образы персонажей баснословного прошлого: Брут, Цезарь, Катон, Цицерон, братья Горации и так далее. Из плохо известной русской истории – балладные Вещий Олег, Святополк, Рогнеда, Мстислав Удалой, князь Курбский… На эти темы Рылеев написал сборник стихов под названием «Думы», о котором Пушкин прямо отозвался: «Думы – дрянь!»

Контрапунктом к этим условно-книжным картинам служили реальные исторические примеры из недавнего прошлого. Прежде всего Наполеон, чей образ вдохновлял и пугал одновременно: защитник свободы и тиран, вершитель судеб мира, капрал в походном мундире, «пред кем унизились цари»… «Мы все глядим в Наполеоны» – слова вдумчивого наблюдателя Пушкина могут быть напрямую отнесены к Пестелю, Рылееву, Сергею Муравьёву-Апостолу… Этот последний открыто восторгался ещё одним боевитым современником – Рафаэлем Риего, предводителем военного мятежа в Испании, вначале блистательно победившим, но в итоге повешенным.

О Наполеоне, Риего, Кироге, Боливаре, Александре Ипсиланти и подобных героях своего времени в декабристских кругах говорили много и громко. Гораздо тише вспоминали о переворотах в России в июне 1762-го и в марте 1801 года. Однако же события эти имели для декабристов особенное значение и, может быть, вдохновляли на подвиг более, чем примеры Брута и Наполеона. Ведь именно дворянство (и именно тот его слой, к которому принадлежало большинство будущих декабристов) дважды решило судьбу престола, переступив через труп самодержца. Длительные царствования Екатерины II и Александра I, начавшиеся с переворотов, сопровождаемых цареубийством, считались легитимными, а краткие правления убиенных Петра III и Павла как будто бы нелегитимными. Таким образом в сознании многих представителей дворянской элиты утверждалась мысль: дворянство выше самодержавия. «Лучшие дворяне» вправе устранять плохих монархов и определять образ правления.

У многих декабристов, если хорошенько поискать, нашлись бы родственники, участвовавшие в том или другом перевороте. Например, отец и три дядюшки вышеупомянутого Михаила Орлова были ключевыми деятелями екатерининского переворота; в заговоре против Павла I участвовали Иван Муравьёв-Апостол, отец трёх декабристов, и их же свойственник Константин Полторацкий. Тем удалось – почему бы и этим не попробовать?

Котурны театрального Брута по ходу пьесы превращались в офицерские ботфорты, которыми был насмерть забит император Павел.

Постоянно повторяя вычитанные из французских книг либеральные обороты речи – о свободе, естественном праве, народовластии и прочем – и искренне веруя в них как в формулу истины, – наши герои удивительным образом не применяли на практике сии декларации к собственному народу. Офицеры-декабристы вывели своих солдат под картечь на Сенатскую площадь, под пули близ Василькова; они долго готовились к таковым действиям, завоёвывая авторитет у подчинённых, стремясь добиться преданности и безусловного повиновения. Но никому из этих офицеров (кроме, кажется, лейтенанта Арбузова и некоторых молодых членов Общества соединённых славян) не пришло в голову обсудить со своими солдатами цель действий. Равно как декабристам-помещикам – всерьёз поинтересоваться у крепостных, на каких именно условиях те готовы получить волю.

Увы, приходится признать: любя нижестоящих и желая им всяческих либеральных благ, наши борцы с властным произволом готовы были использовать этих нижестоящих как расходный материал для достижения великих целей.

Дорога к Сенатской площади

История декабристского движения начинается с образования в офицерской среде так называемых тайных обществ. В настоящем смысле слова тайными, то есть строго конспиративными, организациями они не были, а наименование получили по аналогии с масонскими ложами, от которых заимствовали некоторые особенности устройства. Заметим, что масонские общества именуются тайными не потому, что в окружающем мире ничегошеньки о них не знают, а потому, что предполагается хранение в них некоего тайного знания, постепенно открываемого посвящённым.

Вообще, вопросы веры считались в этой среде делом личным и свободным. Тем не менее все, или почти все, декабристы были людьми в той или иной степени религиозными. Даже Пестель, признавшийся в частной беседе, что «сердцем он атеист», в последних своих письмах из темницы взывает к справедливому Божьему суду и перед казнью просит благословения у православного священника. И князь Александр Барятинский, в молодости писавший по-французски безбожные стишки, в годы ссылки неоднократно исповедовался и причащался Святых Тайн. Все они принадлежали к христианским конфессиям. Подавляющее большинство – православные; были также лютеране и католики. Это, однако, не мешало многим из них побывать в масонах, а некоторым – достичь высоких степеней посвящения.

Мы не будем погружаться в масонскую тему. Укажем, однако, что, по оценкам исследователей, из числа обвиняемых по делу 14 декабря от четверти до половины в разное время принадлежали к масонским организациям; в частности, из пяти казнённых – трое: Пестель, Рылеев и Муравьёв-Апостол. Но и среди следователей и судей было немало масонов – например, редактор текста приговора М. М. Сперанский, секретарь Следственного комитета А. Д. Боровков, будущий шеф жандармов А. Х. Бенкендорф.

Волна популярности масонства среди российского дворянства в интересующую нас эпоху была вызвана Наполеоновскими войнами, особенно победоносным походом 1813–1814 годов. Война – не только конфликт, но и череда культурных контактов. Русское воинство впервые столкнулось с западноевропейским миром и его общественным укладом на огромных пространствах от Немана до Сены. В этом мире масонские организации были тесно связаны с либеральными политическими кругами. Мода на масонство среди русских офицеров стала естественным продолжением моды на либерализм.

Будущих декабристов в масонстве в первую очередь интересовали не религиозно-философские аспекты (хотя и этой тематики не чуждались), а социально-культурные и организационные. Особенно вдохновлял императив «братства, любви и равенства», долженствующих царить среди «вольных каменщиков» (из этого же источника, кстати, «Свобода, равенство, братство» – лозунг Французской республики), а также призывы к самосовершенствованию и распространению просвещения. Но перво-наперво внимание офицеров привлекли принципы устройства масонских организаций: строгая иерархия, степени посвящения, единоначалие выборных лиц, соблюдение внутренних тайн. Готовая структура для заговора.

Заметим также, что привычка выделять своих среди прочих, уверенность в знании истины и несколько высокомерная потребность «просвещать непросвещённых», свойственные многим декабристам, суть черты масонской психологии.

В 1815 году, сразу же по возвращении войск из-за границы, в офицерской среде стали возникать масонские ложи и иные организации с не вполне ясными целями. В составе ложи «Трёх добродетелей» мы видим Матвея и Сергея Муравьёвых-Апостолов, Павла Пестеля, Александра и Никиту Муравьёвых. Тот же неугомонный Александр Муравьёв вместе с группой родственников и друзей образовал в Петербурге загадочную «Священную артель». Общество с превыспренним названием «Орден рыцарей русского креста» основали Михаил Орлов, только что произведённый в генералы за взятие Парижа, и большой чудак и богач Матвей Дмитриев-Мамонов. В лейб-гвардии Семёновском полку возникла офицерская артель, участники которой занимались взаимным обучением, чтением французских книг и разговорами на общественно-политические темы. Узнав о её существовании, Александр I немедленно запретил офицерские сборища.

В 1816 году (9 февраля, если верить памяти князя Сергея Трубецкого) группа гвардейских офицеров (в том числе и члены вышеупомянутых сообществ) образовала Союз спасения – тайное общество, в коем приняли участие: Александр Николаевич и Никита Михайлович Муравьёвы, Сергей и Матвей Муравьёвы-Апостолы, князь Сергей Трубецкой, князь Илья Долгоруков, Фёдор Глинка, Михаил Лунин, Иван Якушкин, Павел Пестель и другие будущие «государственные преступники». Устав, или, как они сами предпочитали выражаться, статут, Союза написал, как считается, Пестель на основе аналогичных масонских уставов; впрочем, текст не сохранился, и содержание известно лишь в общих чертах. Цель, как выразится впоследствии Якушкин, «в обширном смысле благо России». Туманная напыщенность вообще свойственна терминологии этого общества: его верхушка – «Верховный собор», его члены – «истинные и верные сыны Отечества», которые, как в масонской ложе, разделены на три степени: «бояре», «мужи», «братья».

Но это на словах. На практике Союз спасения был скорее дружеским обществом, нежели организацией: ни постоянного состава, ни структуры, ни чётко сформулированных задач. На собраниях его участники «между лафитом и клико» обсуждали далеко идущие политические планы, вплоть до цареубийства, и радикальные идеи освобождения крестьян, введения представительного правления и тому подобное. Но далее разговоров дело не шло.

В начале 1818 года сие сообщество прекратило своё существование. Но почти все его участники тут же оказались в новообразованном Союзе благоденствия. Его обычно причисляют к тайным обществам, но это не вполне верно. У Союза благоденствия были, так сказать, лицевая сторона, вполне легальная, и оборотная, не то чтобы совсем законспирированная, но всё-таки прикрытая от посторонних глаз. Принципы легальной деятельности были изложены в так называемой «Зелёной книге», в первой её части. Там сказано, что данное общество «в святую себе вменяет обязанность распространением между соотечественниками истинных правил нравственности и просвещения споспешествовать правительству к возведению России на степень величия и благоденствия». И далее подробно излагается, каким образом следует осуществлять распространение правил нравственности, воспитывать в этом духе юношество, умножать познания и прочее. Каждый член общества должен стараться «во всех речах своих превозносить добродетель, унижать порок и показывать презрение к слабости», «примирить и согласить все сословия, чины и племена в государстве и побуждать их стремиться единодушно к цели правительства: благу общему», «попирать невежество и, обращая умы к полезным занятиям, особенно к познанию Отечества, водворять истинное просвещение». Всё это цели, против которых ни тогда, ни теперь возразить нечего.

Утверждают, однако, что существовала вторая часть «Зелёной книги», предназначенная для узкого круга посвящённых. Якобы там говорилось о конституции, об отмене крепостного права, введении представительной формы правления и прочих политических преобразованиях на либеральной основе. Однако эта секретная часть пропала бесследно, и существовала ли она в действительности – неизвестно.