Эликсир. Парижский парфюмерный дом и поиск тайны жизни (страница 5)
Аптекари, не дававшие, в отличие от монахов, обета бедности, начали массово продавать целебные экстракты трав и горькие настойки. Они старательно нахваливали спирт как “лучшее лекарство” за его способность вбирать в себя растительные эссенции 9. В XV веке в руководствах по дистилляции уже приводились целые списки рецептов эликсиров: они делились на simplicia, то есть простые, односоставные, и composita, изготовленные из нескольких компонентов. В этих руководствах рассказывалось и о целительном действии эликсиров: им приписывалась способность излечивать чуть ли не от всех недугов, известных человечеству, – от плешивости до водянки и от укусов бешеных собак до метеоризма.
Огромную популярность обрел рецепт “воды венгерской королевы”, которая готовилась на основе спирта и эссенции розмарина. Врачи рекомендовали эту “воду” нюхать, пить или втирать в кожу, и считалось, что она помогает при самых разных недомоганиях, от головных болей до колик, да и в целом укрепляет организм. В более поздних рецептах часто советовали добавлять лаванду, бергамот, жасмин и другие душистые цветы, так что получавшуюся настойку высоко ценили не только за целебные свойства, но и за дивный аромат 10. Еще более распространенным, хотя и более жгучим средством была ранозаживляющая вода, которую иногда называли Eau d’Arquebusade, потому что изначально ее изобрели для обработки ран, полученных от выстрелов из аркебузы (разновидности мушкета, какие использовались в XV веке). Но если придумавшие рецепт этой воды монахи заботились прежде всего о том, как облегчить рубцевание, предупредить заражение и гангрену, которыми были чреваты тяжелые ранения, то со временем “противоаркебузной” воде нашли и другие применения: например, ею часто полоскали горло, чтобы просто освежить дыхание. Рецепты различались, в некоторых приводилось более семидесяти растительных ингредиентов, но в большинстве вариантов, как правило, присутствовали шалфей, дягиль, полынь и иссоп.
Илл. 7. Лаборатория аптекаря XVIII века, заполненная различными аламбиками и перегонными сосудами. Через дверной проем видно, что помещение примыкает к аптечной лавке.
Торговали аптекари и еще одной ценной жидкостью – уксусом, у которого имелось общее с жирами и спиртом замечательное свойство: вытягивать из растений душистые эссенции. Английское слово vinegar произошло от французского vin aigre, что значит “кислое вино”[5]. Уксус был известен с древности как побочный продукт брожения: если вино слишком долго находилось в контакте с воздухом, оно прокисало. Но в XIV веке врачи и алхимики включили уксус в перечень своих materia medica, целебных компонентов, и составляли сложные рецепты на его основе с добавлением растительных эссенций. Очень популярен был “уксус четырех воров”, получивший такое название благодаря преданию о шайке разбойников, которые грабили дома людей, умерших от чумы. Когда разбойников схватили, судьи первым делом спросили их: как им удалось самим не заразиться чумой? В результате они избежали смертного приговора, раскрыв тайну своего рецепта. Это оказалась сложная смесь из двенадцати ингредиентов, среди которых были гвоздика, горькая полынь, можжевельник и камфора.
Регулирование деятельности возгонщиков во Франции началось в 1624 году, и поначалу их определили в одну группу с аптекарями и бакалейщиками. В 1639 году они образовали отдельный цех, и мастера носили звание “возгонщиков винного спирта, крепких жидкостей, масел, эссенций и духов” 11. Первоначально изготовление уксуса находилось в ведении аптекарей, но затем им занялись возгонщики. В конце концов производители уксуса образовали отдельную корпорацию. Антуан Майль, официальный поставщик двора Людовика XV, был записан как “возгонщик-уксусодел”. В магазине, который он открыл в 1747 году на рю Сент-Андре-дез-Ар, продавался ароматический уксус 180 видов; его можно было нюхать, пить, наносить на кожу или использовать для консервирования продуктов 12. Уксус стал одним из основных средств для очищения воздуха: его разбрызгивали по комнате, чтобы заглушить неприятные запахи, или же подносили к лицу пропитаннную им тряпицу.
К 1770-м годам – к тому времени, когда в Париж приехал Ложье, – преуспевавшие столичные аптекари и дистилляторщики уже заметно обогнали грасских парфюмеров. В Грасе перчаточники очень цепко держали в своих руках рынок духов, а в Париже в этой сфере было куда больше свободы, и ни одна корпорация не имела полного контроля над торговлей духами. Здесь перчаточники соревновались, причем с переменным успехом, с аптекарями, торговцами пряностями и галантерейщиками. Так, в XVI веке перчаточникам в Париже запретили продавать те духи, которые не изготовлены ими собственноручно: это было сделано для того, чтобы вытеснить их с рынка аптекарей. В законах 1656 года запрет был смягчен, но аптекари все равно сохранили за собой более прочное положение. К 1725 году Париж сделался одним из важнейших парфюмерных центров в мире, и там насчитывалось уже в четыре раза больше торговцев духами, чем в Грасе.
Приехав в Париж, Блез Ложье примкнул к местному аптекарскому цеху. Вначале его имя появилось в списках столичных аптекарей, а позже он назвал себя “парфюмером-возгонщиком” 13. Ложье корпел над аламбиком и торговал всеми расхожими снадобьями: ранозаживляющей и мелиссовой водой, “водой венгерской королевы” и множеством эликсиров, спиртовых “вод” и квинтэссенций различных растений. Он продавал “уксус четырех воров”, а также “противочумное” средство, изготовленное по собственному рецепту и будто бы “разгонявшее дурной воздух” 14. Ложье предлагал покупателям до семидесяти девяти видов уксуса, разделяя их на разные категории. Это были уксусы “для бани”, имевшие в своем составе лаванду, тимьян, лавр и другие травы, “для туалета”, изготовленные с добавлением розы, жасмина и других цветов и продававшиеся в скляночках поменьше. Были еще и разновидности уксуса “для стола”, они предназначались в пищу, и в них клали все что угодно, от ягод до трюфелей и анчоусов. (Из этих съедобных самыми дорогими были уксусы с гвоздикой и корицей.) И наконец, были еще уксусы “для чистоты”: их наносили на кожу, и они, как утверждалось, могли разглаживать морщины, высветлять веснушки, заживлять порезы от бритвы, отбеливать кожу и устранять пятна, мозоли и прыщи.
Где же научился Блез всем этим премудростям, так отличавшимся от простой паровой дистилляции, которой он занимался в Грасе? По его словам, он следовал наставлениям аптекаря Антуана Боме, который раскрывал всем желающим давние секреты своего ремесла.
Философский дух
Париж, 1760-е
И парфюмерное дело, и дистилляция родились из алхимии – отрасли знания настолько секретной, что занимавшиеся ею ученые общались между собой при помощи тайнописи, непостижимой для непосвященных. Но Блезу Ложье повезло приехать в Париж как раз в ту пору, когда все стало меняться. Дух Просвещения рвался пролить свет на темные углы в области человеческого познания и сделать общедоступным все, что до сих пор оставалось тайным. Дидро только что начал выпускать первые тома “Энциклопедии”, и движимые тем же духом двое парижан, Антуан Боме и Пьер-Жозеф Макер, объединились, чтобы создать курс химии, предназначенный для широкой публики, и раскрыть в нем все тайны дистилляции 15. По их словам, подлинное знание должно опираться и на теорию, и на практику. И потому, пока Макер (чертами лица и раздвоенным подбородком немного напоминавший Руссо) читал теоретические лекции, Боме (которому задиристый вид и длинный острый нос придавали необычайное сходство с Вольтером) проводил наглядные опыты перед публикой, стекавшейся со всего Парижа (за время курса он продемонстрировал более 2000 опытов) 16.
Как теоретик Макер стремился модернизировать введенные Парацельсом понятия. Мысля себя Евклидом от химии, он выстроил целую философскую систему, которая отталкивалась от простых аксиом об Аристотелевых четырех элементах и доходила до сложных продуктов, полученных на основе спирта и масла. Макер определял спирт – esprit – как всякую жидкость, очищенную от примесей других веществ путем возгонки. Выделялось три рода спиртов: воспламеняющиеся, кислотные и щелочные. Самыми интересными и самыми летучими были воспламеняющиеся спирты. Они, в свою очередь, разделялись на две категории: esprits ardents – горючие спирты, получаемые из вина, пива и других ферментированных жидкостей, – и esprit recteur, получаемый из душистых масел растений.
В понимании Макера главная борьба, совершавшаяся в процессе возгонки, происходила между духом, или спиртом (летучей полезной для жизни частью), и флегмой (оскверняющей его вредной слизью). Освободить дух от слизи было нелегко. Разница в летучих свойствах часто оказывалась незначительной, и нередко вместе с желанным спиртом через аламбик поднималось и большое количество тех компонентов, от которых дистилляторы стремились избавиться.
Поскольку легко воспламенялись и эфирные масла, и спирт, напрашивался очевидный вывод: в них содержится флогистон. Это понятие было введено в число названий химических элементов в XVIII веке. Вслед за немецким химиком Георгом Шталем Макер определял флогистон как горючее начало, присутствующее в любом способном воспламеняться веществе и отсутствующее во всех остальных. Макер признавал, что здесь еще много непонятного, но в 1760-е годы он уже склонялся к мнению, что винный дух и есть сам флогистон, смешанный с водой. В мире химиков флогистон вытеснил прежнее алхимическое понятие философского камня и мало-помалу занял центральное место в объяснениях процессов, касавшихся жизни и разложения, так как его считали побочным продуктом и выдыхания, и гниения. Макер подчеркивал роль флогистона в образовании мефитического газа – тлетворного воздуха, испускаемого распадающейся материей и не способного поддерживать ни жизнь, ни горение. Именно на основании этих представлений городские власти Парижа приняли решение закрыть кладбище Невинных и выкопать оттуда всех мертвецов. Это произошло после того, как стали поступать жалобы от жителей соседних с кладбищем домов: когда они спускались в погреба, свечи у них в руках гасли из-за скопившегося там тяжелого мефитического воздуха.
Такова была теория. На практике же еще никому и никогда не удавалось выделить ни одно из этих веществ: ни флогистон, ни esprit recteur, ни esprit ardent. Из-за своей чрезвычайной летучести они моментально рассеивались в воздухе. Да и методы возгонки, применявшиеся для их получения, были все еще далеки от совершенства. И тут Боме как практик принял вызов. “Бесполезное и неуклюжее”, – такой приговор вынес он оборудованию, которое в тот момент использовали химики 17.
Илл. 8. Женщина продает водку на улицах Парижа, 1737 год. Заголовок поясняет, что она выкрикивает название своего товара так: “La vie! La vie!” – “Жизнь! Жизнь!”
Боме признавал, что esprit recteur, отвечающий за аромат, выделить невозможно, однако давал несколько практических советов, помогавших узнать его свойства. Есть один особенный цветок – ясенец, или неопалимая купина, – и он насыщает воздух вокруг себя таким густым ароматом, что тот способен воспламеняться. Он вспыхивает мгновенно, горение длится недолго, причем само растение остается не обожженным, но запаха уже не издает. По мнению Боме, это доказывало, что его душистые выделения состоят из горючего пара, который он называл “эфирной жидкостью флоры”. Невидимый пар можно было выявить и при паровой дистилляции лаванды или чабреца, как узнали на собственном горьком опыте некоторые парфюмеры: при возгонке распространявшийся пар первым устремлялся из куба наружу и мог запросто взорвать изнутри конденсатор, если тот был закупорен слишком туго.
