Глава вторая

Поздний вечер ему всегда напоминал старика, которому оставалось ковылять по белу свету совсем ничего. Все главное уже сделано за долгую-долгую жизнь, и теперь приходится только напряженно ждать встречи с ангелом смерти, который, в зависимости от вероисповедания, принесет или вечный покой, или следующее утро. Потому любил ложиться пораньше, чтобы ни свет ни заря радоваться солнышку за окном и новому дню календаря.

Сегодня все было иначе. На часах уже был второй час ночи, а Стас еще сидел на диване, завернувшись в теплое одеяло. Тело отчаянно температурило, но он не обращал на это внимания и лишь нервно прислушивался ко всем шагам, которые время от времени раздавались в коридоре общежития. Перед ним лежала переносная рация, по которой он полчаса назад связывался с дежурной частью УБОПа с просьбой уточнить в УВД и райотделах, не было ли каких происшествий за последние пару часов на отрезке от Ларискиной работы до их общежития.

Не было. Тишина. Но когда человек несколько лет подряд минута в минуту, ровно в двадцать три тридцать, приходит домой, а тут уже почти полвторого ночи и его нет, то это не просто повод волноваться. С женой, с Лариской, конечно же что-то произошло. Он это знал наверняка. Если часа полтора назад он еще был спокоен, мало ли что с транспортом, то теперь не сомневался: беда случилась. Он не понимал ее размеры и что с этой бедой надо делать, но колотило его основательно, зуб на зуб не попадал, прямо как в том проклятом сугробе. Нервы были ни к черту!

И когда он услышал, как в замке их квартиры провернулся ключ, у него уже не было сил встать. Слава богу, жива!

– Ну что, где тут у тебя ванная? Рожу иди помой!

Он так бы и продолжал сидеть, приходя в себя от схлынувшего напряжения, но хриплый мужской, а вовсе не его жены, голос заставил его выскочить в прихожую. На пороге стояли двое. Коротко стриженный неизвестный в турецком «Адидасе» и окровавленная, заплаканная женщина, в которой он не сразу узнал свою жену.

– Что?! – закричал Стас, совсем не понимая, что происходит.

Дальше все было как в плохом фильме про бандитов.

– А ты кто такой? – забыковал вдруг незваный гость, делая шаг назад, а жена, медленно оседая по стеночке, прохрипела:

– Он… он… меня хотел изнасиловать…

– Замолкни, сука! А это что за чмо такое нарисовалось? Эй, фраер, это твоя баба, что ли? Так она у тебя шлюха!

Стас не помнил, как бил, куда бил и сколько времени на это потратил. Неуправляемая вспышка ненависти, презрения и гнева, и вот у его ног корчится нечто похожее на человеческое тело, которое еще чуть-чуть – и вовсе можно лишить жизни, но сдавленный крик жены останавливает казнь.

– Не надо больше, хватит! Ты его убьешь! Прекрати! Стас, довольно, прошу тебя!

Стас замер и огляделся. Разбрызганная кровь даже на потолке. Хрипящая масса под ногами. Действительно, наблюдался явный перебор в приготовлении из человека-ублюдка отбивной котлеты! Не сразу, не за одну минуту, равновесие сил и чувств возвратилось к нему. Первым делом он достал наручники и пристегнул к двухпудовой гире руку дурака, потом успокоил жену, усадив ее на стул в комнате, и, наконец, умыл руки:

– Рассказывай!

– Нет, я хочу в ванну. У меня все волосы в крови!

– Нельзя. Ты смоешь следы насилия, а нам еще ехать в травматологию. Я посажу этого ублюдка! Рассказывай!

Слезы сами текли из ее глаз. Лариса несколько раз срывалась на крик, но он гладил и гладил ее по руке, и она, словно повинуясь его гипнотической воле, говорила все тише и спокойнее. Он внимательно слушал, хотя понимал, что ничего нового она не расскажет. Он уже слышал такое не раз. Да, конечно, все было банально просто, в духе того проклятого времени, в которое их загнали без их на то согласия. Непонятно ему было одно, кого благодарить, что она осталась живой, Господа Бога или ее саму за сообразительность и недюжинную смекалку.

Ларису задержали на работе, и, когда она прибежала на остановку, последний трамвай уже скрывался за поворотом. Перспективу прошагать полгорода пешком на ночь глядя она отвергла сразу и потому стала ловить попутку. Остановился… этот. Цену приемлемую назвал, а когда поехали, то заблокировал дверь и стал возить ее по городу. Требовал интима. Завез за город, пытался раздеть и ножиком угрожал. Она каким-то чудом открыла в машине дверь и побежала к лесу. Уж думала, что убежала, как чуть не потеряла сознание, когда почувствовала страшный толчок, который отбросил ее лицом в снег. Это он ее догнал и ногою, с прыжка, ударил в спину. Она упала, а он навалился сверху и стал срывать с нее одежду. Несколько раз саданул кулаком по голове.

– Поехали лучше ко мне домой. Вижу, что ты не успокоишься, а у меня дома никого нет. Поехали, здесь очень холодно, – крикнула Лариса, уже ни на что не надеясь.

– И то дело, – вдруг согласился озверевший бык, вставая и отряхиваясь от снега. – Поехали, а то я тут хрен себе отморожу, а это мне не в кайф!

– «Не в кайф»! – пробормотал Стас. – Скотина! Будет ему кайф на параше!

– Вот и привезла его прямо тебе в руки. Как хорошо, что ты сегодня вечером дома. Как хорошо.

– Умница, умница ты моя! Все будет хорошо. Все будет хорошо. Болит что?

– Да все тело ноет, как будто под прессом побывала. Ну ему от тебя тоже хорошо досталось. Он там хоть живой? Глянь!

– Да хоть бы и сдох, псина такая!

– Ну да, потом садиться из-за такой падали.

– Да мы никому и не расскажем. И, значит, никто и не узнает, если мы сами не скажем.

– А тело?

– В ванной потихоньку распилим, а я потом по частям в рюкзаке собакам бездомным перетаскаю.

– Да ну тебя с твоими шутками! Вызывай милицию!

– Я уже вызвал. Своих. Ты пока полежи, а я пойду поговорю с этим уродом.

Разговор не заладился сразу. С гонором оказался клиент, упертый.

– Как зовут тебя, чудило?

– Шам ты шудило… Фиталя я, Шамафшкий. Ушёк? Шлыхал пфо такофа?

Вместе с невнятными звуками из разбитого рта Витали повылетали какие-то кровавые ошметки, а из кривого носа – зеленые сопли. Нет, не зря он превратил рожу этого быка в абстрактную картину. Стасу почему-то сразу стало понятно, что этот валяющийся у его ног отморозок выходил на вечернюю охоту на женщин не первый раз. И для маскировки выбирал машинку попроще, неприметную рабоче-крестьянскую «копейку», а уж скольких несчастных «попутчиц» он изуродовал, скольким испоганил жизнь, один только бог знает. А то, что все сходило с рук, а в сводках происшествий ни слова, так времена такие, что и заявления никто не напишет. Все одинаково боятся и ментов, и бандитов.

– Нет. Про такую важную птицу мне ничего не известно. Самарский? Это погоняло такое? Понятно. Запомню. Давай, петушок, рассказывай, чего и как.

– Шам ты петушок! Не бей, больно! Да чего рашкашывать, она шама хотела, чтоб я ее… Не бей! И вообще, ты кто такой по шишни?

– Я мент по «шишни».

– Смеется он. Какой мент? Откуда?

– С Пролетарки.

– А-а-а… Вот оно шо… Ты думаешь, я на тебя упфавы не найду? Шлышь, мент, кфанты тебе. У меня в шиштерке двуган-опер, Андвуха Нилов. Он тебе за меня башку свинтит. Понял? И вообще, я шипо новский… Каоче, ты попал, мушик!

Машина из управления приехала быстро. Два бойца СОБРа приняли Виталю Самарского под руки, проволокли от квартиры до машины и уложили на пол «буханки».

– Командир, ты с нами?

* * *

Большаков попал в Главное управление по борьбе с организованной преступностью неожиданно и без блата. И таких, как он, без блата, ребят из регионов в отделе было человек двадцать. За них никто никогда не просил, никто никому не названивал с просьбой трудоустроить, да не где-то, а в самой Москве. Так вышло. Просто они в своих городах и населенных пунктах умели вкалывать с утра до ночи, а иногда с утра и до утра не за награды и благодарности, а просто потому, что им было интересно делать дело и доходить до сути вещей. С годами этот азарт у многих проходил, а у них остался. Им тоже, как и Андрею, повезло – их тоже заметили.

И вот они здесь, в центре страны, в центре Москвы, на новой службе с новыми перспективами с головой уходили в новую должность, которая оказалась совсем не такой романтичной, как они ее себе когда-то представляли, ожидая вызов в столицу. Глобальные, резонансные дела случались лишь время от времени, и работа была в основном рутинная. О чем прежде всего в самый первый день предупредил начальник отдела:

– К примеру, человека разрабатывают в Питере, а связи его проходят в Москве. – Высокий седой полковник Серов говорил так, словно читал лекцию в аудитории. – Что надо сделать немедленно? Правильно, надо провести комплекс оперативно-разыскных мероприятий, легендированно, под благовидным предлогом проверить адреса. Это непросто. Москва – огромный город, машину тебе отдельную никто не даст, все своими ножками надо обойти. И поначалу народ путается. И так день за днем. Много нюансов. И это при том, что никто с тебя ответственность за служебные проверки в отношении сотрудников не снимал.

– Это понятно.

– Что тебе может быть понятно? Понятно ему… Москва и твой областной центр по уровню цивилизации – это небо и земля. У нас другой уровень оперативной работы, оперативное внедрение, работа с криминальными лидерами. Вот у вас с ними кто работает? Работают только первые лица – начальник управления да его заместитель, – а опера не работают.

– Не работают.

– Так я про что тебе и говорю! А в Москве, наоборот, операм дан зеленый свет, и мы, то есть вы, опера, полный комплекс работ проводите.

– Здорово!

– Кому как! Бывают и отдельные поручения. Из регионов наши коллеги приезжают, им тоже надо помочь. Понимаешь?

Андрей радостно кивал головой, оттого что и понимал, и хотел скорее начать работать самостоятельно.

– Не гони лошадей! Ты еще пока провинциал до мозга костей и многого не знаешь, – продолжал Серов. – Например, из центра Москвы звонить в главк нельзя ни с каких телефонов. Как поддерживать связь, знаешь?

– Нет. А как?

– А так. Выкручивайся, как можешь. Мобильных телефонов наше министерство позволить себе пока не может. Слишком дорого. Или вот в гостиницу «Пекин» селиться нельзя. Почему?

– Почему?

– Потому что там проживают сотрудники ФСБ. Москва – город специфический. Нельзя просто прийти со стороны и работать, не зная «земли», не зная людей. Надо учиться, Большаков. Надо вникать в нюансы. И на это у тебя уйдет уйма времени.

Он и учился. Все два года каждый новый день подбрасывал что-то новое. Было ли тяжело? Было. Особенно первое время. Иногда казалось, что голова просто пухнет от невероятного количества разноплановой информации, которую требовалось не просто помнить, но и в нужное время использовать по назначению. Не хватало сна, не хватало физических сил, но весь этот экстрим ему пришелся по душе. Не служба, а мечта. Будет что на старости лет вспомнить!

Новая работа, новые люди. Первые месяцы Андрей жил в гостинице «Комета», благо министерство оплачивало номер, потом перебрался в ведомственное общежитие, принадлежавшее институту МВД, в комнату на две койки. Одна досталась ему, другая – майору Сергею Рязанскому, старшему оперу из его же отдела, с которым следующие два года он не расставался практически сутками. Они и спали на соседних скрипучих кроватях, и в кабинете, вытянутом чулком, сидели за соседними столами.

Характерами они сошлись сразу. И повод был хороший. В первый же день, когда они подселились, в институте был выпускной, и общага, как и положено, стояла на ушах. Торжественная и официальная часть были позади, и народ, разделившись по взводам и комнатам, ждал прихода начальника института генерала Протопопова, чтобы вместе с ним, как требовала традиция, обмыть свои первые звездочки. Генерал входил в комнату, только что получившие погоны его громко приветствовали и подносили до краев наполненный граненый стакан ледяной водки. Протопопов снимал фуражку и отдавал ее своему заместителю, затем брал в руку стакан и, внимательно оглядывая счастливую и восторженную молодежь, говорил всем приблизительно одинаковое, но по-отцовски важное: