Сейчас в Совет входят ещё трое, за исключением моего отца и Ника. Один представитель из города Сайфера, выбранный их собственным Советом, женщина по имени Рейна Хеллман, хладнокровная, всегда сосредоточенная, с аналитическим умом. Двух других выбрали Ник и мой отец. Первый мистер Морри, человек, который знал Феликса Максвелла. Я точно не знаю, как Ник нашел его, но мистер Морри не из Авалона. Последний член Совета – мистер Грей. Он из Авалона. На его кандидатуре также настоял Ник, а отец его поддержал.

– Я знаю, ты считаешь, что тебе стоит быть там, снаружи, – говорит Ник тихо. – Но если Сойер действительно ещё жив, лучше, если мы будем готовы здесь.

Я молчу. Потому что понимаю, что это не просто осторожность. Это страх. Страх снова потерять.

Между нами повисает короткая пауза, только лёгкий гул работающих фильтров для очистки воздуха как-то разбавляет тишину.

Солнце поднимается выше, пробиваясь сквозь купол, и свет отражается на стеклянной поверхности стола.

Если бы хоть кто-то знал, как мне надоело сидеть здесь… Почти четыре месяца. Четыре чертовых месяца я безвылазно провожу здесь.

Раньше я мечтала о спокойной жизни. Возможно, я бы к ней и привыкла, если бы не одно большое «но». Опасность за пределами городов всё ещё сохраняется, а я… как уже говорила выше, могу помочь. Не только по той причине, что умею держать оружие и драться, нет, это умеют почти все в наше время, но и по ещё одной причине. По той самой, что отличает нас с Ником. Я практически неуязвима для безумных, конечно, не так, как Ник, которого безумные за своего принимают, но всё же. Иногда нужно куда-то пробраться, пройти сквозь толпу мутантов и много ещё чего, и обычные люди с этим могут не справиться. Одна царапина или укус… и их ждет болезненный конец. Такие ситуации уже были. Я наблюдала из центра через камеры некоторых людей, что отправлялись на задания.

Говорила ли я об этом с Ником? Неоднократно. Но его ответ всегда один. Он боится не только потерять меня, но и того, что кто-то всё-таки узнает правду. Что тогда меня или его, возможно, нас обоих отправят на опыты. Он потеряет место в Совете с большей долей вероятности, ведь по сути люди будут видеть в нем… живого мутанта и никакими словами, доказательствами не объяснить, что наша кровь, ДНК или нечто подобное никак не поможет в создании вакцины.

Именно поэтому каждый мой новый день здесь напоминает предыдущий. Я встаю, завтракаю, а после отправляюсь на очередную тренировку, это хоть как-то помогает поддерживать тело в тонусе. Иногда после отправляюсь к Клариссе и детям, которые теперь живут вместе с моим папой. Кстати говоря о родителе, то что он стал одним из членов Совета дало ему опору, твердую почву под ногами. Мы с ним видимся реже, но всё также близки. И я рада за него. Правда рада, что у них всё так получилось с Клариссой, мамой Мэди. Думаю, будь подруга на моем месте, то она тоже была бы счастлива за наших родителей. То, что им удалось создать кусочек счастья после того, как Кларисса потеряла мужа. А ведь мы с Мэди могли бы быть почти сестрами…

Всякий раз стоит мне только подумать о последнем, как я поджимаю губы и просто смотрю в одну точку. Зависаю. И Ник, конечно, это замечает.

– Шоу? Всё нормально?

– Да, – спешу отозваться я, – просто задумалась.

Как только завтрак заканчивается, то Ник подходит ко мне и целует в макушку. Он делает это всякий раз после утренней трапезы, а после уходит.

Я доедаю в одиночестве, до тех пор, пока не приходит Элиза, та женщина, что пела мне, когда я только впервые очнулась в Авалоне. Именно она и готовит, и убирает по большей степени. На этом настоял сам Ник, хотя я говорила ему, что могу всё это делать и сама. Хоть чем-то занялась бы… но он был против. Его можно понять. Он практически прожил всю жизнь с людьми в доме, помимо его отца, которые выполняли разную работу.

В течение дня мы с Ником почти не видимся, только под вечер, потому что он всё это время решает какие-то вопросы вместе с другими членами Совета. До этого я и не догадывалась, что всего может быть столько… Они утверждают маршруты для заданий на поверхности, отправляют людей проверять состояние энергетических станций, распределяют ресурсы между выжившими и находящимися за пределами Авалона, не рейдерами, следят за безопасностью границ и… за безумными. Совет обсуждает, как укрепить систему защиты, как усовершенствовать фильтры воздуха, как снизить уровень страха среди людей.

Я встаю из-за стола, и именно в этот момент заходит Элиза.

Тянусь к пустой тарелке, но женщина останавливает меня:

– Мисс, нет. Оставьте.

Как и каждое утро, Элиза сразу направляется к столу, берёт тарелки и начинает их складывать одна на другую.

– Я помогу, – говорю я и делаю шаг ближе.

– Не нужно, мисс, – мягко, но твёрдо отвечает она, как всегда.

– Элиза, я же говорила, что могу сама, – не сдаюсь я, забирая из её рук чашку.

– А я говорила, что это моя работа, мисс, – с той же добротой, но уже с ноткой упрямства говорит она и отнимает посуду обратно.

Мы повторяем этот спор почти каждый день, как маленький ритуал. Ни одна из нас не выигрывает, но и не уступает до конца.

Наконец я вздыхаю и отступаю, зная, что она всё равно сделает по-своему.

– Хорошо. Тогда я пойду на тренировку, – произношу я, и Элиза кивает, даже не оборачиваясь, занятая делом.

Я прохожу по коридору, ведущему к нашей спальне, и задерживаюсь у дверей.

Мы с Ником живём в апартаментах, которые больше напоминают небольшую квартиру, чем обычную комнату.

Захожу в гардеробную, где аккуратно развешана одежда, часть моей, часть Ника.

С полки достаю тренировочную форму и переодеваюсь, после чего завязываю уже длинные волосы в хвост. Они отросли ещё за это время.

Затем направляюсь к выходу, чувствуя, как внутри просыпается то знакомое, почти успокаивающее ощущение… предвкушение тренировки.

На этаже есть ещё несколько апартаментов, но там почти никто не живет. Элиза вместе с семьей живут в другом здании, а отец вместе с Клариссой и детьми в новом доме неподалеку отсюда. Семьям чаще выделяют дома, чем просто комнаты.

Нажимаю на кнопку лифта и после вскоре уже спускаюсь почти в самый низ, где находится тренировочная.

Я прохожу внутрь и вижу привычную картину. Тяжелые вздохи, шумное дыхание, смех и легкую атмосферу, что всегда царит в этом месте.

Замечаю неподалеку Майки, что упражняется с боксерской грушей, поэтому прямиком направляюсь к нему.

– Может быть, потренируемся нормально? – спрашиваю я, когда останавливаюсь рядом и складываю руки на груди. Друг останавливается и одновременно переводит дыхание.

– Нормально? Тебе совсем не сидится на месте, Шоу.

– Это вы можете развлекаться за пределами Авалона, а я… пока нет.

Хотя Майки там в последнее время тоже редко бывает.

– Развлекаться? Я бы поспорил на этот счет… и точно назвал бы по-другому. Пошли.

Мы отходим в сторону матов, на которые встаем друг напротив друга, в привычной стойке. Немного согнутые колени, руки у лица, глаза нацелены друг на друга.

Мы не тратим время на отсчеты и прочее, почти сразу приступаем к борьбе.

Подходим, и я наношу серию ударов, которые Майки успешно отражает, но на этом не останавливаюсь. Скольжу в сторону, толкаю его плечом и пытаюсь опрокинуть через себя, пользуясь моментом.

Секунда.

Майки удается перехватить мою руку, и парень из-за того, что выше, даже чуть отрывает меня от земли.

Ну, уж нет.

Делаю подсечку и чувствую, как вес идёт в сторону, поэтому прижимаю, толкаю бедром и укладываю его на маты.

Я лежу сверху на нём, дыхание тяжелое, когда мои руки находятся на его плечах.

Получилось.

Прекрасно понимаю, что рукопашный бой даёт преимущество перед людьми, но не перед безумными. Я не уверена, что смогу пробить голыми руками череп или грудь мутанту, но все равно продолжаю тренироваться.

– Ну что, Майк, не слишком ли легко ты сдаёшь позиции девушкам? – раздается неподалеку голос Айрис, и я отпускаю друга, помогая ему подняться, когда тот улыбается.

Айрис подходит к нему, и в тот же миг целует в губы. Такой простой и тёплый жест. Я смотрю на них и чувствую тихую радость.

Они сблизились после того, как все мы чуть не умерли по приказу Леванта. Кого-то это скрепило, а кого-то… отдалило.

В мыслях настойчиво всплывает, но я гоню их прочь.

– Как и обычно, ты проиграл Шоу, – говорит Айрис и смотрит уже на меня с той же улыбкой.

– Это всё потому, что у неё был хороший учитель.

– Тебя он тоже тренировал. Ты мне рассказывал о вашей жизни в Возрождении, – Айрис легко ударяет его в бок локтем. – Так что не стоит сваливать всю свою неудачу на «хорошего учителя Шоу».

– Ладно. Свалю на двух сразу. Аксель и Джеймс. – Моё дыхание становится чуть медленнее, когда я слышу их имена. То, о чем старалась не думать. – Если бы они меня тренировали и гоняли также, то я бы сейчас был в победителях.

– Просто у кого-то есть природный талант, Майки, – стараюсь отшутиться я и сменить тему, но это не работает.

– Кстати, что о них слышно? Они все ещё на задании?

Этот вопрос Майки задает и мне, и Айрис. И если я пожимаю плечами, друг сразу улавливает перемены во мне, едва хмурясь, то Айрис спокойно сообщает:

– Да. Скоро должны вернуться. Обратись к ним. Может покажут пару приемов, а ты их уже покажешь мне.

Девушка подмигивает своему парню, а я всё-таки ухожу в себя.

Джеймс и Аксель… Ни с одним, ни с другим мы практически не общаемся с тех пор, как всё закончилось.

Джеймс вообще долго разбирался с Ником, однажды они даже подрались из-за отца Джеймса. Ник хотел того… отправить на верную смерть. Казнить. Убить. Без разницы, как это назвать. За всё то, что тот сделал, за то, что был причастен к Леванту, помогал ему и того, что отправил нас с Ником на верную смерть. Конечно, Ник хотел отмщения, только в таком ключе, против которого был против Джеймс. Последний согласился только на тюремное заключение Конрада Хадсона.

Двое из пяти членов Совета проголосовали против казни, а именно моей отец, что поддержал Джеймса, и миссис Хеллман. По правилам Совета любое решение должно приниматься единогласно.

Не четыре против одного. Не большинством. Только единогласно.

Из-за этого Конрад Хадсон остался жив. Его заключили под стражу, изолировали, ограничили доступ к информации, но Ник… Ему тяжело было это принять. В каждом слове чувствовалось, что внутри него всё кипит, что он до сих пор считает случившееся поражением.

Иногда я замечала, как он смотрит на Джеймса, не просто с раздражением, а с чем-то тяжелее, глубже. С тем напряжением, что нельзя описать словами.

Каждый раз, когда я пересекалась с Джеймсом, говорила с ним о чем-то, ощущала этот взгляд. Как будто Ник… был уже не Ником. С того момента между ними уже была не просто неприязнь. Это стало чем-то личным.

Именно поэтому я свела общение с Джеймсом на «нет». Снова. Только уже по другой причине.

Наверное, я испугалась того, чего ещё не понимала.

Что касается Акселя, то мы вообще с ним не говорили с того самого дня, когда умер Левант. Ни слова.

В те моменты, когда мы с ним пересекались, то лишь кидали друг на друга взгляды. Но не было никаких привычных глупых шуток с его стороны, не было… ничего. Кроме взглядов. Таких, что я первой старалась разорвать зрительный контакт. Потому что мне всё это не нравилось, а ещё в груди теперь как-то всё иначе. Так, словно мне этого не хватает? Боже, даже самой себе признаваться в этом как-то странно. Мне не хватает глупых и тупых подколов Акселя. Просто класс.

Я не знала изначально ли он планировал тот трюк с передачей ключа от наручников и почему не предупредил. Но я точно знала, что у Леванта была какая-то информация касаемо сестры Акселя, того, где она находилась. Это уже как-то выяснил Ник, но не выяснил, где она. Единственный, кто знал – был Левант, который умер. Вернее, которого убил Ник и которого теперь ненавидел Аксель. За то, что лишил его возможности узнать всё о Джин.