Я умылась, почистила зубы и принялась неторопливо причесываться. Глядя на себя в зеркало, в очередной раз подумала, что хотела бы меньше походить на мать, от которой мне достались светлые, слегка волнистые волосы и ямочки на щеках. А вот цвет глаз отличался: она обладала небесно-голубыми, я же от отца унаследовала карие, обрамленные густыми ресницами. Мне повезло, и брекеты я носила всего лишь год, поэтому уже в старшей школе могла похвастаться идеально ровными зубами. Конечно, у меня имелись недостатки, на которые мама к тому же не стеснялась указывать. Например, когда в пятнадцать лет у меня начались прыщи. Для девушек такого возраста это нормально, да и многие мои подруги до сих пор страдают от них. Разумеется, я ненавидела бессмысленные розовые бугорки, которые собирались у меня на лбу и на подбородке, но мама возвела проблему во вселенский масштаб. Она отвела меня к пяти дерматологам, заставила полностью изменить рацион и пройти дорогущее лечение.

Два года спустя моя кожа стала нежна, как персик, но при этом в школу я все равно красилась. Упаси боже, если хоть один человек на свете увидит мои синяки под глазами или веснушки. Камилле Хэмилтон следовало всегда выглядеть идеально. Так же, как и ее матери – высокой, светловолосой, очень стройной и элегантной. Она придавала огромное значение внешности и, как настоящая королева льда, на людях всегда оставалась спокойна. Я не видела, чтобы мама выходила из себя, за исключением одного-единственного проклятого раза, когда мое детское любопытство изменило все на свете.

Рядом с трюмо и шкафом располагался манекен, на котором висело свободное платье темно-синего цвета. Простое и неприлично дорогое, оно мне очень нравилось, как и все остальное в моем гардеробе. Я с удовольствием надела бы его на ужин или какой-нибудь праздник, но не в первый учебный день. Однако мать давно установила правило, что если мне покупалась какая-то вещь, то к ней автоматически прилагался отдельный договор. Например, что только мать имела право решать, когда мне эту вещь надевать. У меня не оставалось ни единой возможности ничего изменить, поскольку в первую очередь я была обязана держать лицо, а во вторую – слишком устала, чтобы бороться со своей матерью.

Я накрасилась и оделась. Поскольку на улице стояла сорокаградусная жара, даже порадовалась, что платье достаточно короткое и к нему прилагаются белые сандалии, которые отлично смотрятся на моей слегка загорелой коже.

И пусть мне нравилась девушка в отражении, но немного беспокоил ее взгляд. Откуда в ее глазах столько грусти? Неужели из-за Дани?

Прошлым летом мы расстались не так хорошо, как хотелось бы. До сих пор тот вечер я считаю одним из худших в моей жизни. Какого дьявола я пошла на это? Зачем вообще согласилась на то, к чему не чувствовала себя готовой?

Мы с Дани начали встречаться в день моего пятнадцатилетия. После Тьяго я ни с кем не целовалась, и только с ним решилась попробовать снова. С того дня мы стали неразлучны. Впрочем, со временем обычная школьная влюбленность превратилась в фарс, в котором родители принялись планировать наше будущее и на каждом шагу диктовать нам, как себя вести. Отец Дани являлся мэром Карсвилла, а мой отец – его адвокатом и доверенным лицом, которое распоряжалось состоянием. Дани с отличием окончил Йельский университет, а также получил степень доктора в сфере управления фондовым рынком в Нью-Йоркском университете. Благодаря прекрасному образованию он управлял капиталами многих предпринимателей, в том числе и тех, которые обитали в нашем городе. Из-за постоянных разъездов мы редко видели отца, но я любила его больше всех на свете.

Поскольку мать обожала игру на публику, факт, что ее дочь встречается с сыном мэра, она восприняла как выигрыш в лотерею. Поначалу было приятно, что я хоть чем-то смогла ей угодить, но со временем мои отношения с Дани превратились в клетку. Меня лишили не только права голоса, но и права на собственное мнение. Кстати, Дани пусть и неплохо ладил с родителями, но тоже страдал от необходимости жить на публику. Красивый мальчик с мягким характером, в которого я когда-то до безумия влюбилась, со временем превратился в вечно недовольного, очень жесткого человека. Все его мысли и желания касались исключительно секса. Я очень сильно его любила, но в какой-то момент мои чувства остыли. Тем более после случившегося в нашу последнюю встречу.

Я прикрыла глаза, стремясь отогнать воспоминание, и постаралась не слышать внутренний голос, который шептал, что рано или поздно мне придется поговорить с Дани. Лето стало прекрасным предлогом, чтобы немного отдалиться, но многие претензии так и остались невысказанными. И, конечно, отдать девственность и сразу же бросить парня – не лучший подарок, который я могла подарить ему.

– Что с тобой? – едва кончив, поинтересовался он.

Родители Дани уехали на выходные, и мы занимались этим в его комнате. После двух лет отношений без секса ожидания просто зашкаливали, но хоть все и казалось идеальным, стоило первой слезинке покатиться по моему лицу, сдержаться я уже не могла. Не в силах остановиться, я плакала, и вовсе не от боли.

Я плакала, потому что пусть и потеряла невинность с Дани – человеком, который любил и уважал меня, но все равно не могла выкинуть из головы парня, которого в глубине души до сих пор любила.

Внезапно в комнату вошел Кэмерон, мой брат, и я заставила себя отбросить все мысли.

– Мама сказала, чтобы ты довезла меня до школы, – заявил он.

Я нахмурилась. Брат посещал ту же школу, что и я, однако занятия у нас проходили в разных зданиях. Корпуса начальной школы и старшей соединялись длинным коридором, стены которого использовали для выставок. Мои уроки начинались на час раньше, поэтому обычно брата отвозила мама, чтобы дать ему поспать.

Он взял с собой столько вещей, словно собрался не в школу, а в поход. Рюкзак на спине выглядел больше него самого, плюс на плече сидела игуана, а на поясе болтались фляга, фонарик и еще невесть сколько всего.

– Кэмерон, нельзя со всем этим идти в школу, – терпеливо заметила я.

– Почему нет? – возмутился он, сдвинув соломенные брови, и изо всех сил вцепился в игуану. Хуана была огромной и отвратительной, но брат обожал ее, поэтому я тоже относилась к этому существу с достаточной долей теплоты.

– Тебя даже на школьный двор не пустят.

Чмокнув его в макушку, я быстро похватала сумку и ключи от машины.

– Ты завтракал? – спросила, покидая комнату вслед за ним.

Брату уже исполнилось шесть лет, но он не растерял своего детского очарования, так и оставшись для меня четырехлеткой. Правда, чуточку невыносимым.

– Да, почти час назад. Ты ужасно долго спала! Мама будет злиться.

Запутавшись в своем снаряжении, он едва не споткнулся.

– Ну-ка, дай сюда! – отобрала у него удочку. – Кэмерон, ты серьезно? Немедленно отнеси все к себе в комнату.

– Ла-а-а-а-адно, – протянул он и нехотя скрылся в своей комнате, а я принялась спускаться по длиннющей лестнице.

В детстве я обожала такие, не упуская возможности скатиться по перилам. И сейчас на один безумный миг представила, как еду по ним вниз.

– Камилла, что ты делаешь? – раздался одновременно ласковый и строгий голос. Внизу, у подножья лестницы, стояла моя мать. Вздохнув, я продолжила спуск.

Как я и упоминала ранее, Энн Хэмилтон являлась воплощением красоты. Той самой, которая бросала вызов времени. Создавалось впечатление, будто она с каждым днем становится только моложе – таков был эффект от тысяч долларов, потраченных на попытки выглядеть на двадцать лет вместо сорока.

– Доброе утро, мама, – поприветствовала я и прошагала мимо нее в сторону кухни.

Мать последовала за мной.

– Платье тебе очень к лицу. Правда ведь? Я же говорила, что оно как раз для первого учебного дня. Жаль, конечно, что тебе не достался мой рост. Хотя, может, ты еще и вытянешься… – завела она обычную шарманку.

Я же активировала режим полного игнорирования ее слов. Зачем их слушать, если я и так прекрасно знала, о чем пойдет речь? Так или иначе все сводилось к тому, что я недостаточно идеальна в ее глазах.

Наконец я вошла в кухню, которая по размеру не уступала другим комнатам в доме. Сквозь панорамное окно проникал солнечный свет и открывался изумительный вид на примыкавшие к участку поля. Здесь обнаружилась Пруденс – прекрасная женщина, которая, сколько я себя помнила, работала у нас кухаркой. Стоило увидеть ее, и губы сами по себе расплылись в улыбке.

– Привет, Прю!

Быстро заглянув через плечо кухарки, я выяснила, что она готовит яичницу с беконом. Рот мгновенно наполнился слюной.

– Доброе утро, мисс, – формально из-за присутствия матери поприветствовала меня Прю. – Как обычно?

– Будто есть выбор, – ответила я, потирая подбородок.

Наблюдая за тем, как кухарка ставит передо мной половину грейпфрута и чашку кофе, я поймала себя на мысли, что все на свете отдала бы сейчас за яичницу.

– Камилла, завези Кэмерона в школу, а на обратном пути загляни в клуб. Мне нужна помощь с подготовкой чаепития для родительского клуба.

Мать не обратила ни малейшего внимания на мои вздохи.

– Хорошо, – кивнула я, думая о совершенно посторонних вещах.

В эту минуту в комнату вошел отец. Он был высоким, с заметным брюшком и проскальзывающей в темных волосах сединой, а еще обладал улыбкой, которая неизменно затрагивала самые потаенные струны моего сердца.

Первым делом он поцеловал меня в макушку.

– Привет, дорогая, – произнес он, усаживаясь рядом со мной.

Родители являлись полной противоположностью друг друга. Похоже, правило о том, что противоположности притягиваются, на самом деле работало. Наверное, они нашли друг в друге какие-то недостающие детали, что привело к свадьбе и двум детям, но я считала, что у подобных отношений есть срок годности. Достаточно было посмотреть на их брак, чтобы убедиться. Вместе их держала отцовская доброта, из-за которой он не мог противоречить жене, и поэтому мы жили под ее холодным и отстраненным вниманием.

Я очень любила отца. Он всегда относился ко мне по-доброму. Даже учитывая обстоятельства. Хотя, без сомнений, в глубине души отец винил меня, ведь именно я когда-то давно рассказала ему о том, что увидела тем незабываемым вечером. «Чего не вижу, того не существует», – вот девиз человека, который поглощал рядом со мной яичницу, как будто в его сосудах и без того мало холестерина.

Стоило брату появиться в дверях, как я вскочила, торопясь покинуть наполненную напряжением и невысказанными упреками кухню.

Кэмерон оставил игрушки в комнате и, слава небесам, надел подготовленную матерью одежду. Его джинсам и рубашке-поло предстояло вернуться в плачевном состоянии. Я никогда не понимала, зачем тратить кучу денег на одежду от Ральфа Лорена для ребенка, который весь день будет носиться по школьному двору.

Мой белый кабриолет раньше принадлежал матери, пока она не заменила его сверкающей красной «Ауди». Подойдя к машине, я заметила припаркованный на тротуаре грузовик с мебелью. Сердце на пару мгновений замерло, а потом снова возобновило бег.

– У нас появятся соседи? – с надеждой в голосе поинтересовался брат.

Соседний дом уже семь лет пустовал. Собственно, как и дом мистера Робина, который умер четыре года назад. Кэмерон всегда жаловался, что ему не с кем играть, и теперь надежда в голосе брата показывала, что грузовик он воспринимает совершенно не так, как я.

Я опустила на глаза солнечные очки, чтобы лучше видеть, и даже затаила дыхание, когда перед грузовиком припарковался мотоцикл и кто-то направился в сторону соседского дома. Мы находились слишком далеко, чтобы рассмотреть, кто это, но дрожь, которая охватила мое тело, могла означать только одно.

– Мы опоздаем! – крикнул из-за спины брат. Стараясь разглядеть соседей, я замерла на тротуаре и совершенно забыла, куда мы собрались.

– Садись в машину, – велела я и распахнула пассажирскую дверь.

– Давай поедем без крыши! – попросил Кэмерон, подпрыгивая на сиденье.