Граус почувствовал укол раздражения. Конечно, ждал. Наверняка его разведка донесла о катастрофе при Сураже раньше, чем сам Граус получил официальные доклады. И теперь этот османец сидит в своём роскошном кабинете и наслаждается моментом.

– Адмирал Бозкурт. Благодарю, что приняли вызов.

– Время не имеет значения, когда речь идёт о делах такой важности, – Бозкурт позволил себе чуть более широкую улыбку. – Новости из системы «Сураж» распространились быстро. Даже быстрее, чем я ожидал. Мои разведчики докладывают о… весьма впечатляющем разгроме.

Он произнёс последнее слово с откровенным удовольствием, словно пробуя на вкус изысканное блюдо.

– Тогда вы понимаете, зачем я с вами связался.

– О, разумеется. Вопрос лишь в том, что вы готовы предложить в обмен на нашу… помощь.

Началась игра. Граус мысленно собрался – торг был искусством, которым он владел в совершенстве. Главное сейчас – не показать отчаяния. Не дать понять, насколько он загнан в угол.

– Мирный договор с Османской Империей. Официальный, ратифицированный Сенатом Российской Империи. Полное признание ваших территориальных приобретений в южном секторе: системы «Бессарабия» и «Новый Кавказ».

Бозкурт приподнял бровь – единственный знак того, что предложение его заинтересовало.

– Две звездные системы, которые мы и так контролируем? Вы предлагаете мне то, что я уже имею. Это не слишком щедро, первый министр.

– Легитимация имеет значение, адмирал. Сейчас вы – оккупант. После подписания договора станете законным владельцем.

– Законным владельцем всего двух систем, – Бозкурт покачал головой. – Этого конечно же недостаточно. Мы хотим больше.

– Сколько?

– Три. «Бессарабия», «Новый Кавказ» и… «Таврида».

При упоминании «Тавриды» что-то изменилось в глазах османа – мелькнула тень застарелой обиды, быстро спрятанная за маской невозмутимости.

– Плюс торговые концессии, – продолжал Бозкурт. – Свободный проход наших торговых судов через российские национальные системы без пошлин. И контрибуция – сто миллионов бриллиантовых империалов.

Сто миллионов бриллиантовых империалов! Не рублей?! Граус едва удержался от того, чтобы не выругаться вслух. Астрономическая сумма. Этот османский стервятник решил содрать с тонущего всё, что возможно.

Но первый министр был слишком опытен, чтобы позволить эмоциям прорваться наружу.

– «Таврида», как вам известно, сейчас под контролем американцев. Адмирал Коннор Дэвис…

– Адмирал Дэвис, – перебил Бозкурт, и в его голосе прорезалась сталь, – присвоил то, что султан Селим считает своим по праву. «Таврида» была обещана нам в обмен на участие в войне. Разногласия между нами и нашими американскими… союзниками… – слово прозвучало как ругательство, – не ваша забота.

И тут в голове Грауса что-то щёлкнуло. Идея – простая, элегантная, смертоносная.

«Таврида». Система, которую «янки» отобрали у нашего Черноморского космофлота и тут же присвоили себе, плюнув на договорённости с османами. Султан Селим рассчитывал получить эту жемчужину в качестве платы за союз – и был неприятно удивлён, когда Дэвис объявил её «протекторатом Американской Республики». Отношения между союзниками дали трещину, но пока не превратились в пропасть.

А что если им помочь?

Если Птолемей Граус признает права Бозкурта на «Тавриду» официально, в ратифицированном договоре – это автоматически создаст конфликт между османами и американцами. Бозкурт получит документ, подтверждающий его претензии. Дэвис окажется в положении захватчика чужой законной собственности. Союз, который до сих пор казался прочным, даст глубокую трещину.

И когда – если – дойдёт до объяснений перед Сенатом, Граус представит этот договор как хитроумную уловку. «Я вбил клин между нашими противниками, – скажет он сенаторам. – Использовал их жадность против них самих. Фиктивный документ, выполнять который никто не собирался».

А самое главное – он действительно не собирался его выполнять.

– Хорошо, – произнёс Граус после паузы, которую он рассчитал до секунды. – Три системы. Но сто миллионов – это физически невозможно. У меня нет контроля над всей имперской казной. Так что тридцать – максимум.

Торг был яростным, но коротким. Бозкурт давил, Граус отступал – ровно настолько, чтобы это выглядело правдоподобно. В итоге сошлись на сорока миллионах контрибуции, трёх системах и свободном проходе торговых судов.

И тут в глазах османца мелькнуло подозрение.

– Вы как-то очень сговорчивы, господин первый министр. Слишком сговорчивы. Это заставляет задуматься о ваших истинных намерениях.

Граус изобразил горькую усмешку – ту самую, которую репетировал перед зеркалом много лет назад.

– Мои намерения просты, паша. Болезненно просты. Я проигрываю войну. Флот обескровлен. Мой лучший и самый опытный командующий погиб. Если я не получу подкрепление, способное защитить столицу, через неделю мальчишка-император уже будет на троне, а моя голова – на пике у ворот его дворца. В этот ситуации у меня нет роскоши привередничать.

Это была правда. Частичная правда – самый эффективный вид лжи.

Ясин Бозкурт, казалось, принял объяснение. Подозрение в его глазах сменилось удовлетворением хищника.

– Хорошо. Но договор должен быть ратифицирован Сенатом до того, как мой флот вступит в бой. Султан дал чёткие указания: никаких действий без железных гарантий.

– Само собой, мой друг.

– Пять дней, – уточнил адмирал-паша Бозкурт. – Моему космофлоту требуется подготовка и время на переход. Мы войдём в столичный сектор не раньше. Что вы планируете делать это время? Вы продержитесь? Ведь ваш противник наверняка не станет ждать. Этот же контр-адмирал Васильков…

Он произнёс имя с оттенком уважения – так профессионалы говорят о достойных противниках, которых хорошо знают.

При упоминании фамилии Василькова Граус почувствовал, как по спине пробежал холодок. Этот проклятый выскочка, без роду и племени, которого он сам когда-то приговаривал к расстрелу… Каждая попытка избавиться от него заканчивалась провалом.

– Постараюсь его задержать до вашего прибытия, – сдержанно ответил первый министр. – Какие-то силы у меня остались.

– Разумно. А когда мои сто сорок вымпелов войдут в систему…

Он не договорил, но хищная улыбка сказала всё.

– До связи, адмирал.

– Удачи вам в ближайшие пять дней, первый министр. Она вам понадобится.

Экран погас.

Несколько секунд Граус сидел неподвижно, глядя в темноту. А потом на его лице медленно расплылась улыбка – совсем не та горькая гримаса, которую он демонстрировал осману. Это была улыбка игрока, который блефовал с плохими картами и выиграл раздачу.

Бозкурт думает, что загнал первого министра в угол. Пусть и дальше так думает.

На самом деле Птолемей Граус только что получил свежий флот из ста сорока вымпелов – за обещания, которые не стоили бумаги, на которой будут написаны. Три системы? «Бессарабия» и «Новый Кавказ» уже под османами – просто узаконил статус-кво. «Таврида» де-факто принадлежит американцам – пусть сами разбираются. Это не проблема Грауса. Это бомба замедленного действия под союз Селима и Дэвиса.

Свободный проход? Легко пообещать, легче отменить. Контрибуция? К сроку платежа обстоятельства изменятся.

Война – это искусство обмана.

Но прежде чем праздновать, нужно было решить насущную проблему. Пять дней надо было еще прожить. Обескровленному Тихоокеанскому космофлоту срочно нужен был новый командующий. Кто-то, кто сможет организовать оборону и выиграть время.

Граус вызвал на экран список старших офицеров и задумался.

Валид Усташи? Нет. Слишком агрессивен, слишком независим. Привык атаковать – его инстинкты толкают вперёд, а сейчас нужно стоять. И главное – бывший османский офицер. Как он отреагирует на союз с Бозкуртом? Может вообще попытаться связаться со старыми знакомыми за спиной у первого министра. Слишком непредсказуем, поэтому слишком опасен.

После гибели Шереметьева и контр-адмирала Должинкова выбор у Птолемей был небольшой. Остаётся Валериан Суровцев.

Первый министр невольно скривился, вспомнив это раздражающее «рекомендую». Но раздражение – плохой советчик. Сейчас нужно мыслить рационально.

Суровцев молод, да. Он отступил, бросив товарищей, – но с другой сторону именно благодаря этому сохранил сорок пять «золотых» крейсеров, которые сейчас были на вес золота. Он осторожен, умеет считать, понимает, когда нужно отступить. Идеальный командующий для обороны, где главное – не победить, а не проиграть.

Граус потянулся к диктофону.

– Приказ контр-адмиралу Суровцеву: принять командование обороной звездной системы «Смоленск». Задача – не допустить захвата системы силами противника и не дать ему достичь «Новой Москвы». Срок операции – пять дней. Подробные инструкции будут переданы по защищённым каналам.

Голос первого министра звучал ровно и деловито. Ни следа недавней ярости. Эмоции – роскошь, которую он не мог себе позволить.

Так фигуры расставлены. Пешки двинуты. Суровцев будет держать линию, Усташи – зализывать раны и готовить резервы, османы – гнать свой флот на убой. А я – Птолемей Граус буду делать то, что у меня получается лучше всего, а именно – ждать. И планировать.

Первый министр в последний раз подошёл к окну.

Огни Москва-сити постепенно гасли – глубокая ночь вступала в свои права. Двенадцать миллионов человек готовились ко сну. Укладывали детей, проверяли расписание на завтра, строили планы на выходные. Обычные люди с обычными заботами.

Они не знали, что их судьба только что была предметом торга между двумя хищниками. Не знали, что человек, которого они считают врагом – турецкий адмирал с его флотом захватчиков – скоро станет их защитником. По крайней мере, на время.

Политика – грязное дело. Но кто-то должен пачкать руки, чтобы остальные могли спать спокойно.

По крайней мере, так Птолемей Граус объяснял себе то, что собирался сделать.

Красные пятна на голографической карте продолжали пульсировать в темноте – словно открытые раны на теле государства. Но теперь они казались первому министру не столько обвинением, сколько напоминанием.

В этой игре ставки – высшие из возможных. Проигравший теряет всё. А Птолемей Граус не собирался проигрывать…

Глава 2

Место действия: звездная система HD 30909, созвездие «Ориона».

Национальное название: «Сураж» – сектор Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется силами императора Ивана.

Точка пространства: планета Сураж-4.

Дата: 15 августа 2215 года.

Сегодня у меня день рождения. Тридцать четыре. Стоя у регенерирующей капсулы в госпитальном крыле резиденции императора, я думал о том, что эта цифра звучит как приговор. Не смертный – скорее как тот момент в судебном заседании, когда секретарь зачитывает список твоих прегрешений, а ты сидишь и гадаешь, сколько из них действительно заслуживают внимания. Тридцать четыре года – это веха, требующая подведения итогов. А я терпеть не могу подводить итоги, особенно в свой день рождения, о котором предпочёл бы вообще никому не говорить.

К сожалению, в космофлоте есть личные дела. В личных делах – даты рождения. И люди, которые эти дела читают с таким энтузиазмом, словно это последний выпуск светской хроники.

Голубоватое сияние медицинского оборудования заливало бокс мягким, почти колыбельным светом. Запах стерильности мешался с едва уловимым ароматом регенерирующего геля – чем-то средним между морской солью и озоном после грозы. За прозрачным стеклом капсулы лежала Настасья Николаевна Зимина: контр-адмирал, командир 17-й «линейной» дивизии, и один из самых упрямых людей, которых я знал в своей жизни.