Но прослойка этого самого среднего класса в моей родной стране была не то что тонка – она была призрачна и неощутима, как дух коммунизма. А в той стране, где я решил бросить якорь, разрыв между нищими и богатыми зиял и вовсе катастрофической пропастью. На фоне огромной массы оборванцев и бедняков я со своей налаженной жизнью и финансовой независимостью выглядел… Кем? Богачом? Разумеется, нет. Но преуспевающим и, что важнее, перспективным – это совершенно точно.

Естественно, такой молодой, перспективный и не обременённый финансовыми проблемами мужчина не мог долго оставаться в одиночестве. И женщина, как и положено по сценарию, очень скоро в моей жизни появилась. Елена. Я до сих пор помню её улыбку – тёплую, искреннюю, способную растопить любой лёд. Мы познакомились на вечеринке у друзей, и уже через час я понял, что это не просто мимолетное знакомство. Через полгода мы переехали в ту самую квартиру с панорамными окнами. Ещё через год появился сын – Максим.

Казалось бы, живи да радуйся. Что могло пойти не так в этой идеально выстроенной картине? А то, что в мой аккуратный, выверенный до последней копейки мирок бесцеремонно, как пьяный босяк в трактир, ввалилась она – Большая Геополитика.

Сначала дела пошли хуже. Клиенты стали задерживать платежи, поставщики повысили цены, а банки ужесточили условия кредитования. Я затянул пояс, стал работать больше, вгрызаясь в гранит коммерции с удвоенной энергией. Потом дела пошли ещё хуже. Пришлось сократить часть сотрудников, а самому буквально поселиться в офисе. Я проводил там дни и ночи, пил кофе, питался бутербродами. Всё это случилось не за один день и даже не за один месяц – удавка на шее моего благополучия затягивалась медленно, методично, с садистским наслаждением.

Молодая жена, не выдержав моего постоянного отсутствия, решила, что семья для неё важнее моих коммерческих баталий. Она не устраивала скандалов, не кричала, не бросала в лицо упрёков. Просто собрала вещи, взяла Максима и исчезла. В квартире остались её духи на полке, пара забытых заколок да детский рисунок на холодильнике.

А я… Что я? Осушил бутылку водки одним махом, как лекарство. Взял очередной кредит на развитие бизнеса, бросив в топку последние резервы, и начал посвящать работе всё своё время без остатка. Я стал машиной для зарабатывания денег, которые утекали сквозь пальцы, как песок.

А дальше случилось то, чего не мог предвидеть даже самый отъявленный пессимист в моём лице. Вспыхнула война. В одно утро я проснулся от грохота – где‑то вдали били орудия. Телефон разрывался от звонков. Партнёры, клиенты, друзья – все пытались понять, что происходит. А что я мог им ответить? Собрал самое необходимое, закрыл квартиру, сел в машину и уехал на Родину. Всё остальное – квартира, машина, дача, бизнес – осталось там, в прошлом. Благо, что бывшая и сын незадолго до событий уехали в тихую и тёплую азиатскую страну на постоянное место жительства.

Вся моя коммерческая микроимперия, выстроенная с таким трудом, лопнула, как мыльный пузырь, оставив после себя лишь жирное, радужное пятно в грязной луже настоящего и смрад несбывшихся надежд. Недвижимость я продать не мог, чтобы погасить кредиты, а в довершение всего, как контрольный выстрел в голову, прилетело решение суда о разводе. Так я и оказался у разбитого корыта, гол как сокол, с единственным богатством – огромными долгами.

Пришлось устраиваться на работу. Выбор был невелик. Так я стал бойцом ГБР – группы быстрого реагирования – в охранной компании с помпезным названием «Цезарь‑Легион». Мы выезжали на срабатывание сигнализаций, установленных этой же фирмой. Легионер Цезаря, блин!

С оружием я обращаться немного умел – спасибо службе на Северном флоте, где из нас выбили дурь, а вместо неё привили полезные навыки. Физическая форма тоже оставалась неплохой. Бег, подтягивания, отжимания – всё это я делал по привычке, даже когда жизнь пошла под откос. Если прибавить к этому всё ещё крепкое здоровье – не мужчина, а мечта. Странно, что женщины придерживались иного мнения. Может, всё дело в моей вечно хмурой физиономии и бритом наголо черепе? Но меняться в сорок пять лет – затея, признаться, довольно глупая.

Суточные дежурства в «Легионе» подразумевали отсыпные. Это свободное время я использовал с максимальной эффективностью – разгружал вагоны на железнодорожной станции. А чего бы и не разгружать, если тарификация идёт по тоннам? Да, платили за этот каторжный труд не слишком‑то щедро, но кредиты сами себя не погасят. Верно ведь?

Здоровья, само собой, подобный ритм жизни мне не прибавлял. Это была планомерная осада моего организма, медленное, но верное разрушение крепости, которая и без того уже дала не одну трещину, но пока ещё держалась.

Каждый сустав ныл по‑своему. Колени скрипели при сгибании, плечи тянуло тупой ноющей болью, а спина временами простреливала так, что перехватывало дыхание. Но я держал удар. Более того, выжимал из сорокапятилетнего тела всё, на что оно было способно, и даже чуточку больше – словно пытался доказать самому себе, что ещё чего‑то стою.

Я прекрасно понимал, что часы неумолимо тикают. Ещё лет десять, а может, и все двадцать такой гонки – и… Не хотелось, до тошноты не хотелось даже представлять тот финал, к которому я нёсся на всех парах. В воображении всплывали картинки, как я, сгорбленный, с трясущимися руками, ковыляю к вокзалу в надежде найти хоть какую‑то подработку, или лежу в больничной палате, окружённый трубками и мониторами, а врачи разводят руками – «слишком поздно, организм изношен». От этих мыслей становилось душно, будто воздух вдруг сгущался вокруг меня.

Сколько раз, проклиная всё на свете, я клялся себе завязать с этими вагонами, с этими погрузками‑разгрузками? Пожалуй, после каждой второй смены. В такие моменты я представлял, как найду «нормальную» работу – с пятидневкой, отпуском, больничными. Как буду приходить домой в шесть вечера, готовить ужин, смотреть кино, может, даже заведу собаку… Но то новая работа не находилась – вакансии либо требовали опыта, которого у меня уже не было, либо предлагали зарплату, на которую не прожить. То кредиторы напоминали о себе очередным письмом с угрозами взыскания. То просто срочно требовались деньги на самое необходимое – оплатить коммуналку, купить лекарства, починить ботинки, без которых на работу не выйдешь.

А грузчики, как известно, требуются всегда. Это вечная, неиссякаемая потребность в грубой мужской силе. Работай, гоблин!

Иногда, в редкие минуты отдыха, когда ноющее тело позволяло мозгу шевелиться, я задавался вопросом, а что, если вдруг всё вокруг станет свободнее? Если случится чудо, бабахнет экономический расцвет, и у каждого появится интересная и, что немаловажно, высокооплачиваемая работа? Кто тогда полезет в эти пыльные, холодные вагоны? Откуда возьмутся грузчики?

Я представил картину, как огромные составы стоят на путях, грузы гниют в контейнерах, а на перронах – ни души. Начальники станций сами, впрягшись в бурлацкую лямку, перетаскивают мешки с цементом, а директора логистических компаний, сменив деловые костюмы на робы, ворочают ящики.

Абсурд, конечно. Если хорошенько припомнить, за всю мою жизнь в родной великой державе такого утопического катаклизма не случалось ещё ни разу. Всегда находились те, кому деваться было некуда. Такие, как я. Работай, гоблин.

Из низких свинцовых туч, нависших над городом, сеялась мерзопакостная небесная смесь мелкого дождя и мокрого, липкого снега. Капли стучали по капюшону, подло затекали под него. Я до самых бровей надвинул чёрную вязаную шапку и до ушей поднял воротник рабочего бушлата, такого же беспросветно чёрного, как и моё настроение. Ветер пронизывал до костей, заставляя ёжиться и ускорять шаг.

На работе всё текло по заведённому порядку – уныло и предсказуемо. Вагоны, мешки, ящики. Постные, ничего не выражающие физиономии коллег по опасному для здоровья бизнесу. Видел один день грузчика – считай, видел их все. Никаких сюрпризов, никаких отклонений от сценария. Только монотонный, изнуряющий труд.

Я вспоминал, как в юности мечтал о путешествиях, о том, чтобы увидеть мир. Теперь мои «путешествия» ограничивались маршрутом от дома до вокзала и обратно. А мир… Мир сузился до размеров грузового вагона, до пространства между штабелями коробок, до узкой полоски неба, видневшейся сквозь щели в крыше. Работай, гоблин.

Обратно домой я брёл уже под утро, когда город только начинал нехотя просыпаться. Улицы были пустынны, фонари мерцали сквозь пелену дождя, от асфальта поднимался холодный сырой туман. Настроение моё было мрачнее той ноябрьской ночи, что я провёл на станции. Желудок урчал, требуя чего‑нибудь, что можно было бы проглотить, прежде чем рухнуть в постель.

В круглосуточном магазинчике, тускло освещённом изнутри, я взял с полки десять упаковок лапши быстрого приготовления. Выбор был невелик: или курица, или говядина, или «особый вкус». Я схватил все три вида – пусть будет разнообразие. На кассе я встретился с откровенно неприязненным взглядом кассирши. Её лицо выражало лишь усталость и глухое раздражение. Она даже не попыталась изобразить дежурную фальшивую улыбку, и, как это ни парадоксально, я был ей за это искренне благодарен. Честная, неприкрытая ненависть ко всему сущему была мне куда ближе приторной лжи.

– Пакет нужен? – спросила она без тени интереса.

– Нет, – ответил я, рассовывая покупки по карманам бушлата.

Квартира, доставшаяся в наследство от бабушки с дедушкой, встретила меня привычной гулкой, мертвенной тишиной. Стены, некогда украшенные семейными фотографиями, теперь стояли голые – я снял рамки, не в силах смотреть на счастливые лица людей, чья жизнь давно осталась в прошлом. Полы скрипели под ногами, за окнами завывал ветер, а из кухни доносился запах сырости – где‑то протекала труба, но денег на новую не было. Отремонтировал сам как смог при помощи эпоксидного клея и марли. Не течёт, и ладно.

Была у меня как‑то шальная мысль завести попугая или канарейку, чтобы хоть какое‑то живое существо нарушало это безмолвие. Но я вовремя одумался. Издеваться над невинной птахой – последнее дело. У такого хозяина, как я, даже кактус на подоконнике сперва зачах, а потом и вовсе засох, превратившись в жалкую, но колючую серую мумию.

Электрический чайник недовольно зашумел и вскоре закипел, громко щёлкнув кнопкой в тишине. Пока лапша в миске превращалась в съедобную субстанцию, я умылся ледяной водой. Зеркало над раковиной отразило моё лицо. Щетина, морщины, залегающие вокруг глаз и рта. «Ещё лет пять – и буду выглядеть на все шестьдесят», – подумал я, отворачиваясь.

Умывшись, я сел за стол и бегло пролистал ленту новостей в побитом жизнью мобильном телефоне. Всё как всегда – войны, катастрофы, скандалы, интриги, расследования… Ничто не менялось. Или менялось, но совсем не в лучшую сторону.

Проглотив безрадостный завтрак – горячую, пересоленную массу с химическим ароматом, – я установил будильник. Завтра вечером опять на дежурство, а значит, нельзя проваляться в постели всё отведённое на отдых время. Нужно было ещё перемыть гору посуды, накопившуюся в раковине, запустить стирку и хоть как‑то навести порядок в этом холостяцком бардаке.

Я поднялся, подошёл к окну. За стеклом медленно светало. Дождь перестал, но небо оставалось серым, беспросветным. Где‑то вдали раздался гудок поезда – ещё один состав отправился в путь, увозя прочь чужие мечты и чужие беды. А я остался здесь, в этой квартире, в этой жизни. Работай, гоблин.

Глава 2. Параметры

Иногда со мной случается парадоксальное состояние. Вроде бы и устал, как последняя собака, а уснуть никак не получается. Мысли в голове начинают гонять по кругу, устраивая в черепной коробке настоящий хоровод – одна цепляется за другую, та за третью, и вот уже целый рой беспокойных образов бьётся о стенки сознания, не давая покоя.