Мы быстро приближались к нашей цели. Ложкин поливал палубу злыми короткими очередями, реагируя на малейшее движение, даже если оно ему только показалось. Я всматривался в миноносец через оптику, выискивая укрывшихся за надстройками и выбивая японцев точными выстрелами. А тем временем мои старички уже вывалили на палубу «Ската» в полной готовности к абордажу. Казарцев стоял рядом, держа в руках мой дробовик.

Высота палубы «Ската» оказалась ниже, чем у «Асасио», но не настолько, чтобы это было серьёзной проблемой. Куда сложнее оказалось подвести лодку к борту миноносца, лишившегося управления. Но Налимов и рулевой с этим успешно справились, и мы споро перебрались на палубу противника.

Мещеряков и Дубовский взяли на себя кормовой кубрик, я и Казарцев офицерские каюты, остальных Харьковский повёл дальше по палубе, блокируя крышки люков машинного и котельного отделений, отстреливая при этом любого появившегося на их пути. Ну что сказать, нам в который уже раз везёт. Вернее, противник не может ничего противопоставить моей меткости. Что есть, то есть, я умею стрелять, и мне без разницы, из пушки или винтовки.

Уже по отработанной схеме в люк для начала полетела граната. И только после взрыва по трапу съехал уже я. Причём никакой фигуры речи. Стремительный спуск, и я вскинул дробовик со сложенным прикладом и пистолетной рукоятью. Я не забыл, насколько бывает тесно на корабле.

В сумрачном коридоре никого не оказалось. Как и в прошлый раз, электрическая лампочка разбита, и свет проникает только сквозь открытый люк сходного тамбура. Ещё и глаза режет от сгоревшего пороха. Но это не первый корабль, взятый нами на абордаж, поэтому со светом у меня проблем нет благодаря подствольному фонарику. Громоздкий и тяжёлый даже с учётом одной батарейки, увы, до привычных мне тактических фонарей далеко, но это куда лучше, чем ничего.

Я сделал несколько шагов по короткому коридору и оказался перед дверью, за которой, по идее, должна находиться радиорубка. Планировка, схожая с захваченным ранее «Касуми», а потому вряд ли я ошибаюсь.

Переглянулся с Казарцевым, спустившимся следом и уже стоящим рядом. Тот кивнул и толкнул стальную дверь. Та с лёгкостью подалась, и я едва сдержался, чтобы не выстрелить. Внутри оказался японский мичман с поднятыми руками. Наскоро осмотрел выведенный из строя беспроволочный телеграф. Вообще серьёзно его сломать достаточно сложно, уж больно грубый и массивный прибор. Так что этот починится без проблем.

– Я так понимаю, что книги с шифрами и кодами уже за бортом? – спросил я пленного.

– После смены кодов и шифров в корешки книг всунули свинцовые пластины. Книги уже на дне, – подтвердил мои предположения японец, кивнув в сторону открытого иллюминатора.

– Лицом к стене, руки на стену, ноги шире плеч, – коротко приказал я.

Самурай, конечно же, не видел детективов и того, как пеленали преступников полицейские в моём мире, да и не практикуют тут такого, в лучшем случае лицом к стене и поворачивают. Но сказано было чётко и ясно, поэтому он выполнил мои распоряжения под доносящийся с палубы грохот ружейных выстрелов.

Я обошёл его и выглянул в иллюминатор. Даже если и без груза, книга уже осталась далеко за кормой, так как миноносец продолжает двигаться, и искать её попросту бесполезно. К тому же на столе нет ни единой бумажки, вне всяких сомнений, они улетели в воду и также остались где-то за кормой. Ну что тут сказать, радист выполнил свой долг и избавился от секретных документов. Ну и чёрт с тобой, золотая рыбка.

– Вяжи его, – приказал я сигнальщику.

Казарцев уронил ружьё, повисшее на одноточечном ремне, и, вооружившись концом верёвки, подступился к мичману. Я учил своих парней вязать пленных, так что мой негласный ординарец управился с этой задачей походя. После чего мы проверили другие каюты, никого там не обнаружив. Да и не очень-то надо. Чем меньше пленных, тем нам проще.

Оставлять японца без присмотра я не собирался, охранять же его некому, поэтому мы выволокли его наверх. Впрочем, он не особо-то и артачился. Разве только двигаться со связанными руками неудобно. Вот тут-то мы и помогли.

К этому моменту абордажники уже прошлись метлой по палубе, заперев в отсеках механиков и кочегаров. Остатки палубной команды привычно загнали в носовой кубрик и уже готовились к решительному штурму. Вернее, к тому моменту, как мы подошли, Харьковский уже начал действовать, забросив внутрь сразу три гранаты. Для столь небольшого и тесного помещения, да ещё и со стальными стенами полом и потолком этого более чем достаточно. Ошалевшие японцы, даже не получившие ранения, после этого и не помышляли ни о каком сопротивлении, если вообще понимали, что их связывают. Контузия гарантирована.

– Открывай, – приказал я Казарцеву, указывая на крышку люка в кочегарку.

Тот молча отпёр задвижку и откинул крышку, стараясь не подставляться. Сомнительно, что там окажется кто-то со штатной винтовкой, но вот с личным револьвером очень даже может быть. Я видел личное оружие как минимум у троих матросов «Ската», это не считая моих старичков, которых сам же и вооружил. А как показывает практика, нравы у моряков всех стран достаточно схожие.

– Я командир русской подводной лодки «Скат», мичман Кошелев. Миноносец захвачен. Предлагаю вам сдаться. Выходите с поднятыми руками. На раздумье времени не даю. Если вы не сдадитесь, будете все убиты.

Говорил я с акцентом, но при этом без ошибок. Японским-то владею в совершенстве, другое дело, что голосовые связки этого тела не приспособлены к чужой гортанной речи.

– Чего это они там? – склонив голову набок, спросил Казарцев.

– Послали меня и готовы умереть во славу императора и богини Аматэрасу. Ну и ладно, была бы честь предложена, – извлекая из подсумков пару гранат, произнёс я.

Вот никакого желания делиться своей долей адреналина. Самому мало. Тут толком-то и разохотиться не успел, как всё уже закончилось. Даже ни разу не выстрелил, парни и без меня управились. Поэтому ударил себя по бёдрам шляпками взрывателей, которые исправно выдали два хлопка. Четыре секунды ожидания и обе банки с грохотом о трап упали вниз. Грохнуло. Из люка выметнуло упругую воздушную волну, в нос ударил резкий запах пороховых газов, и я быстренько скользнул по трапу вниз.

Электрическое освещение два взрыва не пережило. Но в отсеке имелись с каждой стороны по одному иллюминатору, а потому хотя и сумрачно, тем не менее куда светлее, чем в офицерском отсеке. Разбираться, кто жив, а кто мёртв, я не стал, тут же открыв огонь. Тем более что один из кочегаров зажимал уши, держа в руке короткоствольный револьвер. И первый выстрел в него. Затем ещё четыре без разбора, кто уже готов, кто ранен, а кто лишь оглушён. Лучше вынести трупы, чем по-глупому подставиться.

Зато с остальными отсеками трудностей не возникло, все самураи дружно подняли лапки и поднялись на палубу. Здесь их вязали и переправляли в носовой кубрик. Этот процесс у нас, можно сказать, отработанный, так что я уже в него не вмешивался…

– Мать твою в перехлёст через колено. Это было просто невероятно, – с нескрываемым восхищением произнёс Налимов, когда пришвартовал «Ската» к «Асасио».

– На том стоим и стоять будем, – хмыкнув, ответил я, наблюдая за тем, как матросы деловито снуют по палубе, снося трупы на корму.

Оно бы сбросить их в море, но коль скоро есть возможность похоронить на земле, то не стоит тупо избавляться от тел. Не поймут. А я как-то не горю желанием опять оказаться под судом. Всё понимаю, но в прошлый раз я предстал перед трибуналом по не менее надуманному поводу.

– Знаете, Олег Николаевич, а я ведь не верил в вашу затею с револьверной пушкой. Полагал это блажью. Да и по поводу абордажа… думал, это простая байка. Газетная утка, – перебравшись на борт миноносца, заметил штурман.

– Неужели не общались с артурцами?

– Отчего же, общался. Но там поди отличи правду от вымысла, когда, глядя друг другу в глаза, высказывают противоположные мнения.

– Надеюсь, теперь вы убедились в том, что это правда. Или и глазам своим не верите?

– Как говорится, один раз – это случайность, два – совпадение…

– Намекаете на то, что нам следует взять на абордаж ещё один миноносец? – задорно подмигнул ему я.

– Я не против. И теперь возню с револьверной пушкой считаю полностью оправданной, даже если её больше ни разу не придётся использовать.

– Вот с чем согласен, с тем согласен, – кивнув, произнёс я и сменил тему. – Что же, Пётр Ильич, принимайте под командование лодку, а я поведу в Артур наш приз.

– Есть принять лодку под командование.

– В качестве призовой команды я забираю всех своих старичков и комендоров, с вами оставляю только одну вахту. Если случится бой, просто погружайтесь и идите в Артур.

– А что мне ещё-то остаётся при минимуме команды, отсутствии самодвижущихся мин и невозможности использовать пушки, – пожал плечами штурман. И уточнил: – Вы поэтому переходите на «Асасио»?

– И поэтому тоже, – подмигнул я и спросил: – Вопросы?

– Вопросов нет.

– Вот и ладно, – хлопнул я его по плечу.

«Катарина» уже набрала свой крейсерский ход, направляясь к крепости. Я же не спешил расставаться с лодкой и, перейдя на её борт, воспользовался радио. Пора связаться с крепостью и сообщить, что мы на подходе. Для чего-то же я старался, переправляя радиостанцию из Инкоу в крепость.

Ну и такой момент, что нужно забрать переносной дымогенератор. Для лодки-то мы сделали стационарный, подведя впрыск топлива в выхлопные трубы, но по здравому размышлению я решил, что и мобильная версия не помешает, так, на всякий случай. Как я люблю повторять – пусть уж лучше будет и не понадобится, чем понадобится и не окажется под рукой.

В частности, я планировал использовать его для «Катарины», но, поразмыслив, мы пришли к выводу, что команде парохода лучше всё же не геройствовать. При отсутствии вооружения у них ни единого шанса даже против минного катера. Поэтому было принято решение о том, что они не будут трепыхаться и станут выполнять все требования японцев. Дымогенератор же остался на борту «Ската», благо он достаточно компактный и много места не занимает.

Переговоры с Артуром вышли занятные. С одной стороны, там не могли поверить в то, что в районе Ляодуна появилась подводная лодка из Владивостока. Да ещё и сопровождающая пароход со скотом и взрывчаткой. С другой, я ведь использовал русский шифр, и откуда бы мне его в таком случае знать?

Ответа дожидаться я не стал. На то, чтобы доложить по инстанции, да чтобы там приняли меры, уйдёт слишком много времени. И это с учётом того, что Павлов заблаговременно уведомил командование крепости об отправке груза. У нас же за правило, когда правая рука не ведает, что делает левая, а уж если речь зашла о правой пятке, то и вовсе туши свет, бросай гранату. Так что пусть разбираются, а мы пока нагоним «Катарину», ну и подготовимся оборонять сопровождаемый груз.

Когда вернулся на борт захваченного «Асасио», там вовсю шли ремонтные работы. Необходимо было подлатать дыру в дымовой трубе, иначе останемся без тяги и соответственно не сумеем нормально разогнаться. Заодно приводили в порядок паропровод, которому также досталось. Корабль военный, к тому же уже год участвующий в боях, а потому на борту нашлось всё необходимое, чтобы на время подлатать повреждения и уже через пятнадцать минут рвануть вдогонку «Скату» и «Катарине».

– Андрей Степанович, ты вот что, оставь на палубе только тех, кто помельче, да обряди их в японскую форму. И мне офицерский мундир присмотри. Не найдёшь чистый, снимай с трупа, ничего со мной не станется. И ещё приготовь японский флаг, чтобы, случись что, можно было бы на него сменить Андреевский, – когда мы в бодром темпе догоняли ушедший вперёд грузовик, приказал я.

Боцман слушал меня с угрюмым видом, и когда я закончил, не услышал привычного «слушаюсь». Вместо этого молчание и хмурый взгляд, устремлённый куда-то в сторону. Вижу, что ему это не по нутру, и не хочет смотреть на меня, потому как не сумеет злость сдержать. Не приведи господи, с самураями встретимся, так я не представляю, какой обструкции меня предадут господа флотские офицеры, у которых я и так не в чести.