Мы были помятыми и румяными, как с сеновала. Дед Мороз от злости на происходящее, я от тесноты и жаркой одежды. Это выглядело забавно, но смеяться мне не хотелось.

Мужчина бросил на меня последний испепеляющий взгляд.

– Пятнадцать минут, – прошипел он. – Ни секундой дольше.

– Годится. Только ребёнка не пугайте, – взмолилась я и распахнула дверь.

– Здравствуй, мальчик! Говорят, ты меня ждешь? – прогремел попутчик, и его голос, к моему удивлению, обрёл низкие, бархатные, нереально волшебные ноты.

Эффект был мгновенным. Матвей, только что всхлипывавший в плечо бабушке, резко поднял голову. Его заплаканные глаза расширились до предела. Он онемел, не в силах издать ни звука.

Бабушка смотрела на нас, прижимая руку к сердцу. По ее лицу текли слезы, но теперь это были слезы облегчения.

– Здравствуй, Матвей – подхватила я, входя в роль и садясь напротив мальчика. – Говорят, что ты очень веришь в чудеса.

– Верю! – тихо, но с благоговейным удивлением, ответил ребёнок.

– Вот мы и пришли с Дедушкой Морозом поздравить тебя!

– Меняа-а-а!

В глазах мальчика было столько радости, что я могла бы смотреть на него, не отрываясь, целый час. Но через 15 минут карета обещаний мужчины из 4-го купе могла превратиться в тыкву, поэтому я решила ускорять поздравление.

– Матвей, а ты приготовил Дедшке Морозу стихотворение? – подсказала я, заранее договорившись с бабушкой о маленьком сюрпризе.

Мальчик кивнул, сделал шаг вперед и, запинаясь от волнения, но очень старательно, прочитал:

– В Новый год, в Новый год

Дед Мороз под ёлкой ждёт.

Он принёс подарки.

Гирлянды светят ярко.

Все мы ёлку украшали

И старались от души.

На ней шишки, и хлопушки,

И сосульки хороши.

А когда огни погаснут

Встанем к ёлке в хоровод.

Будем петь, плясать, смеяться,

Дружно встретим Новый го-о-од!

Матвейка вскочил с полки и захлопал в ладоши. А потом кинулся к Деду Морозу и, обхватив его ногу через мятый костюм. Прижался щекой к бедру, а потом поднял свои сияющие глаза вверх.

Мужчина стоял несколько секунд неподвижно. Ошеломлённо молчал. Казалось, что его что-то очень сильно беспокоит, и сейчас он сорвётся. Может быть даже закричит.

Но вместо этого он тяжело вздохнул и, опускаясь на корточки, произнёс голосом, в котором вдруг появились странные, тёплые ноты:

– Молодец, Матвей. Очень красивое стихотворение. И очень большое. За такое полагается подарок.

Дед Мороз кивнул мне, и я, как по сигналу, вручила ему нашу скромную коробку. На картинке была нарисована машинка красного цвета, похожая на маленький джип. Мужчина, едва заметно поджав губы, протянул упаковку мальчику.

– Держи. Настоящий внедорожник!

Матвей с радостью схватил коробку, тут же сорвал упаковку и уставился на безвкусную пластмассовую игрушку. Его брови поползли к переносице, губы задрожали.

– А я… я же хотел перевёртыш, – раздался жалобный, предательски дрогнувший голосок. – Такую большую. Чтобы из самосвала в танк и обратно.

В его глазах снова заблестели слёзы. Бабушка в ужасе замерла. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё пропало! Но мужчина не растерялся. Он наклонился к мальчику так близко, что их носы почти соприкоснулись, и понизил голос до конспиративного шёпота.

– А ты знаешь где паркуется тяжёлая техника? Самосвалы? Танки? Грейдеры?

– Нет, – тихо ответил Матвей.

– Их просто на землю ставить нельзя. Для них оборудуют специальные площадки. Такая будет у тебя дома. Она не провалится под танком, выдержит его вес. Только как туда добраться?

– На другой машине?

В глазах Матвея появилась надежда.

– Точно! – Дед Мороз хитро подмигнул мальчику. – Только обычный седан тебе не поможет. К площадкам для тяжёлой техники очень плохие дороги. Легковушка там и в сухую погоду завязнет. Что уж говорить о дожде или гололёде? – Он кивнул в сторону окна, и Матвей повернулся за ним. – Видишь, как метёт? Так что я подумал, что до тяжёлого самосвала с танком ты не доберёшься. Вот и решил тебе подарить машину, на которой ты через любой снегопад проедешь к оборудованной площадке для тяжёлой техники.

Глаза Матвея снова расширились, но теперь от изумления и любопытства. Он с новым уважением посмотрел на уродливой машинки, прижал её к груди и радостно кивнул.

– Правда?

– Деды Морозы не врут, – с непроницаемым видом ответил попутчик и усадил Матвея на полку рядом с бабушкой. – Ну что ж, нам пора, другие дети ждут. С Новым годом, Матвейка.

– Что надо сказать? – спросила бабушка.

– Спасибо! До свиданья! – выпалил Матвей и тут же начал катать машину по полке, бибикая себе под нос.

Но когда мы уже выходили, поднял на нас счастливые глаза и помахал на прощанье рукой. Я едва не расплакалась от умиления.

Мы вышли в коридор, закрыв дверь в купе. Я облокотилась на стену, чувствуя, как дрожат колени. Из-за двери доносился радостный смех Матвея, который что-то оживлённо говорил про суперский внедорожник.

Дверь снова приоткрылась. В коридор вышла бабушка. Её глаза сияли.

– Спасибо вам, родные мои, – она сжала мою руку, а потом посмотрела на Деда Мороза. – Спасибо вам, молодой человек. Вы… вы волшебник! Матвейка, он без папы. Оля и так с ним одна, а тут непогода. Спасибо! Вы нас спасли! Дай Бог вам всего! И паре вашей!

Она посмотрела на меня с тёплой улыбкой, но пирожки, которые держала в руках, сунула Деду Морозу. А потом так же быстро юркнула в купе к внуку.

Мы остались одни. Я повернулась к мужчине, готовая излить поток благодарностей.

– Вы были великолепны! Спасибо огромное! История про внедорожник – просто сногсшибательная! Это гениально!

Но он уже срывал с себя бороду и шапку, лицо его снова стало хмурым.

– Вы удовлетворены?

– Полностью!

– Тогда мои обязательства выполнены полностью. Пирожки забираю, как оплату за дополнительные хлопоты с джипом.

Он стянул с себя халат, сунул костюм мне в руки, и широкими шагами направился в четвёртое купе.

– С наступающим Новым годом! – крикнула я ему вслед.

– И вас – буркнул мужчина не оборачиваясь, и скрылся за пластиковой дверью, оставив меня снаружи с искрами только что случившегося чуда.

Спасительное купе

Ровно в полночь поезд взорвался криками «С Новым годом!», звоном бокалов и оглушительной музыкой. Вагон превратился в филиал ада – веселого, но совершенно неуправляемого. Двери купе не закрывались, по коридору сновали раскрасневшиеся, шумные люди, хватая за руки всех подряд для поздравлений.

Я сидела в своём купе, зажатая между костюмершей Надей, которая давала нам новогоднее облачение для поздравления Матвея, и парнем из театральной труппы по имени Леонид.

От него неприятно пахло выпитым и театральным пафосом, уже полчаса пытался доказать мне, что я – его упущенная муза.

– Анечка, в твоих глазах столько надрывной русской тоски! Планетарная грусть вселенского масштаба! – декламировал он, пытаясь поймать мою руку. – Эти глаза, эта чуткость и трагизм бесценны для театра! Дай мне свой номер, мы поставим с тобой «Чайку»!

Я отодвинулась, улыбаясь через силу. Веселье сменялось тревогой. Его товарищи подхватывали инициативу, предлагая пройтись по вагону с песнями и миниатюрами.

Становилось жарко, душно и опасно.

«Надо просто подышать воздухом», – подумала я и, извинившись, выскользнула в коридор.

Пробраться до тамбура было непростой задачей. Меня останавливали, чокались со мной пластиковыми стаканчиками, кто-то обнял за плечи. Я чувствовала себя рыбой в переполненном садке. Наконец, я оказалась в прохладном, продуваемом сквозняком тамбуре, прислонилась к холодной стенке и закрыла глаза, вдыхая ледяной воздух.

Но покой был недолгим. Дверь из соседнего вагона с грохотом открылась, и оттуда вывалился крупный мужчина в тельняшке под расстёгнутой курткой. Он с интересом посмотрел на меня.

– О, подарочек! Как в сказке! – просипел он, подойдя так близко, что меня замутило от запаха перегара и пота. Чего тут грустишь? Давай к нам, у нас весело!

– Спасибо, нет, – брезгливо отстранилась я.

– Да, ладно тебе! Чё такую попку морозить, а, Снегурочка! Давай к нам! У нас так тепло, что растаешь мигом.

Он протянул ко мне руку, но я увернулась.

– Спасибо, не надо!

Мне стало страшно. У мужчины был короткий ёжик волос, круглое лицо, и совершенно осоловелые гласа. Он уже был в том состоянии, что завтра не только имени моего не вспомнит, но и поезда.

– А я говорю, давай!

Он схватил меня за локоть. Пальцы больно впились в кожу, оставляя алые отметины. Мимо проходили люди, но никто не обращал на меня внимание.

– Отпустите! – закричала я, но идущие в соседний вагон, даже не повернули в нашу сторону голову.

– Не упрямься, Новый год же! Праздник!

Я попыталась вырваться, но он был сильнее. Паника подступила к горлу.

– Отстаньте! – кричала я, но круглолицый не отпускал. – Отпустите! Я не хочу с вами идти! Меня ждут!

– Кто же там тебя ждёт? А, Снегурочка?

Ответить я не успела. Внезапно возле нас возник мужчина из купе №4. Он был без костюма Деда Мороза, в своём синем свитере, и его лицо в холодном свете тамбурной лампы выглядело, как высеченное из камня.

– Я жду.

– Я первый её нашёл! – обиженно ответил круглолицый.

– Девушка со мной. Уберите руку, – произнёс он тихо, но так, что каждый звук был не просто твёрдым, он был стальным.

– Да, ладно! Как её зовут?

– Лена, – ответил попутчик из четвёртого купе.

– Как тебя звать? – дыша перегаром, спросил круглолицый.

– Лена, – подтвердила я.

– Вот гадство!

Круглолицый сплюнул прямо на пол. А когда мужчина из моего вагона протянул мне руку, толкнул меня ему на грудь.

– Да и вали! Я себе другую Снегурочку найду!

Он развернулся на пятке и, едва не упав на пол, с трудом вписался в дверь перехода в соседний вагон.

Мужчина из соседнего вагона, спотыкаясь, попытался что-то возразить, но встретившись с ледяным, не обещающим ничего хорошего взглядом Клима, моментально сдулся. Он пробормотал что-то невнятное и, пошатываясь, ретировался в свой вагон.

Я стояла, дрожа, обхватив себя за плечи, пытаясь прийти в себя.

– Спасибо, – прошептала я, не смея поднять взгляд на своего спасителя.

Мужчина помолчал несколько секунд.

– Вам нельзя возвращаться в ваше купе, – констатировал он сухим, деловым тоном с нотками недовольства. – Там уже ничто не спасёт вас от назойливого внимания. Там уже не театр, а балаган.

– Да здесь тоже небезопасно. Можно, конечно, к проводнице попробовать попроситься, – начала я неуверенно.

– Моё купе выкуплено полностью, – перебил он. – Можете переночевать у меня. Утром разберёмся.

Не дав мне опомниться, он развернулся и пошёл вперёд. Я, как загипнотизированная, поплелась следом. Он шёл, расчищая путь. Гомон и крики стихали, когда празднующие встречались с ним взглядами.

В глазах попутчика из четвёртого купе было что-то такое, что никто не рискнул ему перечить. Даже группа актёров, уже совершенно не сдерживающая буйного веселья, примолкла и расступилась.

Через минуту мы были в его убежище. Там царили тишина и порядок. Запах кофе и парфюма.

Он щёлкнул замком, запирая дверь.

– Три полки свободны и уже застелены. Выбирайте любую. Полотенца на верхней. Моё место нижнее слева. Его не занимать. Будете храпеть – разбужу. Всё понятно?

Он снял подушку и одеяло с верхней полки и положил на нижнюю, его движения были чёткими и лишёнными суеты. Заметив, что я не двигаюсь, подтолкнул в сторону окна.

– Ложитесь отдыхать. Вы в безопасности.

С этими словами он устроился на своей полке. Лёг ко мне спиной, демонстративно показывая отсутствие интереса. Я злилась, что так влипла с круглолицым, но и явное безразличие попутчика меня тоже бесило.