– Передвигай ноги быстрее, если решала остаться, – начинает шаг в сторону темной улицы, что лучом отходит от клуба. – Догоняй, Кнопка, – бросает не оборачиваясь. – Иначе я могу передумать.

– Birds flying high, (Птицы в вышине), – тяну себе под нос, нерешительно ступая за ним. – You know how I feel, (Вы знаете, что я чувствую). Sun in the sky, (Солнце в небесах), you know how I feel (ты знаешь, что я чувствую.)

– Что ты делаешь? – останавливается смеясь. А сам уже сбежал от меня на добрые десять- пятнадцать метров. Нагоняю быстрее, пока стоит. И стараюсь не осматриваться по сторонам. Туда, куда не доходит свет редких тусклых фонарей и образуются страшные тени.

– Ну и? – недовольно переспрашивает Марк.

– Пою, – выпаливаю замешкавшись. Стою рядом с ним, а так и подмывает взять в свою ладонь его руку. – Здесь всё незнакомо.

– А ты всё так же боишься темноты? Мил, – едва не стонет от осознания ещё одной глупости, связанной с моим именем.

– В Лондоне много темных мест, – оправдываюсь, пожимая плечами. – Я выучила наизусть практически всю английскую классику. Прохожих меньше пугает, когда девушка в темноте вдруг начинает петь знакомые им мелодии. Некоторые даже подпевают мне и улыбаются.

– Сколько же в тебе заморочек! – подытоживает и стоит не двигаясь с места. Зрачков не видно. Я не могу точно сказать злиться на меня сейчас Марк или…

– Больше чем у всех знакомых тебе девушек?

– Причем разом, – соглашается скупо. – Давай руку. Здесь твое пение наоборот, привлечет ненужное внимание и подозрение в невменяемости.

Протягиваю свою ледяную ладонь, аккуратно прикасаясь к его теплой.

– Спасибо.

– Это дорогой и тихий район, – поясняет обводя круг в воздухе пальцем. – Моя квартира в пяти минутах ходьбы.

– Хорошо. Я запомню, – киваю на автомате.

– То, где я живу? – вновь усмехается, заявляя резонно: – Не надо.

– То, что здесь безопасно ходить.

– Да. Точно, – соглашается тяжело выдыхая.

– Мне надо написать отцу. Подожди, пожалуйста, – прошу извинительно. – Надо предупредить, что мы останемся тут.

– Пиши, – улыбается, отпуская руку. Смотрю на свою освобожденную. И будто земля под ногами расходится. Пусто. Одномоментно.

Набираю сообщение, не дыша. Пишу кратко, но четко. Обещаю быть утром.

Звонок поступает практически сразу и я вынужденно нажимаю "принять", под ухмылку на лице Марка.

– Да, пап… , – выслушиваю десяток секунд бесперебойных нотаций. Марк забирает аппарат из моих рук, сообщая кратко:

– Не переживай. Отдам ей своё спальное место. Завтра будет.

Отключает. Телефон полностью. Вижу как гаснет заставка системы.

– Достал своим контролем. Пошли.

Монотонно киваю, представляя чем это выльется. Хорошо, если отец не появится в квартире с утра. Или же… Теплая ладонь вбирает мою. Всё остальное становится разом не важно. Его крепкие пальцы смыкаются вокруг моих. Пытаюсь улыбаться не так явно. Сейчас темнота совсем не пугает. И не хочется петь, чтобы отвлечься. Хочется молчать. С ним. Рядом. А ещё крепко прижаться.

– Пошли, – сподвигает или командует. – Прохладно.

Не замечаю. Джинсовка поверх майки особо не греет, а рука в его ладони начинает гореть. Пять минут. Не стараюсь запомнить, где и как он сворачивает. В крайнем: включу телефон, узнаю местоположение. Только знаю, что не стану этого делать. Марк не терпит контроля и мой телефон неспроста выключен.

Ещё несколько поворотов. Двор колодец. Кодовый замок. Дом из четырех этажей. Небольшой двор внутри с детской площадкой. Парковка на минусовом. У подъездов нет ни единого автомобиля. Светло. Фонари буквально натыканы рядом. Чисто.

Молча открывает дверь. Пропускает вперёд. Поднимаюсь вместе с ним на второй. Лестница широкая. Отпускать руку нет надобности. Но, перед дверью свою всё же освобождает. Заходит первым. Включает свет.

Держусь стеночки. Заглядываю за угол. Перед глазами открывается студия: широкая кухня и барная стойка; два кресла и проектор, направленный на окно(полотном в этом случае выступают прямые толстые шторы); у стены большая кровать, занимающая всё оставшееся пространство.

– Мрак, – констатирую, после повторного осмотра. Две двери. Одна явно ванная, другая туалет. И студия, просто комната. Без дополнительной спальни.

– Кнопка, тебя что-то смущает? – издевается весёлым голосом над моим слухом.

– Ты сказал, что отдашь мне своё спальное место, – комментирую не понимаю увиденного.

– И не солгал, – подтверждает самонадеянно. – Я всегда сплю у стены. Располагайся на хозяйское. Ради тебя лягу с краю.

Перевожу на него ошарашенный взгляд. Подмигивает, заявляя нейтрально:

– Кнопка, ты так паникуешь, точно никогда со мной не спала.

– Мне было семь или восемь, – напоминаю придирчиво. – Была гроза. Родители были в отъезде.

– С тех пор ты особо не изменилась, – отзывается уже из-за спины. Включает чайник. А я стою и пялюсь на широкую постель, куда он приводит знакомых девушек. – Хочешь я включу тебе звуки грозы? – уточняет и вроде без особой издёвки.

– Нет, спасибо, – мой голос звучит далеко и глухо. Подкатывает паника. Ощутимо стягивает грудь. Пытаюсь тише дышать и часто моргать, прогоняя истерику.

– В душ? – обдувает дыханием мою кожу. Подкрадывается слишком близко. Или так кажется. Считывает моё молчание за согласие. – Выдам тебе переодевку, – заключает с ухмылкой. – Будь другом, сделай крепкого и сладкого чая. Голова трещит. Я первый окачусь за пару минут.

– Хорошо, – мямлю оборачиваясь, а Марк, по пути к одной из дверей, уже стягивает с себя футболку. Инстинктивно приоткрываю рот, выдыхая сквозь него лишний воздух. Крепкая шея. Рельефная спина. Сильные руки. Он очень изменился с тех самых лет, когда я с ним спала. Прошло не менее десяти. И его присутствие рядом ранее не действовало на меня таким…

– Чай…, – напоминаю себе одновременно с хлопком двери. Такси домой? Ещё есть шанс передумать.

Футболка, что он снял, скинута на ближнее кресло. Медленно подхожу к нему. Аккуратно вбираю материал в руки. Подношу к лицу. Тысячи рецепторов внутри взрываются дикими довольными криками. Смесь древесной туалетной воды, табака и запаха его тела. Это не разбавленный ром. Этот коктейль пьянит быстрее и более сильно. Дышу глубоко и не хочу выпускать ткань из рук. Боюсь без него задохнуться.

Вода выключается. Дышу рвано и часто. Нехотя развешиваю как было и спешу делать чай. Крепкий. И приторно сладкий.

ГЛАВА 3

Скоро рассвет

– Марк Мейер -

Сижу, задумчиво пялюсь в стену. Привычная реальность словно ломается надвое. Происходящее вокруг не поддается логическому объяснению. Мне давно тесно в заявленных рамках: пресмыкаться перед одним отцом, пытаться быть другом другому. Хочется оборвать все концы и начать что-то свое. Не соответствовать ожиданиям. Замутить свою, персональную историю. Вопрос: как это безболезненно сделать и к чему приложить свои руки? Что я умею лучше всего?

Замечаю боковым движение. Мила стоит на пороге полная нерешительности. Привычно переминается с ноги на ногу. Мерзлячка стащила из ящика броские яркие носки и самую длинную футболку. На плечах моя одежда висит мешком, зато бедра прикрыты. Только торчат острые колени. Она как была мелкой, так и осталось. Где там и что прибавилось за эти годы? Не разобрать. Сейчас светлые волосы потемнели от воды. На груди пролегли влажные отпечатки.

– У тебя нет фена, – замечает обиженно. Скручивает хвост на макушке невообразимым узлом. Накидывает сверху яркую резинку.

– Мне как-то без надобности, – проговариваю отрешённо цепляясь взглядом за край футболки, что ползет вверх с каждым поднятием рук. Разрешенный максимум до видимости трусов соблюдён всего-то на парочку сантиметров. Зато пару новых килограмм на филейной мне удается приметить.

– Новую футболку дать? – кривлю губы, замечая сколько воды уже впитано в материал с длинных волос. Расползающиеся мокрые пятна явно не улучшают её настроения. Сам терпеть не могу, когда одежда липнет к телу. Предпочитаю то, что немного пошире. Да и снимать оверсайз с тела в разы удобнее.

– Фен купи, – советует недовольно. Придирчиво осматривает спальное место. – Судя по ширине кровати, он тебе тут явно необходим.

– Учту.

Она проходит мимо, отодвигает край одеяла и сразу забирается под него. Прячется. В очередной домик, что строила десятками в детстве. Из подушек, одеял, стульев. Розовая комната почти всегда была перевёрнута верх дном. Зато Мила сидела в очередном доме с фонариком в руках и читала. Всегда и всё читала… Сейчас же, по сравнению с той, что является в воспоминаниях перед моими глазами, эта версия всё же слегка подросла.

– Оставь свет в коридоре, – просит тихо откуда-то из своего кокона.

– Иначе ты споешь мне колыбельную? – усмехаюсь, дополняя с чувством реального умиления, – А было бы весело и даже неплохо.

– Марк, рассвет уже скоро. Я сама потом выключу, – канючит, явно не желая дальше вступать в дискуссии. Настолько устала? Или виной тому алкоголь?

– Какие ещё фобии мне сегодня грозят? – на всякий закидываю удочку. Проще узнать на берегу, чем огребать после. – Может сразу озвучишь?

– Я боюсь насекомых, но быстрая проверка показала, что их здесь нет, – слова несутся настолько быстро, что считываются скороговоркой. Она так и не вылезает из своего убежища. Забилась в угол, как и один из представителей тех, кого сейчас мне описывает.

Голос звучит глухо, а мне остаётся лишь наблюдать шевелящийся комок на своей постели, и с трудом сдерживать на губах улыбку. Ну глупая же! Вместо того чтобы переодеться в сухое, будет привычно дуть на руки и греть их трением. Её длинные тонкие пальцы вечно мёрзнут. Про нижние конечности и говорить не стоит. Постоянно подгибает под себя. Спит, засунув коленки под широкую кофту пижамы. Комочком. Как котенок, что слишком рано отделили от мамы. Как сказал бы знакомый психолог: Может в этом и таится искомая причина? Давайте рассмотрим…

Вторая официальная жена Мейера и, по совместительству моя мачеха, реально рано сплавила её с рук в руки. Более благонадежных и правильных воспитателей, как высказался бы отец. У Милы Мейер были няни, наемные учителя. Она посещала школу, чтобы сдавать экзамены. И гуляла в основном исключительно рядом с домом. Одна. Откуда здесь взяться друзьям? Майя Мейер, в девичестве Волошина, на одном из светских приемов покорила отца своим голосом. (Я всё же утверждаю, что помимо этого она приложила и другие умения к тому, чтобы вскоре забеременеть и родить, но… Семейная сказка, которую рассказывают детям должна звучать наивно и красиво. Да и голос, что передался дочери позволяет отчасти в это поверить.)

Вскоре, джазовая певичка стала хозяйкой в доме, где было слишком много прислуги И её осенило: (не сразу, но всё же), к чему тратить свою молодость и красоту на то, чтобы ухаживать и растить двоих малолетних детей, когда для этого есть хорошо обученные люди? Гувернантка при мне появилась с уходом матери. Спустя пару лет добавилась ещё одна, что неустанно следила за Милой, но и с меня так же глаз не спускала. Благо моя свобода не была столь ограниченна. Да и в тринадцать меня никто не сплавлял за хорошим дипломом на другой конец света. Мейер смирился, что звёзд с неба мне не хватать, но на Милу всегда возлагал куда большие надежды.

Гашу свет в комнате. Полоса отголоска из коридора чертит пространство. Иду по ней к изголовью кровати, как по ковровой дорожке. Забираюсь под одеяло. Как есть. В аналогичной футболке, что и на ней и в широких спортивных штанах, что натянул после душа. Не в трусах же блистать перед гостьей? Единственное, яркие носки не надел. Я в отличие от мелкой считай и не мёрзну.

– Иди, буду греть, – подначиваю, закидывая руку вперёд и точно ковш экскаватора притягиваю её ближе. – Вот же дурында! – замечаю серьёзно. – Предлагал переодеться.