Императрица Кассилия Сорнель плотно сжала губы, скрывая свое раздражение, разочарование и едва заметную тревогу. Император же, шевеля своими нелепыми усиками, таращился на меня с искренним, почти детским любопытством, словно я был диковинной зверушкой, неожиданно выпрыгнувшей из сундука.

Принцесса Мариэль… Она поймала мой взгляд и тут же, будто испугавшись самой себя, отвела глаза. Лёгкий румянец тронул её щёки.

Пожалуй, она была единственной здесь, кто не испытывал ко мне неприязни. По крайней мере, видимой.

Кличмейстер попытался перекричать толпу, но его голос сперва утонул в реве, и лишь потом вынырнул, с настойчивостью бывалого глашатая.

– По правилам поединка… – вещал он. – лунных игр… мы не можем казнить победителя, ибо бой проведён честно, по правилам, и он завершён…

– Нет!

– Еще поединок!

– Еще бой с варваром!

– Выпустить против него Скальда из Драгории! Дикарь должен сдохнуть!

Кличмейстер попытался возразить:

– По правилам поединков один воин может провести лишь один бой на арене.

И тут императрица Кассилия Сорнель подняла руку.

Один короткий, плавный жест, и кличмейстер осёкся. Толпа тут же умолкла.

Я смотрел прямо на великолепную Кассилию. Императрица встала. Её холодный взгляд скользнул по трибунам.

– Жители славного города Вельград, – заговорила она громко. В её голосе звучала особенная, спокойная твёрдость, что сильнее любого крика. – Кличмейстер прав: поединки проводятся по правилам лунных игр. Но существует одна поправка к этим правилам.

В толпе кто-то попытался возразить, но сразу замолк.

– Дело в том, – продолжила Кассилия, – что участники лунных боёв – это граждане Империи или выходцы из королевств, присягнувших императору и мне как императрице. И на них распространяются законы чести, морали и уважения.

Она подняла руку и указала на меня так резко, что движение напоминало удар хлыста.

– Этот варвар не является гражданином наших земель.

Толпа зашепталась, кто-то одобрительно закивал.

– Законы Империи, законы предков и законы чести на него не распространяются, – отчеканила императрица. – Он животное. И животное может быть убито по нашему усмотрению.

Она еще выше подняла подбородок.

– Поэтому я призываю кличмейстера пересмотреть распорядок боёв и выпустить против варвара Скальда из Драгории.

Толпа взорвалась восторгом и безумно завопила:

– СКА-А-А-АЛЬД!

– ВЫПУСКАЙТЕ СКАЛЬДА!

– ДИКАРЮ СМЕРТЬ!

Но императрица ещё не закончила.

– А чтобы подобные недоразумения в будущем не повторялись, – произнесла она, мастерски повышая голос, – на ближайшем Совете архонтов я внесу соответствующую поправку в свод законоуложений.

Она опустила руку. Толпа ревела. А мне было ясно одно – меня только что объявили вне имперского закона и теперь бросали на арену не просто как кругоборца, а как бешеного зверя, которого нужно добить.

Зверя с когтями и клыками, который не выйдет отсюда живым.

Толпа тем временем восторгалась правительницей.

– Да здравствует императрица Кассилия Сорнель!

Кассилия величественно опустилась на свое место. Император, сидящий рядом, тут же наклонился к ней, что-то поспешно прошептал, улыбаясь угодливо. Наверное, хвалил её за находчивость, храбрость, решительность – за всё то, чего в нём самом ни на пылинку не набралось бы.

Ему, очевидно, даже в голову не приходило, что он при этом теряет лицо, как властитель. Перед всеми подданными он выглядит не императором, а тенью под башмаком супруги, отдавая ей не только слово, но и саму суть правления.

Но судя по одобрительным выкрикам, все давно привыкли к такому положению вещей.

Тем временем кличмейстер, обретя опору в словах императрицы, воспрял духом. Его голос вернулся. Снова стал громогласным и надменным.

– Следующий бой, – провозгласил он, разводя руками, – я объявляю с благословения императрицы Кассилии Сорнель!

Он уже кричал, почти нараспев:

– Мы изменяем распорядок боёв, чтобы вы, уважаемые граждане и гости нашего славного города, могли удовлетворить своё желание и увидеть, как умрёт варвар от руки нашего чемпиона!

Толпа подхватила:

– Скальд! Скальд! Скальд из Драгории!

Кличмейстер незаметно вытер со лба пот быстрым движением руки и облегчённо выдохнул. Благодаря императрице он выпутался из труднейшей ситуации и теперь явно наслаждался нежданным триумфом.

Решётка с грохотом поползла вверх.

Изувеченный труп Жоруана с расколотой головой затащили внутрь стены. Прибежал раб с ведром и лопаткой – собирать мозги, выпавшие на песок.

И лишь когда последнее напоминание о Жоруане Горелом исчезло за каменной стеной, из тёмного зева стены показалась массивная фигура.

Скальд.

Железные щитки доспехов закрывали его торс и плечи, шлем с рогами придавал облику звериную ярость. Он был похож сразу и на быка, и на медведя.

Песок под его сапогами глубоко проминался. Он шёл не спеша, не выплясывал, как Жоруан и не размахивал оружием. И уж тем более не кланялся толпе.

И всё же в каждом его движении сквозила сила. Горец знал себе цену.

Трибуны приветствовали его стоя. Я скользнул взглядом по ложе знати. Принцесса Мариэль смотрела на Скальда с неприкрытой тревогой, в глазах промелькнула тень грусти. Мгновение спустя она резко отвела взгляд, будто поймала себя на непозволительной мысли.

Я всё это видел. И понимал, что в этот раз я столкнулся не со скоморохом. Это будет настоящая смертельная битва.

Кличмейстер расправил плечи, поднял руки, выдержал длинную паузу, нагнетая эмоции и заставляя толпу затаить дыхание:

– Итак, друзья… объявляется поединок…

Но договорить он не успел. Скальд не дождался окончания церемонии приветствия.

Он взревел, и в этом рыке звенела победа, словно он заранее представлял, как поднимает над ареной мою отсечённую голову. Ещё миг, и он ринулся на меня.

Размахивая огромным мечом, он нёсся вперёд так быстро и яростно, что тяжёлые доспехи громыхали. Казалось, что латы вовсе его не отягощают, будто это не железо, а лёгкая холщовая рубаха.

За пять шагов до меня он вскинул меч и ударил им по своему по щиту, показывая трибунам жест победителя.

Это было оскорбление для противника, жест превосходства, который должен был навести на меня страх.

И вот мы сошлись. Скальд прыгнул. Зрители взвыли, восхищённые его прытью. Горец в полете махнул мечом, но в последнюю долю секунды изменил траекторию удара. Этой обманкой он едва не достал меня. Даже если бы на мне были доспехи, с такой силой удара он бы разрубил и их вместе с плотью…

Но удар ушёл в щит, который я поднял и теперь сумел выставить под хитрый удар. Щит тут же раскололся надвое.

Но я отбил его удар. И на мгновение увидел, как в глазах Скальда промелькнуло удивление. В этом тяжёлом, зверином взгляде мелькнула первая искра тревоги.

Судя по всему, это был его коронный приём, которым он сразил немало противников. И был уверен, что со мной это единственное, что только ему нужно. Но нет.

Бам! Мой ответный удар последовал мгновенно, топор обошел щит, лязгнул по его латам в районе ключицы, туда, где сочленялись пластины. Я бил туда, где не важна острота лезвия, а нужна тяжесть удара. Топор не разрубил лат, но пластина смялась, а Скальд скривился от боли.

Обмен ударами. Уход. Снова замах топором. Удар!

Горец тут же отскочил, ударил мечом почти наугад и впервые за наш бой сделал шаг назад.

Трибуны на миг притихли.

Они увидели то, во что сами не верили – чемпиона арены отбросили. Ему давали отпор.

Скальд, несмотря на свою чудовищную массу, двигался быстро, слишком быстро для такого великана. Тело работало слаженно, каждая мышца была натренирована не только на силу, но и на скорость. И пока он пытался найти мое слабое место, я не дал ему ни секунды передышки.

Я рвался вперед. Взмах топора низом, по дуге. Попытался достать его ноги. Уход в сторону, обманное движение плечом – и снова взмах. Тычок обломком щита под рёбра, чтобы сбить дыхание. Ещё один удар топором по доспеху, затем еще один.

Я сыпал удары с такой скоростью, что здоровяк только успевал либо отбивать, либо отступать на шаг назад. Он не мог контратаковать, я не давал ему такой возможности.

Да, его щит – толстая сталь. Крепкие и прочные доспехи держат удар. Ни один из моих быстрых коротких выпадов не мог разрубить их сразу. Но я и не собирался этого делать. Цель у меня была другая – пусть он устанет. Моя задача – заставить его мышцы задубеть и замедлиться. А уж потом…

Хотя сам я чувствовал, как силы утекают из меня, как песок между пальцами. Да и откуда им было взяться? Плен, дорога, жара, да и бой этот был для меня не первым – всё это сильно ослабило меня. Но останавливаться было нельзя, иначе смерть.

Наконец Скальд, будто опомнившись, начал понимать мою тактику. Он перестал бросаться и давить массой. В его глазах исчезла былая самоуверенность и хвастливое презрение, то самое выражение, с которым он вышел на арену минуту назад.

Он, наконец, понял, перед ним – равный. Он стал осторожнее. Удары мечом стали точными, с расчётом, щит работал как стена. Каждый раз он ловил мой топор, отводил мои движения, пытался навязать мне свой ритм. Вот он сделал выпад с разворотом корпуса, потом ударил щитом в колено, пытаясь сбить мне опору.

Но я держусь на таком расстоянии, чтобы не дать ему разгуляться. Мы кружим на песке, словно в диком ритуальном танце. Он – в железных латах, с тяжёлым мечом и огромным щитом, а я обнаженный по пояс, без доспехов, лишь с боевым топором и обломком щита-деревяшки.

Я уже стал выдыхаться. Но наконец сумел подловить Скальда. Один из его рывков оказался слишком широким. Он вложил в удар мечом всю свою бешеную силу. И в эту долю секунды щит чуть ушёл в сторону. Совсем немного, на ширину ладони.

Мне этого хватило. Я нырнул под руку, ударил топором по месту, где пластина доспеха сочленялась с наплечником. Скальд рыкнул и отступил на шаг. Рука у него от такого удара почти обездвижилась, но пока что удерживала щит. Я ударил топором по щиту ещё раз. Бил снова и снова. Наконец, щит у него повело в сторону, а казалось, железные пальцы разжались. Щит выпал.

Скальд отшатнулся, задыхаясь, на миг потеряв опору, но удержался и подался вперёд, рыча, чтобы вновь сойтись со мной, уже без щита.

Но я был уже рядом. Мой замах топором он отбил мечом, не зная, что играет нужную мне роль – это моя обманка. Потому что я почти одновременно подсёк его ногу своей стопой, и снова занес руку с топором.

Раз! Скальд не удержался и рухнул, как сваленное дерево. Песок под ним разлетелся в стороны. А я напрыгнул сверху, увернулся от острия его меча и с силой ударил по шлему.

Бам!

Удар вышел вскользь, круглый шлем перенаправил и оттолкнул мой топор, смягчив урон, но и этого было достаточно, чтобы горец немного обмяк.

Он попытался подняться, но я врезал ногой ему в морду, а потом придавил сапогом его руку с мечом. Взмахом топора отшвырнул меч в сторону из ослабевших пальцев и с силой наступил на грудь, так что он невольно испустил хриплый стон, когда вышел воздух.

Я вдавил сапогом латы в грудину. Рукоять топора была достаточно длинной, и, опустив его, я достал углом лезвия до его горла. Чуть надавил. Острие коснулось кожи, и под ним тут же выступила тонкая алая струйка, растекаясь по шву между доспехом и кожей.

Скальд смотрел на меня с ужасом, широко раскрыв глаза. Он боялся даже вздохнуть, любое его движение могло оказаться последним, если только топор войдёт глубже.

Вся его спесь, уверенность, звериная ярость – всё исчезло. Он лежал передо мной сломленный, измотанный, обессиленный, и лицо его, ещё недавно полное ненависти, стало серым от страха.

– Вот так, драгорец, – произнёс я тихо. – Теперь все увидят, как умирают чемпионы.