Соня не ответила. Вокруг всё слиплось, смазалось до неразличимости. В то же время случайные детали обособились. Соню тошнило от грязного пятна на собственных джинсах, крупных и небрежно подстриженных ногтей Хайдара, лысины водителя, сидевшего перед Соней и отделённого от неё прозрачной перегородкой, да и вид самой перегородки, заляпанной, будто заплёванной, вызывал глубинную всепоглощающую тошноту. Соня дрожащими руками подняла ворот свитера. Спрятала в нём лицо, закрыла ладонями уши. Отстранилась от Хайдара и дороги. Погрузившись в пустоту, тонула, растворялась и сама становилась пустой.

Темнота озарилась вспышками. Свет ранил прежде незрячие глаза. Смех и музыка ввинчивались в прежде глухие уши. Соня наслаждалась болью, доказывающей, что она по-настоящему жива. Увидела, что сидит в бежевом сарафане с ромашками. Сразу поняла, где находится. Они с Пашей, ещё толком не знакомые, пришли на день рождения общего друга и оказались рядом на одном диване. О чём-то говорили, смеялись и случайно положили руки так, что их мизинцы соприкоснулись. Едва ощутимое прикосновение. В нём было больше щекотки, чем тепла, и всё же оно их связало. Паша крутился, доставал фотоаппарат и фотографировал, вёл себя совершенно естественно, но всякий раз возвращал руку на место и ждал от Сони того же. Они весь вечер возобновляли прерванную связь и ничем не выдавали, что придают ей значение, словно не замечали её вовсе.

Значительно позже были первое свидание, первый поцелуй и долгие разговоры, спасавшие Соню от утомительных приступов несуществования, но почему-то воспоминание о том невинном прикосновении осталось самым ярким и важным. Во сне она могла всё переиначить: обнять Пашу и не выпускать из объятий, – но продолжала беззаботно болтать с другими гостями и украдкой прислушиваться к тому, как зарождается её любовь. Проснувшись, окунулась в неизменный гул двигателя. Камни гравийной дороги бились о днище автобуса, но больше не беспокоили. Их удары теперь напоминали не обстрел, а хлопки брошенных в раскалённый котёл кукурузных зёрен. Представив, как на дорогу сыплется горячий попкорн, Соня улыбнулась. Приступ миновал. Металлические иглы в затылок не впивались. Хайдар задремал и не порывался схватить Соню, чтобы рассказать об очередном полукапонире.

За окном не было ни залива, ни лагунных озёр. К дороге с обеих сторон подступили заросшие борщевиком откосы. Соня догадалась, что автобус обогнул лагуну Буссе и, петляя по распадкам, приближается к Новикову. Распадки то расширялись, то сужались. Их пересекали полноводные речки, и автобус притормаживал, прежде чем въехать на бетонный мост. На вершинах сопок горбились одинокие деревья. Южный ветер Матасабуро скручивал их в узлы, а с деревьями, вставшими плотным строем, справиться не мог и лишь отчасти приминал их макушки.

Высматривая в небе парящих птиц, Соня вдруг сообразила, что туман рассеялся. Солнце высвободилось из облаков. Лес наполнился густыми красками, и в приоткрытое окно водителя проник по-летнему терпкий аромат цветения. Гравийка закончилась. Хлопки раскрывающихся кукурузных зёрен прекратились. Колёса теперь мягко шелестели по чёрной глади асфальта. Мелькнула сопка, похожая на слоновий лоб и утыканная сухими елями, затем распадок вывел в просторную долину, и на обрамляющих её холмах Соня увидела синие оградки яблоневых садов.

На речных берегах возвышались бревенчатые беседки, под их ярко-красными крышами отдыхали туристы. Дети, бегая на лужайке, пускали воздушного змея. По мощёной тропе в сопровождении собаки неторопливо прогуливалась пожилая пара. Когда автобус проезжал неподалёку, старик остановился, чтобы помахать рукой, и в его приветствии угадывалось столько радушия, что Соня, не сдержавшись, помахала в ответ. Проводила пожилую пару взглядом и заметила увитый цветочными гирляндами стенд с крупной надписью «Добро пожаловать в Новиково», под которой виднелась надпись поменьше: «Село муниципального образования „Корсаковский городской округ“. Бывший Яман, центр уезда Сиретоко».

Глава шестая
Новико́во

Водитель по громкой связи объявил о скором прибытии в Новиково, и пассажиры оживились. Соня обнаружила, что они набились в автобус до отказа. Ей даже показалось, что салон увеличился, вместив больше пассажиров, чем мог изначально. Из багажных полок, которых она раньше не замечала, торчали силой втиснутые сумки, в проходе плотно стояли цветастые чемоданы. Наверное, автобус наполнился у Буссе. Не зря Хайдар говорил, что лагуна привлекает туристов. Соня с улыбкой наблюдала, как пассажиры перекидываются от одного окна к другому, готовят фотоаппараты, гадают, откуда откроется вид на залив, и удивлялась, до чего крепко спала, если не проснулась при появлении такой толпы.

Водитель предупредил, что в ближайшие дни лучше не рассчитывать на морские прогулки. Катерам и паромам запретили покидать новиковский порт. По салону пронеслись разочарованные вздохи. Соня тоже немного расстроилась, хотя не планировала морских прогулок и даже не знала, что в Новикове есть порт. Водитель пояснил, что причиной всему – землетрясение на территории японской префектуры Хоккайдо. Для южного побережья Сахалина объявили тревогу цунами. Разочарованные вздохи сменились тревожным перешёптыванием. Водитель поспешил добавить, что причин для беспокойства нет. Основной удар ожидался по побережью Татарского пролива, а в заливе Анива удара не ожидалось вовсе. Запрет на морские прогулки был обыкновенной предосторожностью, и в распоряжении пассажиров оставались главные достопримечательности Тонино-Анивского полуострова: от Голубых озёр на месте бывшего разреза «Новиковский» до мыса Евстафия с его оборудованной стоянкой для наблюдения за колонией тихоокеанской чайки. Перешёптывание мгновенно стихло.

Когда автобус проехал по мосту через реку Чиркова, впереди открылся вид на безмятежные воды залива. Туристы, огласив его появление радостным возгласом, взялись за фотоаппараты. Прозрачный, не замутнённый туманом воздух распахнул Аниву во всю ширь, и вдалеке на западе различимой полосой протянулся полуостров Крильон. По выглаженной синеве неба, словно нарисованные, беззаботно скользили птицы. Доверившись их беззаботности, Соня почувствовала себя как никогда хорошо и порадовалась, что заняла место в первом ряду. Ей не пришлось ни с кем толкаться, чтобы разглядеть белоснежные громадины ветряных трёхлопастных турбин и зелёный прибрежный вал, на котором слабо покачивались цветные флаги. Здание энергоблока и примыкающие к нему хозяйственные постройки были выкрашены в коричневые и зелёные полосы, отчего казались естественным продолжением вала. Южнее начинались деревянные домики с поднятыми над пляжем дощатыми верандами. Между домиками угадывались купола палаток, а на пляже просматривались выставленные солнцу лежаки.

Автобус миновал ухоженное русло безымянного ручья и свернул на улицу Пограничную, ровной асфальтовой полосой отделяющую туристическое побережье от жилых построек Новикова. Соня расстроилась, потому что залив остался с противоположной стороны, но затем увидела у дороги бетонное строение, отчасти напоминающее маленький синтоистский храм. Это был школьный павильон, который иначе называли «хранилищем духовных сокровищ», – один из нескольких сотен, оставленных японцами на Сахалине. Внутри павильонов хранились портреты императора, его семьи и кодекс нравственности со вступительным словом императора. «Будьте хорошими сыновьями по отношению к родителям, добрыми братьями, верными мужьями и преданными друзьями. Будьте строги к себе и снисходительны к другим. Любите других, как самих себя. Работайте, учитесь, думайте и развивайте в себе чувства морали» и так далее. В торжественные дни директора школ приводили учеников к императорскому портрету и зачитывали им кодекс.

Соня знала об этом из Пашиных книг, а первый павильон – ободранный и выпотрошенный – встретила в саду краеведческого музея. Посчитала, что прочие сахалинские павильоны выглядят не лучше. В советское время их сносили. Или использовали под голубятни, а потом всё равно сносили. Однако в Новикове «хранилище духовных сокровищ» не просто уцелело. Отреставрированное, оно превратилось в миниатюрный музей. Японская школа, откуда некогда приводили учеников, давно исчезла, но сиротливость павильона скрасили белые и розовые флоксы устроенного за ним сквера. Чуть дальше виднелись дачные участки, над которыми возвышался глинистый откос, заботливо покрытый металлической сеткой.

Дачи остались позади, автобус выехал на мост через Новиковку, бывшую Ямангаву, и Соня наконец увидела сам посёлок, лежащий в распадке между двумя лесистыми сопками и насчитывающий с полсотни разноэтажных домов – их крыши все как одна были выкрашены в светло-зелёный, стены пестрили красным и синим, отчего распадок казался цветущей долиной. Миновав туристический центр и повернув налево, автобус устремился по Советской улице.

Соня вспомнила о Хайдаре. Испугалась, что он схватит за руку, опять позовёт в гости со всей доступной подвыпившему человеку настойчивостью, однако Хайдар протрезвел. Явно воспользовался остановкой у лагуны Буссе, чтобы привести себя в порядок. Причесался, промыл глаза. Его лицо помолодело, приобрело более правильные черты. Перегар сменился приятным запахом мяты.

– Вот мы и дома, – приветливо сказал Хайдар.

В семь тридцать семь автобус остановился в Новикове. Водитель по громкой связи пожелал всем хорошего дня, и передняя дверь, пыхнув пневматическим приводом, отползла в сторону.

Смена погоды пошла Соне на пользу. Ни тошноты, ни головной боли, ни дурных предчувствий. Захотелось скорее размять ноги, но в салоне началось столпотворение, и Соня предпочла подождать, пока самые нетерпеливые разберутся со своей поклажей. С улыбкой наблюдала за суетой, а потом увидела, что женщина выносит Пашин чемодан. Подумала, что утром по рассеянности забрала его из южносахалинской гостиницы, но быстро сообразила, что чемодан лишь в точности похож на Пашин. Оранжевый, ребристый, с дополнительной ручкой на боку. Популярная модель. С таким приехал каждый третий пассажир. И всё же Соня не успокоилась, пока не восстановила в памяти, как заносит Пашины вещи в камеру хранения, как администратор «Серебряной реки» наклеивает бирку двадцать пятого номера и запирает камеру на ключ. Выйдя наружу, заподозрила, что в Новиково помимо обычного рейсового ходят и частные туристические автобусы, слишком уж много людей собралось на остановке. Они толпились у магазина «Луч» и кабинок биотуалета, изучали плакаты с достопримечательностями и двигались хаотично, как покинутое пастухом стадо овец. Ждали своего запаздывающего гида.

Внимание Сони привлёк один из местных жителей. В кедах, спортивном костюме и наушниках, он едва ли походил на туриста. Наушники у него были строительные – такие надевают, прежде чем взяться за отбойный молоток, – а из ноздрей торчали толстые ватные тампоны, делавшие нос непропорционально раздутым. Мужчина уверенно рассекал толпу. Отпихивал встречных и вроде бы куда-то торопился, потом замирал, исподлобья глядел по сторонам. Постояв секунду-другую, опять углублялся в толпу. Соня не удивилась бы, узнав, что своим поведением он уже нарвался на драку, в которой ему разбили нос. Это объяснило бы ватные тампоны. Но туристы, отшатываясь, даже не смотрели на обидчика. Иногда вовсе извинялись перед ним, будто сами были виноваты в том, что очутились у него на пути. Мужчина хватал их, что-то говорил, отпускал и шёл дальше. Порой ограничивался тем, что хлопал по карманам, словно искал чем поживиться.

Когда мужчина проходил неподалёку, Соня уловила в его глазах неподдельную грусть. Он действовал без злобы, без одержимости, будто выполнял обычную работу. Кажется, сам утомился от происходящего и ждал, когда нелепый спектакль с его участием завершится. Перехватив Сонин взгляд, заторопился к ней. Уставился на неё с кошачьим любопытством. Даже по-кошачьи наклонил голову и повёл носом. Если бы не ватные тампоны, Соня сказала бы, что он принюхивается.

– Давно здесь? – громко спросил мужчина.

– Где? – уточнила Соня.