Заметила, что карманы его спортивной куртки набиты чем-то тяжёлым. Ему было лет тридцать, но из-за общей нелепости внешнего вида он казался совсем молодым, чуть ли не ровесником Сони.

– Говори громче! – потребовал мужчина.

– На Сахалине или в Новикове?

– На остановке.

– На остановке? Я только вышла.

– Да громче, я тебя не слышу!

– Зачем вам наушники?

– Затем, что надо.

Соня испугалась, что мужчина схватит её за ворот, как хватал других, а он лишь сдёрнул с головы наушники. Помедлив, вынул из ноздрей тампоны. Чистые, без следов крови. Нос ему никто не разбивал.

– Ладно… – вздохнул мужчина. – Ты в Новикове первый раз?

– Да.

– Уверена?

Соня задумалась, хотя думать, собственно, было не о чем. Ещё несколько дней назад она даже не подозревала о существовании этого посёлка.

– Уверена. Я и на Сахалине впервые.

– А почему задумалась? Должна знать точно.

– Я точно знаю, что не была.

– Но задумалась.

– Просто растерялась.

– А чего теряться? Я не из полиции. Тут не таможня. Простой вопрос.

Мужчина ущипнул Соню за предплечье. Ущипнул несильно, больше зацепив свитер, чем кожу, но Соня отдёрнула руку и возмутилась:

– Эй!

Мужчина остался доволен её реакцией и улыбнулся, показав ровные зубы с щербинкой. Такая же была у Паши.

– Помнишь, как меня зовут? – спросил мужчина.

– Мы раньше не встречались.

– Я Вадим. И я тебя уже видел.

– Если только в Южно-Сахалинске.

– Ну да, наверное. Хотя я давненько не ездил в Южный. Как там сейчас?

– Дождливо.

Вадим ущипнул проходившую рядом женщину. Она вздрогнула и молча пошла дальше.

– Вы местный? – уточнила Соня.

– А что?

– Может, подскажете…

– Не подскажу. Но могу дать совет. Дать? Если Земляков полезет целоваться, сразу пинай в колено. Не стесняйся. Бери и – в колено. Ему полезно.

Соня кивнула. Не поинтересовалась, кто такой Земляков и почему он полезет к ней целоваться. Хотела спросить, не встречал ли Вадим Пашу, но Вадим отвернулся. Не прощаясь, зашагал прочь, у магазина заговорил с мужчиной в инвалидной коляске, а туристы как по команде подхватили вещи и по тротуару выдвинулись к зданию трёхэтажной гостиницы, расположенной неподалёку от остановки, ближе к заливу. Наверное, последовали за припозднившимся гидом. Соня пожалела, что не заселилась в гостиницу первая. Бежать вперёд и по примеру Вадима расталкивать всех локтями она не собиралась. Предпочла задержаться у туристических плакатов и, конечно, осмотрела плакат, посвящённый маяку «Анива». Узнала, что к нему можно добраться по суше.

От Новикова к мысу Анива вдоль берега тянулась асфальтированная дорога. Для путешествия к маяку Новиковский туристический центр предлагал арендовать современный двухместный электрокар. «Дисковые тормоза с гидравлическим приводом не дадут вам повода волноваться даже на самых крутых склонах, а редуктор с понижающей передачей позволит с лёгкостью подняться на обзорные вершины и с высоты насладиться живописными видами». Дорога выводила на парковку у мыса. Дальше предстояло идти по двухсотметровой выбитой в камне карнизной тропе и тридцатиметровому висячему мосту, перекинутому прямиком на Сивучью скалу. «Пока вы осматриваете чудо японской инженерной мысли, ваш электрокар подзарядится для обратного пути, и ничто не помешает вам увезти с собой наилучшие воспоминания о путешествии к архитектурному наследию прославленного Миуры Синобу».

В объявлении говорилось, что «Анива» – самый красивый из всех двадцати пяти маяков и створных знаков, установленных на Сахалине в период губернаторства Карафуто. О семидесятипроцентном износе «Анивы» туристический центр умолчал и фотографии обработал так, что она предстала чуть ли не отреставрированной, превращённой в полноценный музей. Из окон фонарного сооружения вырывался яркий луч света, стены девятиэтажной башни и трёхэтажной пристройки были стянуты широкими полосами чёрной и белой краски. Всё было изображено настолько правдоподобно, что Соня засомневалась, так ли уж «Анива» запущена. Местные турагентства вполне могли подсуетиться с покраской стен, но вряд ли восстановили внутренние помещения – печатать их фотографии на плакате никто не захотел. В любом случае аренда электрокаров и посещение маяка были под запретом из-за угрозы цунами. На плакате висел красный листок Главного управления МЧС России по Сахалинской области. «Силы и средства, предназначенные для ликвидации последствий прохождения волн цунами, готовы к реагированию». «Просим сохранять спокойствие и следить за сообщениями, поступающими по громкоговорящей связи, а также от представителей органов власти».

– А вы знали, что название маяка правильно произносить «Нака́-Ширето́ко-миса́ки»?

Голос раздался из-за спины. Обернувшись, Соня увидела мужчину в инвалидной коляске.

– Знаете? – повторил он.

– Нет, – призналась Соня.

– Они даже гостиницу назвали «Сиретоко», а это неправильно. Глупо, правда?

Мужчине было лет шестьдесят. Грозно одетый в тельняшку, брюки цвета хаки и чёрные, плотно зашнурованные берцы, он всё же выглядел довольно безобидно.

– Вообще, «ширетоко» – айнское слово. Они тут жили задолго до японцев. Переводится как «выдающийся мыс» или «мыс, похожий на клюв птицы». Мне больше нравится второй вариант. А вам?

Соня пожала плечами.

– Японцы этим словом назвали сразу три мыса. Потом у себя на Хоккайдо оставили просто Ширетоко, а на Сахалине добавили пояснение, чтобы не путаться: северный и средний. Вот наш мыс Анива – Нака-Ширетоко, то есть Средний Ширетоко. «Мисаки» по-японски – «мыс». Получается, «Средний из мысов, похожих на клюв птицы». Интересно, правда?

– Интересно, – согласилась Соня.

Положив руки на колени и чуть подавшись вперёд, мужчина продолжил говорить об айнской топонимике Сахалина, а Соня вдруг представила, как Паша срывается с маяка, падает на скалы и, покалеченный, садится в инвалидную коляску. Она бы порадовалась, что теперь может заботиться о нём. Помогала бы ему переодеваться, мыться, укладываться в кровать. Разумеется, у неё бы и мысли не возникло, например, нарочно столкнуть Пашу с обрыва! Соня лишь подумала, что, увидев его в инвалидной коляске, не слишком огорчится.

– Федя! Федя, хватит приставать к гостям!

От магазина к плакатам шла женщина в домашнем халате. Мужчина что-то раздражённо пробубнил себе под нос, и Соня догадалась, что женщина обращается к нему. Присмотревшись к незнакомке, поняла, что видит Нину Константиновну, главного хранителя музейных предметов. Не представляла, как та очутилась в Новикове и почему разгуливает в халате. Испугалась, что Нина Константиновна заставит оправдываться за побег из административного здания на Коммунистическом проспекте, начнёт задавать вопросы о Паше и дневнике Ямамото, но женщина приблизилась, и Соня обнаружила, что на главного хранителя она совершенно не похожа.

– Опять к гостям пристаёшь! – Женщина подбоченилась и с укоризной посмотрела на Федю.

– Я не пристаю.

– Он не пристаёт, – подтвердила Соня.

– Не переживай, милая моя. – Повернувшись к Соне, женщина утратила озабоченный вид и улыбнулась. – С ним всегда так. Он тебя уже позвал в свой музей? Скажу по секрету: никакого музея нет.

Женщине, как и Феде, было лет шестьдесят. Благодаря ухоженному лицу и общей бодрости она выглядела значительно моложе, но не так молодо, как главный хранитель.

– Курица безмозглая, – буркнул Федя.

Женщина притворилась, что не услышала:

– Он у нас считает себя потомком айнов, представляешь? И всем говорит, что открыл музей айнской культуры, а там не музей – листочки одни! Ты его не слушай. Музеев здесь хватает и настоящих.

– Только ничего настоящего у них нет! – выкрикнул Федя. Крутанув колёса в разные стороны, развернул коляску и покатил прочь от плакатов.

– Меня зовут Тамара Филипповна, и я знаю, что тебе нужно!

Женщина безошибочно вычислила, что Соне негде остановиться на ночь, и сказала, что сдаёт квартиру. Добавила, что на гостиницу и туристические домики у залива лучше не рассчитывать.

– Высокий сезон, сама понимаешь. Но ты не расстраивайся. У меня поуютнее, чем в гостинице. И простыни посвежее! Идём, я покажу.

Соня пошла за Тамарой Филипповной и заметила, что пятьсот двадцать первый автобус по-прежнему стоит на месте. Желающих отправиться в Корсаков не нашлось. Салон пустовал, но водитель сидел за рулём такой бодрый, улыбчивый, словно ждал, пока пассажиры рассядутся, и готовился приветствовать их по громкой связи. Тамара Филипповна на ходу рассказывала о жизни посёлка. Обутая в плюшевые тапки, шла на удивление быстро, и Соня вынужденно торопилась следом. Лишь мельком успевала взглянуть на баскетбольную площадку возле здания фельдшерско-акушерского пункта, на припаркованный возле него автобус оперативной стоматологической службы, на двухэтажный, обшитый синим сайдингом сельский клуб «Шахтёр».

Тамара Филипповна нарочно пошла через сквер у здания местной администрации, чтобы Соня полюбовалась памятником крейсеру второго ранга «Нови́к», в честь которого посёлок получил своё имя. Чугунный крейсер тяжело вздымался на гранитных волнах постамента и был проработан до того детально, что Соня разглядела матросов, спускающих спасательные шлюпки. Тамара Филипповна скороговоркой выдала, что в начале прошлого века бронепалубный «Новик» считался самым быстроходным крейсером российского флота. Во время Русско-японской войны он сражался в составе эскадры Порт-Артура и, чтобы преградить путь японским судам к Корсакову, был затоплен своей же командой в заливе Анива. Правда, японцы, одержав победу, подняли «Новик», отремонтировали, назвали «Судзуей» и отправили служить в Порт-Артур, к тому времени переименованный в Рёдзюнко.

На тротуаре у здания администрации висел плакат с чёрно-белой фотографией Ямана, и Соня увидела, что век назад, в период губернаторства Карафуто, на Советской улице не было тротуара. Вдоль земляной дороги теснились низенькие деревянные дома с иероглифами на вывесках и длинными лентами каких-то флагов. Сейчас о старом Ямане в Новикове ничто не напоминало, а вот советская застройка сохранилась. Слева по улице стояли двухэтажные «деревяшки» из бруса, построенные в шестидесятых, справа – двухэтажные «каменушки» из шлакоблока, построенные в восьмидесятых. Недавняя реставрация подчеркнула их внешнее отличие: деревяшки с печными трубами спрятались под толстым слоем штукатурки, а каменушки с балконами укрылись керамогранитом, – но благодаря красочным граффити-муралам на торцах и зелёным крышам они сохранили единство, усиленное одинаковыми клумбами и палисадниками по обе стороны дороги.

Улучив момент, Соня спросила о Паше. Тамара Филипповна ответила, что постояльца с фамилией Давлетшин не помнит. Пообещала расспросить о нём других новиковцев и свернула во двор сорок второго дома, отмеченного муралом с изображением маяка «Анива». Соня не знала, считать мурал хорошим или скверным знаком. Отмахнулась от ненужных мыслей и только обратила внимание, что после соседнего, сорок четвёртого дома на улице ещё виднелись опрятные сараи и гаражи, а дальше дорога пересекала восточный мост через Новиковку, миновала водонапорно-насосную станцию и, судя по указателям, устремлялась к берегу Охотского моря на восточном краю Тонино-Анивского полуострова.

В подъезде Соня разулась и по ступеням, покрытым ковровой дорожкой, поднялась на второй этаж. Ждала, что Тамара Филипповна передаст ей ключи от квартиры.

– Ключи? Ну что ты, милая моя. У нас не запираются. У нас и замков не ставят.

Соня посмотрела на тонкую входную дверь. Убедилась, что замка в ней нет.

– Кого тебе бояться? Если не хочешь гостей, просто захлопни на защёлку. Никто не вломится.