Зайдя в прихожую, Соня услышала музыку и приглушённые всхлипы. Прошла за Тамарой Филипповной по Г-образному коридору в гостиную. Увидела, что на диване перед включённым телевизором сидят двое: мальчик лет семи и пожилой мужчина. Мальчик в тёмно-рыжих шортах и рубашке посмотрел на Соню с какой-то взрослой грустью, но слёз в его глазах не было. Всхлипывал мужчина, одетый в майку и растянутое на коленях трико. Повернувшись к телевизору, Соня узнала финал «Ноттинг Хилла». За кадром Элвис Костелло пел, что «всегда будет с ней, потому что она смысл его жизни». В кадре умиротворённый Хью Грант сидел на скамейке и читал «Мандолину капитана Корелли», рядом лежала беременная и такая же умиротворённая Джулия Робертс. Они держались за руки, и всё говорило о том, что их тревоги остались позади. Камера отдалилась. По экрану поползли титры.

– Ну чего ты? – спросила Тамара Филипповна.

Мужчина выглядел необычно. У него была непропорционально маленькая голова. Запавшая, будто уменьшенная нижняя челюсть делала её совсем крохотной. Из-за короткой стрижки казалось, что щетина перекидывается от щёк к низкому лбу и покрывает голову почти целиком, оставляя свободными лишь нос, уши и участки вокруг глаз. Соня подумала, что мужчину тронуло экранное счастье молодых Хью Гранта и Джулии Робертс, а он сказал, что плачет из-за их неминуемой смерти.

– Чего? – не поняла Тамара Филипповна.

– У всих нё хорошо. Берна онеменна. Но уми онрут. Чтотому по уме всирают. А ластливые счюди не умолжны дирать. Настье сче залжно доканчиваться. Тучше логда не счать быстливым.

– Ну вот ещё придумал! – возмутилась Тамара Филипповна. – Ты постель заправил?

Мужчина, растирая слёзы по морщинистому лицу, кивнул.

– Это наш Ваня. – Тамара Филипповна улыбнулась Соне. – Помогает по хозяйству. Всё для тебя подготовил.

– Спасибо, – прошептала Соня.

– Так! – Тамара Филипповна выключила телевизор. – Иди давай, не смущай девушку.

Ваня поднялся с дивана и поплёлся в коридор. Мальчик, не проронив ни слова, последовал за ним. Когда дверь закрылась, Тамара Филипповна сказала, что Ваня живёт в соседней квартире.

– Если что понадобится, обращайся.

Соне было неловко называть пожилого мужчину по имени. Она сказала об этом в надежде узнать отчество Вани, а Тамара Филипповна, хмыкнув, предложила называть его Башкой.

– Башкой?

– Ну да. Его так пол-Новикова зовёт. Можно Лысой башкой.

– А ему не обидно?

– Не-е. Вот назови Маленькой лысой башкой, тогда обидно. А кто виноват, что у него башка маленькая и лысая? – Тамара Филипповна посмотрела на Соню, будто ждала ответа. – А всё потому что работал в усольском «Химпроме». Это потом к нам перебрался. Его на энергопоезд взяли сливщиком дизтоплива, а в Усолье у них там делали каустическую соду и… Они, чтобы соду сделать, брали ртуть. Много ртути! Неудивительно, что Ваня теперь такой.

– Из-за ртути уменьшается голова?

Тамара Филипповна задумалась. Думала долго, словно спускалась в необозримые глубины памяти и тщилась выудить из них свои познания о воздействии ртути на человеческий организм.

– Ну ладно. – Соне захотелось поскорее избавиться от хозяйки и заняться поиском Паши.

– Да кто его знает! – очнулась Тамара Филипповна. – Может, уменьшается. Я только про градусник слышала, что, если разбил, главное не пылесосить и в унитаз не смывать. Поняла? Лучше, вон, Ваню зови.

– У вас здесь ртутный градусник?

– Нет, электронный. Зачем? Чтобы кто-то разбил и смыл в унитаз? Если нужен градусник, он на кухне. Пойдём, покажу.

Тамара Филипповна повела Соню по квартире. Объяснила, как пользоваться плитой, микроволновкой, стиральной машиной и прочей техникой. Экскурсия по спальне, гостиной, двум кладовкам, санузлу, балкону и кухне затянулась. Соня подумывала извиниться и, не дожидаясь новых инструкций, убежать на улицу, но Тамара Филипповна показала, где лежит запасное бельё, и на этом распрощалась. Напоследок добавила, что кровать застелена на двоих.

– Когда твой парень объявится, тесно не будет.

– Хорошо.

– Объявится-объявится. Я тебя как увидела, сразу поняла, что ты не одна. У нас такие всегда с кем-то.

Соня не уточнила, о каких «таких» говорит Тамара Филипповна. Проводив её, вернулась в спальню и бросилась на кровать. Долго смотрела в белёный потолок, затем повернулась на бок и представила, что за её спиной лежит Паша. Прислушалась и уловила, как он посапывает.

– Где же тебя искать? – прошептала Соня.

Гадала, куда Паша, выйдя из корсаковского автобуса, пошёл в первую очередь. Из Южно-Сахалинска в Новиково он, раздобыв дневник японского маячника, сорвался почти так же резко, как из Москвы в Южно-Сахалинск, а значит, не мог заранее забронировать домик на берегу или номер в гостинице. Логично предположить, что Паша снял квартиру. Или предпочёл без промедления отправиться на маяк, а поиск дома, где жил Неписалиев, отложил на обратный путь. Вот только Неписалиев давно перебрался на Курилы. Вряд ли тут сохранилось что-то из найденных им вещей Ямамото. Может, Паша метнулся на «Аниву» и, не задерживаясь в Новикове, отбыл на Итуруп? На автобусной остановке Соня видела расписание местного порта, и там упоминались два или три курильских острова… Размякнув от собственного бессилия, она хотела закрыть глаза и уснуть, но заставила себя подняться.

Спустившись во двор, дошла до парковки поселковых велосипедов. Увидела, как от палисадника рукой призывно машет Федя, и выхватила ближайший велосипед из парковочной скобы. Федя покатил коляску через детскую площадку, украшенную скульптурами из разноцветных покрышек, и даже что-то прокричал, но Соня выскочила на тротуар Советской прежде, чем он приблизился. Наслаждаясь морским ветром и августовским солнцем, быстро проехала по уже знакомому пути. Миновала сквер с чугунным крейсером «Новик», магазин «Луч», обклеенные красными листками плакаты, опустевшую автобусную остановку и добралась до трёхэтажной гостиницы «Сиретоко».

Ждала, что будет толкаться с туристами, недавно прибывшими в Новиково, но фойе «Сиретоко» пустовало. По словам девушки-администратора в форменной жилетке, кто-то из туристов отправился в порт, чтобы узнать, когда возобновятся морские рейсы на Курилы и в Японию, но большинство, заселившись, сразу перебрались на песчаные пляжи возле устья Новиковки. Администратор без лишних вопросов согласилась поискать Пашу в базе. Пока она вбивала его фамилию в компьютер, Соня заметила, что на стене за стойкой в ряд висят часы, подписанные разными городами России и мира. Все они почему-то показывали одно время – новиковское.

– Сожалею. Постоялец с такой фамилией у нас никогда не значился.

Выйдя из гостиницы, Соня поехала дальше к заливу. До вечера побывала в туристическом центре на пересечении с Пограничной, в администрации туристических домов на съезде к метеостанции, в администрации кемпинговой зоны неподалёку от рыбацкого стана и в справочной службе порта у восстановленной японской эстакады, которую в период губернаторства Карафуто использовали для погрузки угля на баржи, а теперь превратили в пристань для прогулочных катеров. В очереди к окошку справочной службы простояла не меньше получаса. Всё это время туристы один за другим спрашивали, когда порт возобновит работу, получали повторяющийся ответ о непредсказуемости погоды и, удовлетворённые, отходили в сторону. Соню принимали с улыбкой, везде откликались на её просьбу поискать Давлетшина и везде с неподдельным сочувствием говорили, что Пашиной фамилии в их базах нет.

Значит, Паша, приехав в Новиково, не заселился в «Сиретоко», туристический домик или палатку, не приобрёл билет на паром, не арендовал электрокар, чтобы добраться до маяка по суше, и не купил тур на прогулочном катере, чтобы добраться туда по морю. О том, что Паша не снял квартиру, Соня узнала вечером, когда нашла на кухонном столе записку от Тамары Филипповны. Хозяйка заверила, что никто из сдающих жильё о Давлетшине не слышал, но порекомендовала не отчаиваться и не убирать вторую подушку в шкаф. Соня бросила записку в мусорное ведро.

Рухнув в гостиной на диван, включила телевизор. Безучастно послушала, как в новостях рассказывают о ремонте узкоколейной железной дороги от Новикова до Голубых озёр. Ведущий пообещал, что на днях туристический вагончик возобновит прерванное недавним оползнем движение, затем перешёл к репортажу из сельского клуба «Шахтёр», где на днях состоялась премьера спектакля по мотивам «Рощи Кэндзю» японского писателя Кэндзи Миядзавы. Соня выключила телевизор. Вымотавшись и за весь день ничего не добившись, она была на грани отчаяния. Не сомневалась, что две последние зацепки – дом Неписалиева и, собственно, маяк «Анива» – приведут к очередному тупику, поэтому обрадовалась, когда перед сном получила от Вани-Башки дополнительную зацепку.

Сосед заглянул, чтобы угостить яблочным пирогом. Одетый в фартук поверх майки и спортивных штанов, поставил круглую форму для выпечки на стол, бережно снял полотенце и, обнажив карамельную корочку, уставился на неё с улыбкой, словно увидел впервые. Его морщины углубились, прорисовались ещё более отчётливо, и показалось, что он улыбается всем лицом сразу – от подбородка до темени. Подсуетившись, Ваня-Башка достал из серванта тарелку, нож, чайную ложечку. Сбросив фартук, сел за стол с таким видом, будто пирог испекла Соня, а он лишь учуял запах и прибежал в надежде урвать кусочек.

– Яблоки из сашего нада?

Соня пожала плечами. Подумала, что вполне могла бы испечь пирог сама. Вспомнила, как раньше пекла для Паши булочки-синнабоны с корицей и сливочным кремом.

– Закой капах! – протянул Ваня-Башка.

Соня надела фартук. Опрокинув пирог на блюдо с ромашками, разрезала. Положила на тарелку кусок побольше. Ваня-Башка взялся за угощение. Причмокивал от удовольствия в точности, как улыбался, то есть углубляя морщины по всему лицу. Громко чавкал, ронял на стол крошки. Положив ему второй кусок, Соня села рядом и порадовалась, что пирог получился вкусный. Ваня-Башка спросил, как прошёл её первый день.

– Ведь это дервый пень?

– Да.

– А чажется, кто ты дась здевно.

– Нет, я только утром приехала.

– И как? Видо многела?

Соня сказала, что ищет Пашу.

– В «Лопытный куг» ходила? – глядя, как на тарелку отправляется очередной кусок, поинтересовался Ваня-Башка.

– Где это? – удивилась Соня.

Ваня-Башка замер с ложкой. Посмотрел на блюдо с остатками пирога, словно испугался собственных слов и предпочёл бы уйти, но отказывался уходить прежде, чем закончится пирог. Отложил ложку и пояснил, что «Копытный луг» – это гостиница на мараловой ферме.

– Здесь есть мараловая ферма?

– Ещё как! На гто солов! Но бучше лы не было.

– Там разводят оленей-маралов?

– Нам с тих рожут рега. Ну то есть па́нты. И туристы ванимают принну с пантом из отваров. Сежат лебе, омолаживаются.

– Вы тоже там омолаживаетесь? – Соня видела, что Ваня-Башка говорит нехотя, и постаралась его развеселить, но лишь заставила окончательно помрачнеть.

– Раньше теня муда пе нускали. Пуйчас сескают, но я пручше локачусь парасиков корыбачить.

Заговорив о карасях, Ваня-Башка расслабился и с прежним аппетитом взялся за пирог.

– Скуму одночно, – продолжил он. – Но я Бедю-айна феру. Незу ва моей свашине. Ни с мым карасисты, то есть каротники на охася.

Ваня-Башка остался доволен шуткой.

– А где она? – спросила Соня. – Мараловая ферма.

Ваня-Башка нарочно давился пирогом, всячески показывал, что лучше обсудить карасиков, но в итоге сказал:

– Недалеко.

– Где?

– Если чойти перез моверный сест к поликлинике, сво нернуть га Норную и идти ссерх на вопку, но ты хе ноди.

– Почему?

– На недо.

– Почему?!

– В «Лопытный куг» дуристов тавно пе нускают. Я и сам скабе тежу, что твам тоего Наши пет. И лебе тучше не соваться. Теобенно осбе.

– А что во мне такого особенного?

– Торошая хы. Талко жебя.