Окрас тёмно-рыжий, с длинными лапками и хвостом, похож на оленёнка. Кличка Барон. Возможно, вывезли в другой город.

Нашедшим вознаграждение пятьдесят тысяч.

– Похож на оленёнка…

Соня зачем-то несколько раз прочитала это расклеенное по городу объявление. Потом увидела красно-белую мачту телевышки и догадалась, что ходит кругами. Вроде бы пошла наугад, а от музея не отдалилась. В следующее мгновение перенеслась к надземному переходу через проспект Мира. Взглянула на пробитую кабинку лифта, подумала, до чего нелепо на ржавом каркасе содранной кровли смотрится новенькая электрическая гирлянда, и очутилась у витрин с чучелами животных. Разжав кулак, увидела смятый билет. Поняла, что забрела прямиком в краеведческий музей. Откуда-то узнала, что витрины в зале растительного и животного мира спроектировал японец, по проекту которого построен весь музей. Наверное, прочитала на табличке. Или услышала в разговоре двух стоявших неподалёку мужчин.

Один был темнобородый, вальяжный и говорил, что выставленная здесь огромная черепаха к берегам Сахалина прибилась случайно и к местной фауне не относится, как не относятся к ней волки – на остров они перебрались по ошибке с материка. Второй мужчина, рыжебородый, в очках с тонкой оправой, ссутулившись, старательно записывал что-то в блокнот. Неожиданно оторвался от записей и посмотрел на Соню, словно давно за ней наблюдал и только ждал, когда она, вынырнув из отрешения, очнётся. Соня поторопилась выйти из зала.

Неприкаянная, металась по музею. Всматривалась в прореза́вшие пол окошки из зеленоватых стеклоблоков. Спускалась на цокольный этаж к скелету утконосого динозавра, возвращалась на первый этаж к ткацкому станку айнов, на втором этаже разглядывала уже знакомые фотографии каторжных времён. Пробежав весь в общем-то небольшой музей, вновь спустилась бы к динозавру, но замерла у скромной витрины, посвящённой периоду губернаторства Карафу́то. Увидела фотографию маяка. Круглая тридцатиметровая башня с овальной пристройкой своей симметричностью облагораживала и в то же время разрушала хаотичный вид скалы, со всех сторон окружённой морем. Соне не потребовалось читать табличку. Волны отчаяния гнали её по этажам музея лишь для того, чтобы выбросить к маяку «Нака-Сиретоко-мисаки», теперь названному «Анивой», и Соня почувствовала на щеках слёзы.

Недавняя усталость сменилась возбуждением. Захотелось прыгать, махать руками, но одеревеневшее тело не подчинялось. Сквозь губы просачивался едва различимый стон. Возбуждение постепенно переродилось в глубинный страх, для которого вроде бы не было причин. Если бы приступ настиг Соню раньше, в зале растительного мира, она бы заставила себя поверить, что волки, сбросив вековое оцепенение, спускаются на пол и скалятся, готовятся её разодрать, – привязала бы страх к понятной причине, а значит, сделала бы преодолимым, однако ни волка, ни медведя, ни утконосого динозавра поблизости не нашлось, и Соня сконцентрировалась на фотографии «Анивы». Представила, как Паша штурмует растрескавшиеся стены маяка, проникает в его заброшенные помещения и, одержимый загадками Давлетшина-старшего, готовится повторить участь погибших в семьдесят первом году советских маячников. Но что вообще можно найти на «Аниве», где после закрытия побывали тысячи людей, ведь Паша сам указывал в записях, что они растащили всё, имевшее хоть какую-то ценность?

Приступ миновал. Соню разморило. Обмякнув, она опустилась на пол. Насторожённо прислушалась к себе. Ловила малейший намёк на возобновление приступа, затем решила вернуться в административное здание и теперь в разговоре с главным хранителем действовать более напористо. Только что, обессиленная, сидела на полу, а в следующее мгновение вскочила на ноги и понеслась к выходу из музея. В дверях столкнулась с двумя мужчинами из зала растительного мира. Едва не сбила рыжебородого. Тот вовремя отшатнулся, а темнобородый, проигнорировав Соню, посмотрел на него с таким недоумением, будто рыжебородый оступился на ровном месте.

– Простите, – выдохнула Соня и, не оборачиваясь, помчалась по дорожке через сад.

Охранник в административном здании встретил её не слишком приветливо, но согласился опять позвать хранителя.

– Я вас слушаю.

Нина Константиновна вышла нарочито твёрдой походкой, встала поодаль от Сони и скрестила на груди руки. Всем своим видом показала, что уделит ей секунд десять, а затем прогонит. Не прогнала. И слушала, пока Соня, горячась и сбиваясь, не рассказала о Пашином отчислении из университета, поспешном отлёте на Сахалин и загадочном отъезде из Южно-Сахалинска. Бумаги и фотографии с детально расписанным планом хранилища Соня не упомянула. Нина Константиновна вроде бы не разомкнула рук и не изменилась в лице, но, помолчав и помяв губы, призналась, что об «Изиде» Паша не говорил.

– А про маяк?

– У нас по «Аниве» ничего нет. Маяк – на балансе Тихоокеанского флота, все материалы – там. Отдавать его Министерство обороны никому не хочет.

– Он ведь заброшенный!

– Ну и что? – Нина Константиновна пожала плечами. – Вы, Соня, поймите главное: я не представляю, куда и зачем поехал Павел. Ничем таким сверхъестественным он не занимался. И, кстати, про отчисление не сказал. И это интересно, потому что, если я правильно помню, его запрос был на бланке Университета гуманитарных наук, а я помню правильно. Думала, его отправили писать курсовую. Мне эта история сразу показалась странной. Студенты из Москвы писать курсовые к нам обычно не прилетают. Ну да ладно. Бог с ним. В любом случае я очень сомневаюсь, что вы найдёте нечто нужное.

– Да мне бы только…

– Я вас поняла. Поняла. Хорошо. Я покажу, над чем работал Павел. С одним условием.

– Да?

– Вы всё посмо́трите. Поймёте, что искать тут нечего. И пойдёте в полицию. Если Павел действительно пропал, напишете заявление, а его мама пусть напишет заявление в Москве. Хорошо?

– Так я могу сейчас посмотреть?

– Милая моя, во-первых, уже поздно. Во-вторых, вы для начала составите запрос на имя директора.

– И буду ждать десять дней?!

– Нет, десять дней ждать не надо. Придёте завтра к полудню, и я вам всё покажу. До завтра подождать можете? Вам есть где ночевать?

– Да, я в гостинице.

– Отлично. Паспорт с собой?

Соня растерялась. Не вспомнила, когда в последний раз видела паспорт. Хлопнула по джинсам и с облегчением поняла, что он лежит в заднем кармане.

– Да, вот!

– Сейчас найдём вам лист бумаги.

Глава четвёртая
«КП 7231/1»

Всю ночь лил дождь. От грома выли машины, им подвывали дворовые собаки, и в рваных снах Соне представлялось, что она лежит в палатке, а вокруг рыщут вырвавшиеся из краеведческого музея волки. По́лы тента хлопали о мокрую землю, скрипели деревья. Проснувшись, Соня понимала, что в действительности хлопают шторы – их то затягивало в приоткрытое окно, то выталкивало обратно, – а скрипит каркас дешёвой кровати. Засыпая вновь, возвращалась в палатку, и волки уже подкапывались под тамбур, зубами рвали верёвочные оттяжки тента. К утру дождь прекратился. Машины и собаки замолчали, капли больше не барабанили по стеклу, лишь неугомонный ветер продолжал трепать шторы, и в щель между ними заглядывал мутный глаз единственного уличного фонаря.

Соня спустилась с кровати и выглянула в окно. Отметила, что разрозненные лужи перекинулись через ломаные берега выбоин, слились в одну большую дворовую лужу. Задёрнув шторы, включила общий свет. Обнаружила, что кровать застелена, а подушки и покрывало разглажены с таким тщанием, словно горничные, пока Соня смотрела во двор, за её спиной подготовили номер для новых постояльцев. Полотенца лежали аккуратной стопкой. Пашины вещи вернулись в чемодан. Сама Соня почему-то стояла в джинсах и свитере, хотя перед сном, разумеется, разделась.

Достала телефон. Убедилась, что сейчас раннее утро. Включила телевизор и сверилась с часами на новостном канале. Двадцать семь минут шестого. Всё в порядке. Измотанная кошмарами, выпала из времени, но лишь на полчаса. Или час. Кажется, с ней уже случалось нечто подобное. Да! Паша даже посоветовал сходить к врачу. И не просто посоветовал, а сам отвёз в поликлинику! Из глубин Сониной памяти до мельчайших деталей вырисовался тот день. В душном коридоре сидели понурые пациенты. Над бровями у Паши выступили капельки пота. Терапевт отлучился из кабинета и не до конца прикрыл дверь – её толкнуло сквозняком, и в коридор из настежь распахнутого окна хлынул тополиный пух. Занавески затрепыхались, на столе встопорщились, зашелестели листы бумаги. С потоком пуха в коридор проникла уличная свежесть. Вокруг все оживились, зашептались. Потом терапевт вернулся, завёл к себе пациента и наглухо закрыл дверь. Пух постепенно улёгся. В коридоре опять стало душно. Люди притихли, поскучнели. Да, Соня запомнила тот день. И терапевт сказал, что особого повода беспокоиться нет. Посоветовал сменить подушку, чтобы лучше спать. Запретил тревожиться по пустякам.

– Четыре сельдевые акулы подошли к Садовникам в Холмском районе, – пробубнил ведущий новостей. – Местным жителям рекомендовано отказаться от попыток поймать или покормить опасного хищника.

Подушка в гостинице в самом деле неудобная, но поделать с этим Соня ничего не могла, как не могла ничего поделать с тревогой – Пашино исчезновение пустяком не назовёшь.

– Медведь на берегу озера Изменчивое подрал палатку и разжился консервами. На крик людей и брошенное в него полено не отреагировал. В областном агентстве лесного и охотничьего хозяйства сообщили, что бесстрашного косолапого в ближайшее время отстрелят.

Вздохнув, Соня поставила в телефоне будильник на одиннадцать часов, чтобы не пропустить полуденную встречу с главным хранителем.

– Грибники, отправившись за груздями, наткнулись на гадюку и сумели самостоятельно умертвить угрожавшее им пресмыкающееся.

– Один из крупнейших производителей яичной продукции в регионе объявил о повышении цен на свою продукцию из-за недавнего пожара на предприятии.

– В Южно-Сахалинске во время ливня поплыли дороги. На проспекте Мира возле областной больницы правая полоса целиком ушла под воду.

Ведущий теперь кричал на весь этаж и каждую следующую новость будто нарочно зачитывал всё громче. Соня без толку нажимала на кнопки пульта. Не могла ни сменить канал, ни выключить телевизор. Почувствовала, как усиливается головная боль, и выдернула шнур из розетки. Экран погас. Помассировав виски, села за книгу по истории Сахалина, но быстро заскучала и решила прогуляться. Выйдя в коридор, заставила себя услышать, как в опустевшем номере заскрипела кровать. Паша наконец проснулся. Не стала ему мешать и тихонько закрыла дверь на ключ.

За стойкой ресепшен суетилась вчерашняя девушка. Соня предпочла бы увидеть другого администратора. Не хотела возвращать чемодан. Возвращать его не потребовалось. Заметив Соню, девушка улыбнулась приветливо, но без живого узнавания, словно забыла о вчерашнем разговоре. Про чемодан не спросила. Лишь пожелала хорошего дня.