– Так! – раздался её властный, ободряющий голос. – Во-первых, прекращай реветь. Во-вторых, сопли тоже вытри и не ной. Нытье – это удел проигравших. А мы с тобой проигрывать не собираемся!

Я слышала, как на стороне подруги звякают ключи.

– Сейчас запрыгиваю в машину и примчусь к тебе. Готовь поляну, Ритка. И вино. Не эту его дорогую бурду, а что-нибудь покрепче. Будем думать, как этого бегемота с замашками султана поставить на место. И поверь, – её голос стал зловеще-сладким, – месть, которую мы ему приготовим, будет произведением искусства. Он ещё будет ползать на коленях, и вспоминать тебя! Жди!

И отключилась.

А я впервые за эти кошмарные часы почувствовала, как уголки моих губ дрогнули в подобии улыбки.

Сквозь слёзы, сквозь боль, сквозь унижение.

Оля уже мчится.

* * *

Я едва успела запихнуть последние осколки муранского стекла в чёрный мусорный пакет, он выглядел, как полиэтиленовый гроб для нашей былой нежности, когда в дверь постучали.

Не звонок, а отрывистый, яростный стук.

Открыв двери, увидела Олю.

Она стояла, как богиня возмездия в шубе и с размазанной тушью.

В руках два тяжеленных пакета с продуктами.

Не сказав ни слова, она опустила пакеты на пол в прихожей, оттуда донёсся звон бутылок, и заключила меня в свои объятия.

Пахло холодом, дорогими духами и безграничной дружбой.

И мы заревели. Обе. В голос. Некрасиво, с подвываниями и всхлипами.

– Ду-у-у-рак он, позорный! – выкрикивала Оля, трясясь у меня в плече. – Да я ему… я ему всё лицо поцарапаю!

– Он сказал, что не видит нашего будущего! – выла я в ответ, вцепившись в её шубу.

– Да пошли они оба, твой айтишный дегенерат и его плодовитая амёба! – рыдала Ольга, вытирая лицо рукавом. – Рожай ему детей… Да я посмотрела бы, как она ему мозги этими детскими пюрешками и памперсами выносить будет!

Мы простояли так, кажется, минут пять, пока первый накал горя не прошёл, сменившись измождённой пустотой.

Оля первая отстранилась, взяла меня за плечи и внимательно посмотрела на моё заплаканное лицо.

– Ну, ты и выглядишь, как брошенка, – констатировала она без церемоний. – Надо исправлять это безобразие.

Она разделась и в первую очередь повела её в столовую.

Оля, оглядев помещение, присвистнула.

– Ничего себе… Хороший был сервиз.

– Угу. Хороший. Именно, что был, – хрипло ответила я, глядя на груду битого фарфора.

– Браво! – Оля с одобрением осмотрела «поле боя». –Эстетично. С размахом. Чувствуется накопленная за пятнадцать лет агрессия. Молодец, Рита. Жаль, что осколков его башки тут нет.

Она вернулась в прихожую, схватила свои пакеты и проследовала на кухню, где уже стоял коньяк и шоколад.

– Ладно, слёзы в сторону. Включай мозги, красавица моя.

Она с грохотом начала расставлять бутылки на столе.

Вино, коньяк, водка.

– Наше оружие сейчас – это не твои сопли, а холодная ярость и грамотный план. И крепкие напитки. Без них никуда.

Мы сели за стол.

Оля разлила по бокалам коньяк.

– Так, за нас, Ритусь. Мы всё преодолеем.

Я кивнула. Мы чокнулись и я сделала первый глоток.

Огонь растёкся по горлу и желудку, притупив остроту душевной боли.

– Так, – Ольга отломила себе половину плитки шоколада. – Давай по пунктам. Этот… недоделанный придурок с завышенной самооценкой… Он действительно сказал, что у него есть молодая и… тьфу, противно говорить… «плодовитая» сучка?

– Да, – прошептала я, глядя на янтарную жидкость в бокале. – Они уже к врачу ходили. Всё проверили. Арс так сказал.

– Ах, какая предусмотрительность! – язвительно воскликнула Оля. – Значит, ты ему пироги пекла, трудилась, карьеру делала, стиль и имидж ему создавала, клиентов первых привела, а он теперь всё решил забыть, бросить тебя и вовсю тестирует молодой инкубатор. Ну что ж. Раз он начал войну по всем правилам генетики, мы ответим по всем правилам юриспруденции и чёрного пиара.

Она прищурилась.

– Первое. Ты слышишь этот звук? – Она сделала вид, что прислушивается. – Это голос адвокатов, которых мы завтра же наймём. Не каких-то там, а самых кровожадных. Мы с него стрясём всё. Половину бизнеса? Мало. Квартиру? Мало. Машину? Мало. Мы у него заберём даже все шмотки, которые ты ему купила, потому что у самого вкуса никакого!

– Второе. Эта… юная особа. У нее есть соцсети?

Я пожала плечами, снова начиная чувствовать подступающие слёзы.

– Не знаю… Наверное… Я вообще не знаю, кто она!

– Найдём, – пообещала подруга с опасным блеском в глазах. – И аккуратненько узнаем, что она за особа, а то, может, аферистка! Может, она хочет весь бизнес и всё имущество, нажитое тобой непосильным трудом отнять!

– Оля! – я даже рот открыла от изумления.

– Что «Оля»? – она отправила в рот шоколад. – Надо сразу понять, ху из ху. Мы играем по правилам твоего почти бывшего, только лучше. И ещё, самое главное.

Она посмотрела на меня в упор.

– Ты должна стать самым чёрствым, самым циничным и самым несгибаемым существом на планете. Никаких слёз при нём. Никаких просьб. Только лёд. Ты, Рита, – айсберг, который потопит его «Титаник» мечтаний о большой семье. Поняла меня?

Я посмотрела на её решительное лицо, на бокал в своей руке.

И кивнула.

Слёзы высохли.

Их место медленно, но верно начинала занимать та самая холодная ярость.

– Поняла, – тихо, но чётко сказала я. – Буду айсбергом.

– Вот и умница, – Оля ухмыльнулась и чокнулась со мной. – Ну, выпьем за нас. И за то, чтобы у его молодухи от радости целлюлит на всю жизнь вылез!

Я почувствовала не боль, а нечто иное. Жгучее, тёмное, но дающее силы.

Желание сражаться.

ГЛАВА 4

* * *

– МАРГАРИТА —

Первое ощущение, будто в моём черепе маленький, но очень злобный строитель вбивает раскалённые гвозди.

Ровно, методично, с наслаждением.

Я застонала и попыталась повернуться на бок, но тело не слушалось, словно его накачали свинцом.

Очень медленно, мучительно приоткрыла один глаз.

Потом второй.

Потолок покружился капитально так, но потом встал на своё место.

Люстра тоже покачалась и остановилась.

Что случилось?

Я была одета… в чёрное бархатное платье.

Короткое. Очень короткое.

И с таким декольте, что моя грудь, казалось, вот-вот выскочит и потребует отдельной прописки.

Это было платье, купленное год назад в порыве «а почему бы и нет?» и благополучно пылившееся в шкафу, ибо носить его было некуда. Слишком откровенное и клубное.

Моя правая нога была засунута в высокий сапог на каблуке.

Левую украшал лишь спущенный до щиколотки ажурный чулок.

Ни фига не эротично. И крайне неудобно.

«Боже… Да что же вчера случилось?» – пронеслось в голове, пульсируя в такт строителю с гвоздями.

И тут я почувствовала тело рядом.

Тёплое и мужское тело.

Сердце ёкнуло, совершив прыжок отчаяния и надежды.

«Неужели… Арсений? Передумал? Вернулся?»

Я медленно, как в замедленной съемке, повернула голову.

На подушке рядом лежала мужская голова.

Тёмные, взъерошенные волосы. Сильный профиль… Но не Арса. Совсем не Арса.

Уж за одну ночь я не забыла, как выглядит мой муж кобель.

ПИ меня накрыла паника, острая и стремительная.

Я вскочила на кровати с диким криком:

– А-А-А-А! ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, КТО?!

Мужчина вздрогнул, перевернулся на спину и открыл глаза.

Ярко-голубые, с лучиками вокруг уголков.

Да, он был чертовски привлекательным, если абстрагироваться от щетины на щеках и помятой… форме врача?!

Мой мозг завис.

Error.

Ошибка 404.

Синяя рубаха, синие брюки.

Стетоскоп валялся на тумбочке рядом с пустой рюмкой.

– И тебе доброе утро. Слушай, не говори, что ты ничего не помнишь, – произнёс он хриплым, невыспавшимся голосом.

– Не-е-е-е… – с ужасом выдохнула я, ощущая, как во рту поселилась помойка с оттенками дешёвого коньяка и дорогого отчаяния. – Вообще… вообще ничего не помню.

Я попыталась встать, но не вышло, мир поплыл.

Волна тошноты подкатила к горлу, а строителей в черепе прибавилось, они теперь забивали гвозди с удвоенной силой.

Я схватилась за голову, издав стон умирающего кита.

Незнакомец, то есть врач, поднялся и присел передо мной на корточки, положив руки на мои колени.

Это было слишком интимно для утра после… амнезии.

– Сейчас окажу тебе помощь, – заявил он с деловым видом. – Но вообще, на будущее, не стоит напиваться до состояния, когда ты начинаешь петь «Группа крови на рукаве», а потом называть всех мужчин конченными ублюдками. Хотя… получилось душевно.

Он зевнул, потрепал свои тёмные вихры и добавил:

– Ты умоляла меня остаться с тобой на ночь. Боялась, что с тобой случится инфаркт, инсульт и прочие ужасы. В общем, наняла меня дежурным сиделкой. За бутылку коньяка и обещание, что я «самый красивый доктор на свете», хоть и мужчина.

– Кхм… – выдавила я, чувствуя, как краснею до корней волос.

И тут из-за стены, из гостевой спальни, донеслись странные звуки.

Затяжной стон, потом приглушенное: «О, моя голова…»и снова стон.

– Оля? – замерла я.

– Подруга твоя. В другой комнате спала, я её туда отнёс, – невозмутимо подтвердил врач. – Сказала, что одну тебя не оставит… И рухнула прямо на пороге квартиры. Пришлось нести сначала тебя, потом её.

– А-а-а… Ага… – кивнула я, чувствуя себя полной идиоткой.

Он поднялся, прошёл на кухню, и вскоре донёсся звук льющейся воды.

Вернулся со стаканом, где шипел аспирин.

– Пей. Но медленно.

Я послушно сделала глоток.

Прохладная жидкость немного прочистила сознание.

И тут, словно прорвало плотину, в голову полезли обрывки вчерашнего.

Оля, кричащая: «Давай устроим праздник твоей новой жизни! Лучший в твоей жизни!».

Мы, заказывающие еду из ресторана.

Я, надевающая это дурацкое платье с криком: «Я еще ого-го!»

Потом мы с Олей уничтожили весь гардероб и обувь Арса, облив всё зелёнкой. Порезали обувь ножницами и ножом. Оля нацарапала на его любимой паре слово «Урод».

Я подпалила ему все трусы, в месте, куда он прячет своё хозяйство…

Потом мы вызвали такси и поехали в клуб, там тусили, танцевали… пили коктейли.

Потом был другой клуб…

А после…

О, Боже…

После я позвонила в скорую, рыдая в трубку, что умираю от разбитого сердца и мне срочно нужен врач, потому что «сердце боли-и-ит!»

Приехала скорая…

Привезли нас прямо вместо такси до моего дома.

И этот самый врач, заканчивающий смену, остался с нами двумя, чтобы присмотреть, дабы ничего не натворили в пьяном угаре.

А потом я… умоляла его остаться…

Да, всё так и было.

Какой кошмар.

– Капец… – сдавленно прошептала я, опуская голову на колени. – Это кошмар.

Мужчина сел на край кровати и ухмыльнулся.

– Ну, знаете, Маргарита… Обычно мои пациенты ограничиваются давлением и температурой. А тут полный набор: острая душевная боль, обострение романтизма и неконтролируемая тяга к песням. Дежурство выдалось насыщенным.

В комнату вошла Оля.

– Рита, ты жива? А то у меня тут в глазах двоится, и я не могу понять, сколько людей в квартире.

Я закрыла глаза.

Война с Арсением только началась, а я уже успела обзавестись личным врачом-сиделкой с неизвестными намерениями и подругой на грани белой горячки.

Что будет дальше?

А дальше пока врач приводил в чувство Олю, я побрела в ванную, чувствуя себя так, будто меня ночью переехал каток.

Я подошла к зеркалу и едва не вскрикнула.

На меня смотрело существо из низкобюджетного хоррора.

Волосы встали дыбом в стиле «электроприбор встретил розетку».

Тушь размазалась, создав эффект трагической панды.