– В полном порядке. – Я перевожу дух, стараясь унять бешеное сердцебиение. Это же надо было сесть за руль с таким туманом в голове – чуть человека не задавила. Просто чудо, что девчонка не пострадала из-за моей неосторожности. – О боже, прости. Правда, мне так жаль.

И тут она смеется. Представляете? Смеется.

– Не переживай. Тут постоянно такое.

Я хлопаю глазами:

– Что, серьезно?

– На этой парковке всегда дурдом. Ты не первая, кто едва не задавил человека, и не последняя, уж поверь.

Может, она привирает, чтобы мне полегчало? Или стоит надевать шлем, чтобы дотопать от машины до школы и обратно?

– Ты новенькая? – угадывает она.

– Это так заметно?

Она снова смеется – звонко, заливисто.

– Ты в каком классе?

– В выпускном.

– Ух ты, перевели в другую школу в выпускном классе? Вот невезуха-то.

– Не так уж плохо. – Я пожимаю плечами. Очень хочется достать телефон и свериться с расписанием, а потом попросить новую знакомую отвести меня на первый урок – политологии.

– Я тоже в выпускном. – Она показывает на мою машину: мотор я так и не заглушила, а багажник торчит за пределами разметки. – Слушай, ты припаркуйся по-человечески – я отойду в сторонку, как раз до звонка на урок успеем сверить расписание.

Честное слово, хочется просто рухнуть на колени и благодарить ее! Не то что не злится, а помочь готова.

Вчера вечером я твердо пообещала папе, что приложу усилия и постараюсь завести друзей.

– Ага, – отвечаю я, – спасибо, было бы круто. Меня зовут Лия.

– Палома. Не парься. В прошлом году я тоже была новенькой. Так что надо держаться вместе.

Корни

Семнадцать лет, Теннесси

По какому-то удачному совпадению первый урок у нас с Паломой общий. По дороге в класс она рассказывает о классном часе – получасовом интервале между третьим и четвертым уроком.

– По большей части все используют его для учебы или общения, – объясняет Палома, – но встречи клубов – в это же время. Приходи в библиотеку. Познакомлю с девчонками.

Урок обществознания проходит неплохо, потому что Палома садится рядом со мной и мы перешептываемся. Из Калифорнии она переехала в Теннесси – здесь живут ее tio и tia^[6] и целая орава двоюродных братьев и сестер. На Юге ей нравится, но она скучает по Глендейлу и особенно по Лиаму, бойфренду, который там остался.

– Ну то есть иногда мне его не хватает, – уточняет Палома и поднимает глаза к потолку – мол, сама знаешь, как это бы-вает.

Но я не знаю. Потому что я по Беку скучаю непрерывно.

Физика и французский – скукотища. Читаем вслух, хором повторяем правила. Эти два часа я в основном терзаюсь чувством вины – так и вижу перед собой расстроенное мамино лицо и как она стоит с этой грифельной доской, получив отказ, и смотрит мне вслед.

Я усиленно думаю: «Только бы день у мамы сложился удачно».

К тому моменту, как наступает классный час, я уже мечтаю о передышке. Палому я нахожу в библиотеке – кресла с мягкой обивкой повернуты к окнам, из которых открывается красивый вид на южный край кампуса. Вдали виднеется бейсбольная площадка, а поближе – футбольное поле, и вокруг него краснеет беговая дорожка. В общем, все почти как в прежней школе.

На самом краю спортивной территории – площадка для толкания ядра. Я живо вижу там Бека, как он один за другим сильными бросками посылает в воздух металлические шары, легко, будто они весят не больше каштанов. Он всегда корил себя за неудачные броски и отказывался радоваться удачным. Всегда стремился превзойти самого себя, достичь совершенства.

Палома знакомит меня с другими девочками – Софией и Миган. Эти двое – воплощение южного гостеприимства: приветливые улыбки и жизнерадостный щебет. Следующие не-сколько минут они наперебой посвящают меня во все подробности своей жизни. София – младшая из пяти детей сенатора Теннесси и бухгалтерши. Играет в волейбол за школьную команду. Каштановые локоны каскадом спадают ей на спину. Миган – блондинка, как и я, только у нее короткая стрижка пикси с розовыми прядями. У нее две сестры: одна в девятом классе нашей школы, а другая – в пятом классе началки, где теперь преподает моя мама. Миган осиротела пять лет назад – ее мать скончалась от рака груди, так что сестер воспитывает отец и при этом еще ездит на работу в Нэшвилл – в головной офис компании «Бриджстоун». Миган с Софией – или Соф, как постоянно называет ее Палома, – сначала были просто соседками, в четвертом классе стали лучшими подругами, а в десятом – поняли, что их чувства друг к другу гораздо глубже. Разумеется, это вызвало бурю неодобрения со стороны родителей Софии, которые не принимали их отношения.

Когда Палома переехала сюда в прошлом году, она познакомилась с ними на уроках физкультуры в школьном бассейне.

– Пытка, – говорит она.

– Чистейший садизм, – подтверждает Миган.

София разъясняет:

– Палома выдвинула идею, что надо выступить против норматива – заплыва в полтора километра для одиннадцатиклассников, а то ведь было как – не проплывешь, не переведут в выпускной класс^[7].

– Мы устроили во дворе школы демонстрацию с плакатами, – рассказывает Миган. – «Нет воде – быть беде!»

София хихикает и шикает на нее, а потом подхватывает:

– Мы и в соцсетях запустили протест. А Палома еще устроила скандал на заседании школьного совета. В общем, мы подняли волну!

Палома улыбается до ушей и нараспев провозглашает:

– Утопили норматив.

Вот так к девчонкам присоединилась Палома – и вышло трио.

Надеюсь, они не против стать квартетом.

– Лия переехала из Вирджинии, – объясняет Палома подругам. – Мы познакомились сегодня утром на парковке. Она ездит на «джетте» и чуть не раскатала меня в лепешку.

Я корчу гримасу:

– До сих пор в ужасе.

Быстро рассказываю девчонкам про отцовскую армейскую службу и про то, что мама теперь будет преподавать в начальной школе «Ист-Ривер».

– А дом у нас в Гленс. Ну, на ближайшие несколько лет.

Миган и София глядят на меня с жалостью – типичная реакция тех, кто всю жизнь прожил в одном месте. Им кажется, что все время паковать вещи и переезжать – кошмар. Но это вовсе не так. По крайней мере, для меня. У многих неверное представление о том, что значит пустить корни. Можно ведь быть привязанным не только к месту. Иногда корнями становится полученный опыт. И люди тоже.

– Наверное, ты сильно скучаешь по вирджинским друзьям. – Миган берет Софию за руку.

«По каким таким друзьям?» – думаю я.

Когда я перешла в одиннадцатый класс в школе «Роузбелл», Бек уже выпустился. И Уайатт, и Радж, и Стивен, и все его друзья, которые автоматически стали и моими. У меня оставалась Мэйси, девушка Уайатта, – с ней было весело, и ей можно было излить душу, – но со мной приходилось нелегко. Большую часть первого семестра я ныла и жаловалась, как мне одиноко. А во втором семестре, после смерти Бека, погрузилась в пучину скорби. Конечно, все знали, что стряслось. Из окрестных школ созвали психологов, чтобы помочь нам справиться с горем, но меня засосало уже слишком глубоко. Поэтому, стараясь оградить Мэйси от своей боли – и, конечно, чтобы пореже вспоминать о Беке, – я вытолкнула ее за пределы своего непроглядно-мрачного мира. Точно так же, как вытолкнула своих маму и папу и родителей Бека.

Я сказала себе – и продолжала себя убеждать, – что так будет лучше.

– Да, мы на связи, – беззаботно ответила я.

– И тем не менее, – сочувственно произнесла София. Потом лицо ее посветлело. – Вот что, пошли обедать в «Шэгги Дог». Чтобы ударно отметить начало выпускного года.

– Меня и уговаривать не надо, – усмехается Миган.

Палома кивает и говорит мне:

– Тебе обязательно надо пойти. Это пивоварня в центре города. И у них запредельно вкусный хлебный пудинг.

Я задумываюсь. Обедать с родителями, ходить по тонкому льду, наблюдать, как мама с папой так и сяк пытаются расшевелить Горюющую Дочурку, – или пойти обедать с новыми приятельницами, которые, похоже, станут мне отличными подружками?

Я уже собираюсь ответить, когда краем глаза улавливаю движение за одним из библиотечных столов. Мое внимание приковывает незнакомый парень. Худощавый, очень высокий. Прядь темных волос падает ему на лоб. Улыбка кривоватая. Глаза – как осколки черного обсидиана. Они встречаются с моими, и его улыбка становится шире. Это длится достаточно долго, чтобы я отвлеклась от разговора с девочками. Достаточно долго, чтобы в моем сердце что-то шевельнулось.

– Лия, алло? – окликает меня Палома. Черноглазый парень уже уходит – никто, кроме меня, его не заметил. – Так что насчет «Шэгги Дог»? Ты с нами?

Я старательно гашу предательскую искру интереса, которую зажег во мне незнакомец, потом пытаюсь повторить улыбку Паломы:

– Хлебный пудинг решил все.

Живая

Семнадцать лет, Теннесси

Палома водит «хонду-цивик» с наклейкой на заднем стекле – эмблемой Университета Южной Калифорнии. Я выскакиваю за дверь и быстро сажусь на пассажирское сиденье, пока родители не начали задавать вопросы.

– О, «Троянцы»^[8] подъехали! – С этими словами я пристегиваюсь.

Палома трогается с места, и мы едем прочь из Гленс.

– Университет Южной Калифорнии – единственное место, куда я подаю документы. Родители никак не успокоятся – твердят, что я рискую и что нельзя складывать все яйца в одну корзину.

– Ну, корзина-то отличная.

Палома улыбается:

– А ты куда будешь подавать?

– В Университет Содружества Вирджинии. Может, в Колледж Вильгельма и Марии. В Оле Мисс, Миссисипский, тоже, потому что его заканчивали мои родители.

– И ни в один – в Теннесси?

– Может, в Университет Остина Пи в Кларксвилле.

– Миган с Соф нацелились на Остина Пи. Естественно, вместе.

– Естественно, – эхом повторяю я нейтральным тоном. А ведь и я строила планы учиться в одном университете с дорогим моему сердцу человеком. Еще в прошлом году мне было даже не представить себе, как это – учиться без Бека. Да мне и до сих пор это себе не представить. – На самом деле я хочу поступить именно в Университет Содружества Вирджинии, – признаюсь я.

Настолько сильно, что рассматриваю вариант досрочного поступления с обязательствами^[9]. Мама с папой не хотят, чтобы я поступала в Содружество, но у нас с Беком был свой план. Мы бы учились в Шарлотсвилле – он бы получил диплом инженера-строителя, а я бы специализировалась на развитии детей дошкольного возраста. Потом он бы нашел работу в городском планировании, а я бы стала работать с детьми. И мы были бы вместе, вместе навсегда.

От этого плана я не отступлюсь.

– Слушай, я с удовольствием помогу тебе сравнить университеты, – заявляет Палома. – Мой брат так психовал насчет того, куда пойти учиться, – чуть до нервного срыва себя не довел. Тут вмешалась я как человек трезвомыслящий и предложила ему приложение с диаграммой Венна. Я здорово наловчилась сравнивать плюсы и минусы, вот так и поняла, что хочу учиться в Южно-Калифорнийском.

– А куда собирается пойти Лиам?

Палома хитренько улыбается:

– Туда же.

Подъезжает к аккуратному двухэтажному домику в районе, очень напоминающем наш. Из домика вприпрыжку выбегает София, а за ней Миган. Они устраиваются на заднем сиденье, и мы катим в «Шэгги Дог». Девчонки болтают. Я изо всех сил стараюсь слушать и вставлять реплики, но меня грызет чувство вины, и все мысли снова и снова упорно возвращаются к той неловкой минуте в библиотеке, когда мое сердце затрепыхалось при виде незнакомого парня.

Другого парня. Не Бека.

Когда Палома сворачивает на парковку возле «Шэгги Дог», у меня в кармане джинсовой куртки звонит мобильный. Вытаскиваю его и вижу – на экране высветилось лицо Берни.

Как будто она в курсе!

Отклоняю вызов и кладу телефон на колени.

Палома кружит по парковке, ища свободное место.

– Что, мама звонит?

– Нет, ее лучшая подруга.