Мой последний, отчаянный шанс. Я снова коснулся шляпки серебряного гвоздя Скрижали на запячстье, активировав рунный интерфейс Восходящего. Больше ничего не оставалось.

Рядом со мной воздух сгустился, почернел, обрёл форму. Из небытия, из самой тени, шагнуло существо. Матёрый маблан. Он был размером с крупную овчарку, покрытый тусклой серой чешуёй, по которой беззвучно струилась дождевая вода. Его глаза – две блестящие бусины обсидиана, лишённые зрачков, – уставились на меня. Из клыкастой, полной острых зубов пасти вырвалось облачко пара. Память услужливо подкинула описание его Руны. Быстрый. Выносливый. Стайный хищник. Прекрасно ориентируется в темноте. Падальщик. Прочная чешуя. И… трупный яд в слюне.

Зверь принюхался, втягивая ноздрями влажный воздух. Я отчётливо понял, что он учуял мою кровь, мою слабость и тот яд, что тёк в моих жилах. Он был голоден. Но я не был добычей. Ментальный импульс, короткий и властный, как удар кнута, ударил по примитивному сознанию животного. Он вздрогнул, отпрянул, прижал уши к черепу и тихо, по-щенячьи заскулил, признавая во мне вожака. Мой единственный член стаи на данный момент.

Я опёрся о стену, тяжело дыша. Маблан встал передо мной, тихо, утробно рыча в сторону двери. Он был моей единственной защитой. Моим единственным оружием. Моим последним козырем в этой заведомо проигранной партии.

Что я ещё мог сделать? Не так уж и мало, если вдуматься. Следующей Руной, которую я использовал, стала «Печать Аннигиляции». Вход здесь один, как и выход. Нападающие неизбежно попадутся в мою ловушку. Я расставлял силки, уже почти не веря, что доживу до того момента, когда они захлопнутся. Но моя ловушка унесёт нескольких дружинников в Вечность. Шатаясь и опираясь на маблана, я с трудом запер дверь на засов.

400.

Почти сразу в дверь прилетел первый увесистый удар. Она содрогнулась, застонав всеми дряхлыми фибрами. Потом раздался второй и третий. Древние доски из камнедерева, окованные почерневшим от времени железом, держались на честном слове и проржавевших, казалось, насквозь петлях. Они были ровесницами этого замка, и их стойкость была скорее чудом, чем закономерностью. Долго они не продержатся.

Яд был не побычной отравой. О, нет, это было бы слишком просто. Он был изощрённым произведением алхимиков, сумевших произвести архитектора моей личной, персональной преисподней. Эта отрава выстраивала её кирпичик за кирпичиком в моём собственном теле. Руки ходили ходуном, отказываясь подчиняться приказам мозга. Мир плавился по краям, как забытая у костра восковая свеча. Маблан припал к полу, утробно, сдавленно рыча на дверь. Он чувствовал их. Чувствовал их животный страх, их слепую ярость и запах свежего, тёплого мяса.

Передо мной, как это часто бывало в моей жизни после попадания в Единство, лежал выбор без выбора. Погибнуть здесь и сейчас, под тяжёлыми, подкованными сапогами гарнизона. Или выпустить на волю псов, куда более страшных, чем эти солдафоны. Мой мутный взгляд снова метнулся к Скрижали. К Рунам тёмным и запретным, которые я до сих пор старался игнорировать, как игнорируют уродливую родинку на лице собеседника. Некротические Руны, доставшимся мне в наследство от безумца Роршага. Тёмное наследие, от которого веяло могильным холодом, безумием и той особой, тошнотворной сладостью разложения.

Ами бы меня за такое… Она бы это точно не одобрила. И была бы абсолютно права. Некромантия – это не просто ещё одно направление магии или набор заклинаний. Это целая философия. Философия гнили, распада и противоестественного, омерзительного цепляния за жизнь, которая уже закончилась. Но, как цинично подметил угасающий разум, чтобы ощутить её праведный гнев, мне для начала сейчас нужно было как-то выжить.

Мои колебания длились ровно столько, сколько понадобилось двери, чтобы с оглушительным треском треснуть от очередного таранного удара. Решение было принято.

Я активировал «Ауру Страха». Серебряная руна в Скрижали вспыхнула на мгновение и тотчас погасла. Внешне ничего не произошло. Ни ослепительных вспышек, ни оглушительных звуков. Но я почувствовал это каждой клеткой своего отравленного тела. Воздух на крыше стал плотнее, тяжелее, словно на нас опустился невидимый свинцовый купол. И за дверью на мгновение стало тихо. Они почувствовали это. Животный, иррациональный, липкий ужас, сочащийся сквозь щели в умирающей двери.

Дружинники, оправившись от первоначального шока, вызванного бесследным исчезновением их авангарда, хлынули на крышу с упорством и яростью приливной волны. Поток стали, кожи и грубого животного намерения убивать. И тогда я, собрав последние крохи воли, активировал «Вопль Баньши».

Крика, который можно услышать ушами, не было, но это было нечто несравненно более мерзкое. Беззвучная ментальная волна, ледяной шквал чистого, концентрированного ужаса ударил по ним. Это был вопль, вонзающийся не в барабанные перепонки, а прямо в разум, в самые потаённые уголки души, где гнездятся детские страхи и предчувствие собственной смерти. Люди падали, как скошенные фермером початки кхеры, хватались за головы, их лица искажались в масках невыносимой, запредельной боли. Некоторые бились в диких конвульсиях на мокрых камнях, изо ртов у них шла пена. Другие просто застыли, превратившись в статуи с пустыми, остекленевшими взглядами, устремлёнными в никуда. Я выиграл время. Драгоценные, бесценные секунды.

Настала пора выпускать псов. Моих собственных, карманных Всадников Апокалипсиса.

Я активировал руну «Некроэмиссара». Воздух передо мной загустел, почернел, словно кто-то невидимый вылил в него ведро жидкой, вязкой ночи. Из ракового нароста тьмы на теле реальности, шагнула фигура. Описание Руны, сухое и лаконичное, не врало, но и не передавало и сотой доли всего кошмара. Человек в потрёпанной, покрытой вмятинами броне цвета ржавчины. Пустые глазницы, из которых сочился, словно нездоровый ихор, тусклый фиолетовый свет. Огромный двуручный меч в мёртвых руках. Вот только роста в этом воине было под три метра. Это был мёртвый гигант, ходячий монумент смерти, надгробный камень, обретший волю.

Я ощутил чуждое ментальное давление. Холодное, древнее, как сама Вселенная, и полное безграничного, абсолютного презрения ко всему живому. К нашему теплу, к нашей суете, к нашему отчаянному цеплянию за жизнь. Это был не друг. И даже не враг. Это был инструмент. Опасный, как заряженное оружие с неисправным предохранителем, как скальпель в руках безумца.

Мои сомнения в его подчинении развеялись мгновенно. Некроэмиссар не стал ждать моих приказов, ибо его единственным приказом была сама смерть. Он сделал три гигантских, неторопливых шага, его меч со свистом, похожим на вздох голодного зверя, рассёк воздух и обрушился на тех, кто ещё толпился в дверном проёме. Клинок с омерзительной лёгкостью нанизал корчащегося в агонии дружинника, поднял его в воздух с небрежностью энтомолога, насаживающего на булавку редкое насекомое, и отшвырнул в сторону, как ненужный мусор.

Пока дружинники, оцепенев от ужаса, пытались прийти в себя и понять, с какой напастью свела их судьба, я призвал остальных. «Теневые Отродья». Две бесформенные маслянистые кляксы тьмы выскользнули из-под моих ног и бесшумно, как тени от летучих мышей, метнулись к врагам. Они проходили сквозь их тела, не встречая физического сопротивления, оставляя за собой леденящие душу вопли и высасывая из людей саму волю к жизни. Затем – «Теневой Страж». Высокая человеческая фигура без единой черты лица, сотканная из сгустившегося мрака и отчаяния.

Бой, если это кровавое побоище можно было так назвать, приобрёл черты трагического, абсурдного фарса. Некроэмиссар был молотом. Его чудовищный двуручный меч крушил доспехи и кости с одинаковой лёгкостью. Теневые твари проникали в самые уязвимые места, сея вокруг себя панику и тихую холодную смерть. И тут я увидел нечто новое, нечто, от чего даже у меня по спине пробежал холодок. Эмиссар, размозжив очередному несчастному голову, лениво взмахнул свободной рукой. Несколько убитых им только что дружинников дёрнулись, заскрежетали зубами и с нечеловеческим, противоестественным усилием поднялись на ноги. Их мёртвые глаза ничего не выражали, в них был лишь холодный голод. Моя маленькая армия мёртвых начала расти, пополняясь за счёт врага. Система Восхождения услужливо определила их как «некросов». Они, пошатываясь и спотыкаясь, как пьяные, двинулись внутрь башни, неся смерть своим бывшим товарищам.

На остатках сознания, из последних, тающих, как снег на ладони, крупиц воли я отдал приказ. Отдал его не послушному зверю, а древней, чуждой, пропитанной вековым холодом небытия сущности, заточенной в Руну Некроэмиссара. «Взять Стража и Отродий под полный контроль. Сломить любое сопротивление в замке. Заключённых легионеров не трогать».

Я ощутил не обычное сопротивление, а настоящий ментальный удар в ответ. Холодный, высокомерный, полный презрения. Это было не похоже на управление мабланом, чей разум был прост и понятен, как у верного пса. Это не было похоже на ментальную узду, наброшенную на норовистого породистого цезаря или паразавра. Это не было похоже на ментальный контакт с Ушастым Попрыгуном. Нет. Это было всё равно, что пытаться сдвинуть голыми руками гранитную скалу, пытаться согнуть холодный железный лом силой одной лишь мысли. Но скала, к моему изумлению, поддалась. Со скрежетом, с неохотой, словно вековая гранитная глыба, она сдвинулась на толщину волоса, признавая мою власть.

Мой взгляд, уже подёрнутый предсмертной пеленой, зацепился за неиспользованную Руну из тёмного наследия Роршага. «Некротрансформация». И в этот момент идея, последняя, отчаянная и цепкая, пронзила туман в моей голове. Змеиная, еретическая мысль. А ведь в виде нежити я мог бы быть полезен… Вечно. Я мог бы пройти трансформацию в нежить и изучить некромантию… Роршаг ведь, скорее всего, далеко не сразу двинулся умом… Он держался… какое-то время…

Додумать я не успел. Отрава, словно безжалостный кондуктор моего последнего путешествия, дёрнула стоп-кран. И тьма с готовностью поглотила и меня.

Последним инстинктивным движением, уже на грани полного провала в небытие, я успел наложить на себя ещё одно «Исцеление» и активировать «Живую Плоть», прежде чем сознание окончательно уплыло, оставив тело пустой оболочкой. Ноги подкосились, словно стали ватными. Я тяжело рухнул на колени. Последнее, что я увидел перед тем, как занавес упал, – это серое, плачущее небо. И в этом небе, как спасительное видение, как призрак надежды в аду, неподвижно висел «Золотой Дрейк». Пожары на его борту были потушены. Он выстоял.

Значит, можно спокойно умирать. Друзья не погибнут из-за моих просчётов, они придут сюда и освободят наших людей.

Это самое важное.

401.

Мой измученный разум, отчаянно цепляясь за призрак спасения, совершил чудовищную ошибку. Я был мёртв и прошёл некротрансформацию до самого её логического, омерзительного конца. Сердца не было. То есть, оно, вероятно, находилось на своём законном месте в грудной клетке, но этот усталый, изношенный мускул молчал. Оно превратилось в бесполезный кусок остывшего мяса в ледяном склепе моего тела. Дыхание тоже отсутствовало. Лёгкие теперь были не более чем декорацией, ненужным рудиментом. Я был холодным, как камень, поднятый со дна зимней реки.

И я чувствовал голод. Нет, слово это, пошлое, человеческое, не годилось для описания той всепоглощающей пустоты, что зияла внутри меня. Это была жажда. Неутолимая, сосущая, сводящая с ума жажда Звёздной Крови – единственной субстанции во всей Вселенной, способной хоть на мгновение заполнить эту чёрную дыру в самой сути моего существа.