Глава 10

– Я всё-таки вспомнила, где видела твоего красавчика, – бодренько говорит Соня, убирая бутылки с водой в тумбочку рядом с кроватью.

Я полулежу, а рядом пристроилась Диана. Она расчесывает мои волосы и недовольно шипит, когда набредает на очередной колтун. Ну что поделаешь, почти неделя в реанимации не прошла для меня бесследно. Я осунулась, побледнела, кожа стала сухая, а волосы, по словам Дианы, превратились в мочалку. Так как Ди у нас нежный цветочек, который тщательно следит за собой, то она притащила мне тканевые маски, уходовую косметику и вот теперь колдует над моей прической.

– Во-первых, он не мой красавчик, – смеюсь в ответ. – Он просто мой лечащий врач.

– Просто лечащий врач так на женщину не смотрит, – Ди легонько ударила меня массажкой по макушке.

– Ай, больно, – с наигранной обидой протянула я.

– Сиди смирно, ты мне не даешь наводить красоту, – строго говорит Диана.

– Да кому эта красота нужна? Мужу, который сейчас трахает свою малолетку? – горько усмехаюсь я.

– Пусть муж-объелся-груш трахает свою малолетку, зато у нас есть обаятельный врач-герой, – заговорщицки шепчет Софья, поддавшись вперед. – Я вспомнила, где я его видела. У нас недавно вышел документальный фильм о Кантаре (Кантар (январь – каз.) – так называют события в Казахстане в январе 2022 года, когда массовые протесты перешли в беспорядки). И там твой лечащий врач давал интервью. Он, оказывается, герой, штопал солдатиков и полицейских после уличных боев. Вот, смотри, – Соня достает смартфон и включает фильм.

Я всё еще с содроганием вспоминаю январские события 2022 года. Всё началось 2 января, когда в Жанаозене люди вышли протестовать из-за повышения цен на сжиженный газ. Эту волну подхватили жители крупных городов Казахстана, а в самом большом – Алматы – протесты переросли в кровавые массовые беспорядки. Весь ужас начался 5 января. Это были уже не мирные митинги, а настоящее нападение на город. Беснующаяся толпа подожгла резиденцию президента, городской акимат, здание, где находилось сразу несколько телеканалов, захватила международный аэропорт.

С вечера 5-го и до утра 6 января силовики полностью потеряли контроль над городом. Полицейские и военные вынуждены были отказаться от патрулирования города и перейти к обороне собственных объектов, которые осаждали боевики. В результате полного коллапса системы охраны правопорядка двухмиллионного города на улицы Алматы вышли тысячи мародеров, которые под покровом ночи грабили магазины, торговые центры и банки.

Ранним утром 6 января в Алматы вошли военные. В городе началась антитеррористическая операция. Бои проходили в основном в центре города. Было много раненых и десятки погибших. Тогда же стало известно, что одна из крупнейших больниц в осаде – ее окружили боевики. Все жители Алматы жили в страхе и старались не выходить из дома. Позже власти заявили, что во время январских событий была попытка государственного переворота.

Софья включает мне эпизод, который снова переносит меня в кровавый январь. Я смотрю жуткие кадры хроники, которые сменяются кадрами больницы, где я сейчас лежу. Журналист рассказывает, что во время алматинской трагедии врачи и медперсонал находились в клинике четверо суток. Работали на передовой без отдыха и сна.

Я ахнула, когда на экране появился Арсен Ильясович. Его сняли за работой прямо в операционной, а голос за кадром вещал, что он один из тех, кто во время беспорядков спас не одну жизнь. А сам Арсен в интервью сказал: «Скорая одна за другой привозила раненых военнослужащих, солдаты привозили своих сослуживцев с огнестрельными ранениями и пострадавших от взрывчаток». На вопрос, было ли лично ему страшно, он без раздумий ответил: «Нет, это наша работа».

Нажала на паузу и на экране застыло сосредоточенное лицо Арсена. Отметила про себя, что ему невероятно идет синий хирургический костюм и белый халат, накинутый сверху.

– И всё-таки он красавчик, – слышу над ухом восторженный голос Дианы.

– Еще и герой, – подмигнула ей Софья. – Клин клином вышибают, ты не знала?

– Не знала, – передразниваю подружку. – Мне сейчас не до этого, со своими бы тараканами разобраться.

– Почему с тараканами? Я знаю только одного таракана, – хмыкает Соня. – Звонил?

– Звонил, – обреченно вздыхает. – Бесился, что трубку не беру, что разговаривать не хочу. Он, видите ли, в командировке в Астане, но о моем состоянии узнает от Раушан. Знаю я теперь его командировки. Попросила его не приезжать.

– Надо вам поговорить, дорогая, – Диана кладет голову мне на плечо. – Спокойно, без нервов. Чтобы тебя потом еще с чем-нибудь не увезли.

– Ага. С разбитым сердцем, например, – говорит Соня. – А девчонки что?

– Говорила с ними вчера по видеосвязи. Плачут. Домой хотят. Но боюсь, дома им лучше не будет. Я за них переживаю. Если та же Лаура узнает, что у папы внебрачный сын, она будет крушить всё вокруг. Анелька поспокойней, но это только видимость.

– Айлин, ты такая сильная, – обнимает меня Диана. – Я бы не пережила, если бы Азамат мне изменил.

– Азамат тебя не предаст, дорогая, – успокаиваю я подругу. – Ты же идеальная женщина. Готовишь как шеф-повар, выглядишь как богиня, прекрасная мама, еще и его партнер по бизнесу.

– Малыш, а как же я? Ведь я же лучше, лучше собаки! – Софья изобразила Карлсона из старого советского мультфильма и посмотрела на подругу взглядом Кота в Сапогах из «Шрека». – Скажи что-нибудь хорошее про меня.

– Софья Дильшатовна, ты космос. Настоящий друг и просто замечательный человек. Хоть и матершинница. Дай Бог тебе много денег и мужика хорошего! – смеюсь я.

– Аминь, сестра! – заливается Софья.

На самом деле до пяти лет Софья носила отчество Ивановна, а фамилию Смирнова. Всё по деду. Отец Сони, как она говорила, свалил в закат, как только узнал, что у него будет ребенок. Когда Софье было четыре, ее мама вышла замуж за вдовца с двумя сыновьями. Всё бы ничего, да новый папа был уйгуром. Так Софья Ивановна Смирнова стала Софьей Дильшатовной Касымовой. Все думают, что она метиска.

– Вы правильно сделали, что выбрали карьеру. Это я расслабилась, – грустно вздыхаю я. – Занималась дочками, поддерживала Рустама… Типа вдохновляла на подвиги, – с горечью говорю я. – Вот теперь другая его вдохновляет, еще небось маточкой дышит.

– А почему бы тебе не устроиться на работу? – спрашивает Диана. – Ты же иняз окончила. Может, пойдешь преподавателем или переводчиком? Девочки выросли, и ты можешь начать строить карьеру. Никогда ведь не поздно.

– Точно! Поддерживаю Диану. Вот выйдешь отсюда и ищи варианты. Займешь голову и не будешь страдать.

Я задумалась. Может, девочки правы и никогда не поздно начать. Сейчас корю себя за то, что послушала Рустама, который сказал, чтобы я сидела дома, а он о нас позаботиться. Надо было, как некоторые жены крутиков, попросить у него салон красоты или бутик. Но я была слепой дурой, которая вот-вот может остаться у разбитого корыта.

Вскоре девочки ушли, и я решила вздремнуть. На самом деле спала я много – так, как никогда в жизни. Я всё еще чувствовала слабость и не вставала. Арсен Ильясович сказал, что посмотрит меня завтра и решит, когда мне уже можно будет хотя бы ходить. Проваливаюсь в сон. Вокруг полное умиротворение, тишина и покой. Я лежу в своей кровати, укрытая не казенным одеялом, а своим любимым – белоснежным и мягким. Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Рустамом. Он улыбается и поддается вперед. Его ладонь накрывает мою щеку и гладит ее. Мне сладко и томительно одновременно. Он смотрит на меня так же, как несколько лет назад. До нашей трагедии. До его предательства.

– Айлин, милая, – зовет он меня, а я смотрю на него и не могу ответить, словно онемела.

– Айлин, родная…

Его образ растворяется, а мне всё еще хочется за него ухватиться. Открываю глаза и понимаю, что его ладонь по-прежнему гладит мою щеку. И только тогда осознаю, что он здесь, рядом со мной.

– Что ты здесь делаешь? – говорю недовольно, пытаясь сесть на кровати. От одного движения начинает ныть шов, и я морщусь от боли.

– Где болит, родная? Позвать врача? – обеспокоенно спрашивает он. Но сейчас я уже не знаю, искренни ли его эмоции.

– Я тебе не родная. И я просила тебя не приезжать, – цежу сквозь зубы.

– А я приехал. И буду приезжать. Я твой муж. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – складываю руки на груди и отвожу взгляд к окну. – И муж ты мне ненадолго.

– Твой врач сказал, что ты чуть не умерла от перитонита. Почему ты сразу не позвонила, как только почувствовала себя плохо? – спрашивает на полном серьезе.

– Не хотела мешать тебе трахать токалку на берегу Каспийского моря, – съязвила я и заметила, как от удивления вытянулось его лицо.

– Откуда ты узнала?

– Ой, ты даже не пытаешься отрицать, – зло щурюсь на него. – Я приехала в аэропорт, чтобы тебя проводить, – сочиняю на ходу, чтобы не ставить под удар Улана. – А там ты, твоя младшая жена и твой сын, очень похожий на тебя. Нетрудно было сложить два плюс два. Ну как, милый, натрахался и приехал показать, какой ты чудесный муж и как переживаешь за старшую жену? Как видишь, жива, не сдохла, чтобы открыть вам дорогу.

Рустам молчит и злится. Желваки ходуном ходят. Он отходит к окну и убирает руки в карманы брюк.

– Я правда за тебя испугался. Хоть и не веришь, – признался он, не оборачиваясь. – Когда мне позвонили и сказали, что ты при смерти, я поднял всех в два часа ночи, чтобы найти возможность улететь. Но билеты были только на утро. Еле дотерпел до утра. А потом эта долбанная задержка рейса. С аэропорта сюда. Ты была в реанимации, меня не пустили. Но когда врач сказал, что… – его голос дрогнул на полуслове.

Рустам обернулся, подошел к моей кровати и сел прямо на нее. От его близости мне стало жарко, потому что мое тело всё еще предательски реагирует на мужа. Оно хочет этой чертовой близости, и это какой-то мазохизм.

– Если бы тебя привезли на полчаса позже, ты бы погибла. Я не хотел даже думать об этом, – он взял мои ладони в свои и посмотрел на меня как раньше. Черт возьми, если бы я не узнала о его токалке, я бы всё так же таяла от этого взгляда, в котором даже сейчас не чувствовала фальши. – Все эти дни я не находил себе места и понял, что не могу без тебя, Айлин. Ты нужна мне.

Я молчу, кусаю пересохшие губы и пытаюсь унять разыгравшийся шторм в моей душе. Что он творит? Что он говорит? Он снова и снова убивает меня, режет без ножа.

– Ты не можешь без меня. Я нужна тебе. Я твоя опора, мать твоих детей. Твоя соратница. Спасибо, что ты не назвал меня секретаршей года. Во всей твоей пламенной речи я ни разу не услышала, что ты любишь меня. Потому что у тебя сейчас одна любимая женщина – твоя шлюха, – выплевываю слово за словом. – Вот и иди теперь к ней, люби ее, делай из нее опору и соратницу, а меня оставь в покое.

– Я знал, что ты обиделась из-за этих слов. Но пойми меня, Айлин, – его ладони переместились на мое лицо, и я не смогла его остановить. – Это сильнее меня. Я пробовал с этим справиться, но не получается. Я люблю тебя, но и ее я тоже люблю. Вы обе делаете меня счастливым. Каждая по-своему. Айлин, многие сегодня так живут. Это было в наших традициях, в нашем ДНК, и люди к этому постепенно возвращаются.

Шок от его слов сковал мне горло. Не могу пошевелиться несколько секунд, но потом как будто выхожу из транса, убираю его руки с моего лица и отталкиваю.

– Мне не нужна твоя извращенная любовь. И перестань сюда таскаться, или я попрошу охрану больницы, чтобы тебя не пускали, – со злостью проговариваю я каждое слово.

– Я не уйду, и я буду навещать тебя каждый день. Я хочу, чтобы ты вернулась.