Насколько я знаю, несмотря на наличие бесплатной медицины, в случае тяжёлого или редкого заболевания советским людям, жившим далеко от крупных городов, приходилось туго. Нужно постараться, чтобы получить правильное направление на лечение. И опять всё утыкается в знание нужных людей и финансовые возможности. Ведь придётся оплачивать накладные расходы.

Выпив ещё по стаканчику пивка под композиции с пластинки группы «Пламя», предложил рыжему выйти покурить на улицу. Он, разумеется, согласился.

А когда Саня закурил у подъезда, я не выдержал и задал вопрос:

– Рыжий, а врачи диагноз тёте Тамаре так и не поставили?

– Нет. Не знают они, что у неё. Один говорит – сонная болезнь на почве нервного состояния. Другой про опухоль в голове задвигает. И оба советуют везти маму в Москву. Порекомендовали бате какого-то известного профессора, но как только разговор зашёл о помощи с контактом доктора, оба начали носом крутить. Говорят, типа это непросто и к нему очередь на год вперёд расписана.

– Может, им взятку надо сунуть? – задал я вполне естественный вопрос, но Саня на меня как-то странно посмотрел:

– Лёха, ты же знаешь моего батю. Он у нас настоящий коммунист. Работяга от комля. Где он и где взятка?

Перед глазами тут же появился образ бати Рыжего. Всю жизнь тот проработал на железной дороге бригадиром путейцев. Мужик серьёзный и со всех сторон положительный. Ещё и здоровый, как медведь. Саня на него не похож и явно пошёл в мать.

– Ты отошёл от своей бывшей или снова пойдёшь её на танцах вылавливать? – неожиданно спросил Рыжий, желая соскочить с болезненной темы.

– Это больше не актуально – ответил я, ибо просроченная любовь бывшего обладателя тела меня никаким образом не зацепила.

– Что, неужели решил с комсоргшей замутить? Она девушка красивая, но не простая.

– Завтра после работы зайду на политзанятия, там и посмотрим, – отвечаю почти честно, отодвигаясь от клубов сигаретного дыма. – Правда, мне даже вести девушку некуда.

– Как «некуда»? А твои хоромы? – удивился Саня. – В заводской общаге ещё хуже. На четверых один шкаф. А здесь у тебя своя комната без родителей и родственников. Привести можешь, кого хочешь, и никто слова не скажет. Ремонт бы не помешал, конечно. Но всё равно – своя жилплощадь!

Рыжий говорил так, словно мне завидовал. А когда я заглянул в его глаза, проявившиеся мысли друга дали понять, что он реально так думает.

Саня продолжил молча дымить. А я задумался о простоте человеческих отношений, от которой давно отвык. Непонятно почему, но на секунду захотелось увидеть тётю Тамару и попробовать ей помочь. Ведь с дядей Славой у меня сегодня получилось.

Рыжий начал рассказывать о какой-то ссоре на работе, размахивая рукой с сигаретой, но я его почти не слушал. В голове крутилась единственная мысль. На заводе каши не сваришь, надо искать другой путь, чтобы подняться. Возможно, даже при помощи моих незнамо откуда взявшихся талантов.

Глава 4. Политинформация

Утро следующего дня началось с очередной пешей прогулки до заводской проходной. Внутри меня ждали раздевалка, погрузчик, гул станков и запахи производства. Снова пришлось развозить бесконечные железные кроватки и поддоны. Работа монотонная, но я снова мгновенно втянулся. Ритмичный гул двигателя, привычные маршруты, даже взгляды работяг и девчонок из ОТК стали словно родными.

Все манипуляции выполнялись механически, поэтому можно спокойно обдумать дальнейшие перспективы. О необходимости перемен буквально кричали убогое жилище и нехватка денег.

Во времена, когда я жил в коммуналке, комнаты занимали всего четыре семьи. Остальные, кроме долгожительницы бабки Глаши и алкаша Иваныча, то есть опустившейся версии Соколова, померли, либо получили квартиры и разъехались.

Мы со старшей сестрой и тёткой занимали две комнаты. Отсутствие половины соседей делало жизненное пространство менее токсичным и более пригодным для существования. Сейчас, несмотря на попадание в ту же квартиру, количество соседей увеличилось в разы. И всё стало словно меньше, а жизнь почти невыносимой.

Перемены я решил начать с уборки комнаты и облагораживания собственного внешнего вида. Я помнил Иваныча другим: грузчик в галантерейном магазине, грустные глаза с вечной алкогольной поволокой, красные капилляры на лице и носу. Жуть! И только сейчас я понял, что в молодости его можно было назвать красавчиком. Просто всё портил смятый и неправильно сросшийся нос. А от теперешней физической формы осталось только худое тело, измождённое запоями.

С утра жильцы смотрели на меня с удивлением. Я надел единственный костюм и кожаные туфли, привезённые из ГДР. Алексей купил эти вещи на сэкономленные деньги в армии. Не хотелось идти на политинформацию в обычной одежде. Уж слишком она убогая. А ещё хочу, чтобы комсорг Лида смотрела на меня не с жалостью, а с заинтересованностью. Красивая она!

* * *

Задумавшись, я собирался заехать на склад готовой продукции, но заметил толпу рабочих, направляющихся к столовой. Смотрю на часы и понимаю, что наступил обеденный перерыв. Совсем заработался. Перекуров у меня теперь нет. Как бы народ не начал косо посматривать на излишне инициативного коллегу. Паркую погрузчик возле цеха и спешу на обед. Есть хочется, аж сил нет.

Только я загрузил на поднос тарелки со щами, сосиской с гречкой и кисель, как меня настигла комсорг:

– Алексей! – её голос прозвенел сзади, словно школьный звонок. – Ты не забыл, сегодня после пяти собрание? Не смей пропустить, а то я лично приду и…

Она сделала паузу, явно подбирая угрозу.

– Лида, ты отстегаешь меня розгами? – улыбаюсь в ответ.

– Хуже! – комсорг сверкнула глазами. – Заставлю взять в библиотеке подшивку газет «Комсомольская правда» за 1978 год и законспектировать итоги восемнадцатого съезда ВЛКСМ.

Я хотел сострить, но вдруг в голове прозвучал голос девушки:

– Почему он не обращает на меня внимание? Вечно смотрит словно сквозь. А я ведь юбку максимально короткую надела. Вон остальные слюнки пускают. Даже старички.

Реагируя на моё молчание, комсорг ещё больше развернула плечи и выпятила торчащую грудь.

– Лида, я обязательно приду. А насчёт конспектов – рад бы написать научный труд про развитие советского комсомола, но мне некогда по библиотекам ходить. Работать надо, иначе мы коммунизм никогда не построим.

Выслушав меня, Лида удовлетворённо кивнула и, развернувшись, направилась к выходу из столовой. А походка у неё не хуже, чем у моделей на подиуме. А ещё я заметил, что она следит за мной через ростовое зеркало. Потому сразу отвернулся.

И надо такому случиться, что взгляд упёрся в окно сдачи грязной посуды, откуда выглядывала повариха Света. Вроде она добродушно улыбалась, но её глаза смотрели на меня, как на мальчиша-плохиша. Это который продал Родину буржуинам за банку варенья и корзину печенья.

Интересно, о чём Света думает? Попробовал уловить мысли, но голос девушки почему-то не услышал. Видимо, новый дар работает не всегда, а только избирательно. Улыбнувшись Егоровой, я побрёл к столу, за которым сидел Саня.

По дороге в голову неожиданно ворвалась новая порция Лидиных мыслей. Странно, но, похоже, наш контакт ещё не прервался.

– Вот дурак! Красивый, а ведёт себя, как пень. Ни одного комплимента за всё время! Ну ладно… Всё равно я своего добьюсь. Он ещё будет бегать за мной, как те глупые пацаны из студенческого стройотряда. И всё-таки жаль, что Алёша не перспективный. Придётся потом его отшить. Парень без образования, да и в жизни, похоже, не разбирается. Может, вообще тупица? На собрании обязательно проверю.

Остановившись, я огляделся и заметил, как вышедшая из столовой Лида делает вид, что рассматривает заводскую стенгазету. При этом украдкой наблюдает за мной через застеклённую стену.

Ирония ситуации в том, что комсорг отчасти права. Прежний хозяин тела и вправду был не шибко умён. Сначала зациклился на бывшей, не дождавшейся его из армии. А потом забухал, превратившись в одинокого алкоголика, вместо того чтобы найти нормальную бабу. Что ж, теперь это мои проблемы.

Столовая гудела, как улей. В воздухе витал густой аромат щей с кислой капустой, варёных сосисок и вареников с творогом. На раздаче поварихи ловко наполняли тарелки, не позволяя собираться очереди. Сев за стол, я принялся размешивать в супе огромную ложку сметаны.

– Что, Лёш, опять Лидка тебя на политинформацию гонит? – Саня с хитрым прищуром пододвинулся ближе. – Ну, давай уже, подкати к ней! Чего тянешь?

– Может, он боится, что она ему не про «Капитал» Маркса, а о планах на личную жизнь лекцию прочтёт, – брякнул один из токарей.

– Лёха, расскажи ей на занятиях анекдот про Брежнев. Ну, тот, про «сосиски страны», – добавил другой, размахивая наколотой на вилку сосиской.

В ответ окружающие заржали.

– Ладно вам, комедианты. Лучше расскажите это самый анекдот про Леонида Ильича и сосиски. А то я не в курсе.

Токарь сразу его рассказал, при этом, особо не прячась, передразнивал голос генерального секретаря ЦК КПСС.

Все снова рассмеялись.

– Это не сосиски, – с пафосом продолжил разгонять Саня, – а испытание на прочность для советского рабочего. Если пережуёшь – значит годен для ударного труда!

Смех стал громче. Я же отметил, что в этих шутках была какая-то тёплая, почти домашняя ирония. Вот так советские пролетарии и живут – работа, столовка, похабные шутки. Вечером домой к жене, детям, телевизору и стопке под ужин.

После обеда меня вдруг вызвали в кабинет начальника цеха.

Павел Егорович Михеев сидел за столом с двумя телефонами и раскладывал бумаги из толстой папки. При этом он курил что-то иностранное. Рядом с бензиновой зажигалкой обнаружилась пачка «Мальборо». А не кисло живёт руководство! Вроде такие сигареты стоят не меньше трёшки, а то и пятёрки. Дым стелился сизой пеленой. Взгляд начальника был одновременно снисходительным и оценивающим. Чего ему надо?

– Павел Егорович, вызывали?

– Садись Лёша, – предложил он и, словно делая широкий жест, подтолкнул ко мне сигареты: – Закуривай.

Я осторожно опустился на стул, чувствуя, как скрипит потёртый дерматин.

– Спасибо! Но больше не курю, – ответил я, отфутболив пачку назад.

Это начальника явно удивило:

– Значит, бросил? Молодец! А я вот всё никак не могу. Работаешь без перекуров, мужики сразу внимание обратили, – Михеев потушил едва начатую сигарету и откинулся на спинку кресла. – Лёша, для начала хочу сказать спасибо за дядю Славу! Он у нас ветеран труда, на пенсии уже два года. Только пользы от него поболее, чем от молодёжи. Ты вовремя помог остановить кровь и отрезанный палец фельдшеру передал. Мне доложили, что его удачно пришили.

– Я просто ближе всех оказался, – начал скромничать, но Михеев тут же перебил:

– Раз хвалю, значит есть за что. Кстати, директор уже в курсе и на следующем собрании рабочего коллектива вручит тебе грамоту. В общем, молодец!

Несмотря на подчёркнутую вальяжность, в голосе Михеева чувствовалось нечто странное. Словно похвала приправлена лёгкой настороженностью.

Ловлю его взгляд и тут же слышу обрывок чужой мысли:

– Только бы перестал пытаться поговорить с моей племянницей. А то у Люды свадьба на носу, и брат просил посодействовать…

Я с трудом не вздрогнул от неожиданности. А ещё вспомнил, что Павел Егорович – родной дядя предательницы Людки.

– Лёша, надеюсь, ты наконец возьмёшься за ум, – Михеев продолжил разговор. – Может, пора завязывать с пьянками и опаздывать на работу?

– Постараюсь, – бурчу в ответ.

– Вот ещё что. Ты ведь в бригаду механизаторов записался? – Михеев одобрительно хмыкнул. – Езжай, я подпишу приказ. На свежем воздухе голова проветрится, и оттуда вылети всё ненужное.

Я понял намёк так: убирайся подальше от племянницы.

– Спасибо, Павел Егорович. Вы правы.

– Тогда идти работай.

Выйдя из кабинета, я столкнулся с тётей Валей, нашей уборщицей. Пожилая, но ещё крепкая тётушка в синем халате замерла и снова одарила меня странным взглядом: