Глава 7

Рамиро принял Артуро неприветливо и поначалу не хотел вообще ничего говорить о том, где находятся Марио Сифуэнтес и его друзья.

– Рамиро, за тобой должок, ты же помнишь, из какой заварушки я тебя тогда вытащил.

Повисла напряженная тишина, двое мужчин скрестили взгляды, не желая отступать.

– Драко сказал мне, что эти двое не из наших.

– Это слова Драко. А я прошу о помощи тебя. Эти трое – хорошие люди, они никак не связаны с политикой.

Рамиро с силой ударил по столу, вымещая злость.

– Фидель Родригес Салас – фалангист. И не говори мне, что ты этого не знал.

Артуро не ответил, но выдержал вызывающий взгляд Рамиро.

– С Фиделем можешь распрощаться, я и пальцем не пошевельну ради какой-то фашистской свиньи. Что касается оставшихся двоих, если они еще живы, обещаю тебе, что уберегу их от прогулки. Это единственное, что я могу сделать.

– Этого достаточно, – расстроенно согласился Артуро.

Ему очень хотелось сказать, что он думает о незаконных задержаниях, так называемых «прогулках», во время которых людей просто ставили к обочине и стреляли им в голову, и о многом, многом другом, но момент был неподходящий. Только Рамиро мог спасти Марио жизнь, поэтому приходилось молчать.

С его губ слетело только полуслышное принужденное «спасибо». Он повернулся, чтобы уйти, но Рамиро крепко схватил его за руку, удержав на месте. Их лица оказались на расстоянии в пол-ладони друг от друга. Они пристально смотрели друг другу в глаза, чувствуя чужое дыхание.

– И еще кое-что, – Рамиро приберег эти слова напоследок: – не вздумай больше здесь появляться. Сейчас между нами мир. Не звони мне, не говори ни с кем обо мне и об этом разговоре, понял? С сегодняшнего дня я не знаю тебя, а ты – меня.

Артуро ничего не ответил, лишь поджал губы и молча ретировался. Страх овладевал даже теми, кто нагонял его на окружающих.

Уже смеркалось, когда Артуро покинул элегантный особняк, лишившийся своих утонченных владельцев, вышвырнутых золотарями, каменщиками, механиками, чистильщиками обуви и присоединившимися к ним шумными прачками, служанками и швеями, нацепившими синие комбинезоны или черные вельветовые штаны с завязками. Мужчины, ни капли не смущаясь, ходили по пояс голыми, не брились по несколько дней, не мылись и были покрыты липкой смесью пота и пыли. Некоторые из них, оккупировав просторные комнаты, сидели на обитых золотым шелком стульях или лежали на роскошных напольных коврах и распевали песни, гоготали и похвалялись своими подвигами при штурме казарм Монтанья. Другие поднимались и спускались по лестницам, конвоируя беззащитных пленных, трясущихся от предчувствия смертного приговора, уже запечатленного на бледных лицах. Повсюду были глаза: равнодушные, любопытные, живые или наполненные ужасом от невозможности предвидеть ближайшее будущее.

Изможденный Артуро вышел на улицу и повернулся лицом к фасаду здания. На перилах огромного балкона кто-то вывесил белую простыню, на которой черной краской были накаляканы большие корявые буквы: «РЕКВИЗИРОВАНО В ПОЛЬЗУ ЛИБЕРТАРИАНСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ МОНКЛОА». Артуро уже собирался было отправиться в пансион, но его остановил чей-то грубый и уверенный голос из-за спины. Не вынимая руки из кармана, Артуро растер пальцами бумажку с именами трех друзей. Затем обернулся и увидел перед собой высокого, тощего, жилистого человека. На нем были незастегнутый, совершенно новый, с иголочки китель, одна пола которого была заляпана чем-то темным, и блестящая кожаная портупея. Предыдущий хозяин кителя, по всей видимости, был сержантом и имел ровно такое же телосложение и рост, что и новый владелец: казалось, что китель шили на заказ. Со всем этим резко контрастировали черные вельветовые штаны, альпаргаты и лихо сбитая набок пилотка.

– Машину водить умеешь?

Не понять вопрос было сложно.

Артуро растерянно слегка кивнул головой.

– Тогда давай за мной, нам нужна твоя помощь, товарищ!

Артуро потребовалось несколько секунд, чтобы оторвать ноги от земли, от страха они словно приклеились к асфальту.

– Поторапливайся, у нас много дел!

Следом за поддельным сержантом, сжимавшим в правой руке пистолет, семенили двое мужчин и женщина, которых подталкивали в спину прикладами два совсем еще подростка в комбинезонах, висевших на них мешком. Пленников заставили сесть в припаркованный у тротуара «додж» c намалеванными на бортах белой краской буквами FAI^[17].

– Полезай в машину, – скомандовал фальшивый сержант.

– Я не могу…

– Ты что, отказываешься протянуть руку помощи делу свободы?

Артуро не знал, плакать ему или смеяться. Как этот человек вообще мог что-то говорить о свободе? Но страх заставил его проглотить усмешку.

– Чего тебе от меня надо?

– Садись за руль. Я скажу, куда ехать.

В этот самый момент за «доджем» со скрипом остановился грузовичок. Из него, жизнерадостно смеясь, высыпалось шесть мужчин и две женщины, все с оружием. Их приподнятое настроение никак не вязалось с тем, что происходило дальше: из кузова машины начали спускаться задержанные, мужчина средних лет, за ним еще двое лет двадцати. Один из них обернулся и протянул руку женщине лет пятидесяти, но ополченка грубо оттолкнула его, и бедняжке пришлось спускаться самой. Она была вся в слезах и напугана. Затем показалась пятнадцатилетняя девочка. Артуро подумал, что это, должно быть, члены одной семьи. Он содрогнулся от чувства собственного бессилия. Тычками и криками арестованных погнали в здание.

Ошеломленный и парализованный происходящим, он совсем забыл о человеке в сержантском кителе. Но стоило ему повернуться, как перед глазами у него оказалось черное дуло пистолета, смотревшее ему прямо в лоб.

– Или ты сядешь за руль, или я пристрелю тебя прямо здесь.

Перепуганный Артуро подчинился. Водить машину его научил старый преподаватель торгового права. Когда ему стали отказывать зрение и рефлексы, он предложил Артуро освоить управление автомобилем в обмен на обязанность каждое утро возить его на факультет. От такой сделки выиграли оба: преподаватель обзавелся личным шофером, а Артуро долго экономил на трамвае.

Человек, вырядившийся сержантом, сел на соседнее кресло. Покосившись на него, Артуро увидел в профиль крючковатый нос и выпирающий подбородок. Сзади, набившись как сельди в бочке, устроились арестованные и охранявшие их ополченцы. Заводя двигатель, Артуро посмотрел на них в зеркало заднего вида. Лиц он не разглядел, но страх почувствовал.

– Куда едем?

– Знаешь, как проехать в парк Каса-де-Кампо?

– Он очень большой.

– Поезжай к холму Гарабитас, я скажу, где остановиться.

Артуро медленно и неуверенно тронулся, машина задрожала, подпрыгнула и заглохла.

– Ты же сказал, что умеешь водить?

Артуро не стушевался и резко ответил, повысив голос.

– Могу выйти.

– Нет. Поехали.

– Тогда не дави на меня, я не знаю этой машины.

Наконец, немного рыская из стороны в сторону, автомобиль со своим страшным грузом покатился по улице Принсеса. Какое-то время в салоне звучал только шум мотора, но затем Артуро расслышал сквозь него женский плач. Он посмотрел в зеркало, но увидел только размытые очертания лиц.

– Куда вы их везете?

– А сам как думаешь?

– Знал бы – не спрашивал.

– На прогулку, куда еще?

Вдруг Артуро услышал дрожащий голос за спиной.

– Можете передать это моей жене? Это кольцо, которое она мне подарила на свадьбу… Умоляю вас!

Артуро беспокойно посмотрел в зеркало. Он вдруг понял, что, если он ничего не сделает, эти зеленые юнцы и их самопровозглашенный командир, вырядившийся сержантом несуществующей армии, убьют задержанных. Его живот скрутило с такой силой, что он не мог нормально дышать.

– Я закурю? – спросил он у командира, достав из кармана рубашки пачку сигарет.

– Поделишься?

Артуро засунул сигарету в рот и протянул смятую пачку.

– Там осталась только одна.

– Не страшно.

Сбавив скорость, Артуро отпустил руль, чтобы закурить сигарету. Синеватый дым окутал салон, просачиваясь наружу через открытые стекла и растворяясь во тьме ночи. Машина неторопливо подъехала к Монклоа, оставила позади тюрьму Модело и повернула направо у приюта Санта-Кристина. Навстречу им попалось еще несколько машин. Дважды, прежде чем они добрались до неосвещенного парка Каса-де-Кампо, их останавливали для проверки документов.

Артуро, не переставая, думал, как не допустить этих трех смертей.

– А чем они заслужили прогулку?

– Эти-то? Старый хрыч – фашистская свинья, я нашел у него несколько выпусков газет La Fe^[18] и ABC. Он хорошо их запрятал, но меня не проведешь. Про другого я ничего не знаю, мне сказали, я исполняю.

– А женщина?

– Вон та? У этой святоши больше денег в банке, чем у какого-нибудь Рошельда.

– А это что – преступление, держать деньги в банке?

Ополченец сделал последнюю затяжку и посмотрел на него.

– А ты сам-то, часом, не скрытый фашист?

– Не больше, чем ты.

– Останови здесь, – внезапно скомандовал лжесержант.

Артуро затормозил.

– Хорошее место.

Ополченец вышел, за ним последовали оба конвоира. Артуро продолжал сидеть, не в силах что-то предпринять. Янтарно-желтый свет фар «доджа» терялся в черном поле, вокруг царила темнота, но Артуро видел, как трех спотыкающихся приговоренных пинками выгнали в конус света, словно под софиты какого-то чудовищного театра. При виде рыдающей женщины, молившей о пощаде, у Артуро сжалось сердце. Он схватился за ручку двери, чтобы выйти. Он должен вмешаться. Артуро вдруг осознал, что весь взмок и тяжело дышит. Пронзительные неумолчные крики женщины пробирали его до печенок. Его глаза смотрели, но не видели. Три тела, сжавшиеся, как тряпичные куклы, вцепившись друг в друга, пытались устоять на ногах, с ужасом ожидая неминуемой казни. Командир криками раздавал приказы приговоренным и палачам. Артуро заметил, что один из молодых ополченцев, уже вжавший приклад в плечо, весь дрожит. Наконец Артуро удалось открыть дверь и выбраться на улицу.

– Подождите!

Сержант раздраженно посмотрел на него.

– Огонь!

Словно в насмешку над просьбой Артуро, крик сержанта гулко разнесся по открытому полю. Прозвучал выстрел, затем другой, казалось, что негнущиеся пальцы подростков отказываются жать на спусковой крючок. Самый старший из приговоренных рухнул на колени и опрокинулся вперед, распростав руки. Оставшиеся двое еще сильнее вцепились друг в друга. Артуро увидел, как юноша прижимает женщину к груди. Так сын обнимает мать, которая уже не может заботиться об остальных и сама нуждается в заботе, не в силах никого защитить, и сама требует защиты.

– Стреляй, или я пристрелю тебя самого!

Не терпящий возражений оклик командира прозвучал хрипло и безжалостно. В ночной мгле сухо треснуло еще два выстрела. Приговоренные рухнули на землю, как одежда с бельевой веревки. На мгновение все замерло в тишине, затем «сержант» подошел к телам и пистолет трижды дернулся у него в руке, прострелив голову каждой из жертв. Артуро, давя в себе слезы страха, отвел взгляд, не в силах безучастно смотреть на чужую смерть, опьяненный чужой болью тех, кто никогда не увидит казненных, стыдящийся самого себя, своих идей, одурманенный чувством вины.

– Эй, слышь, стой!

Он ничего не ответил и продолжил идти вперед, с каждым шагом погружаясь в абсолютный мрак.

За спиной грохнул выстрел, пуля просвистела прямо над ухом. Он резко встал.

– Быстро подошел сюда, или клянусь, что вышибу мозги и тебе!

Артуро обмяк от чувства собственного бессилия. Развернулся и забрался в машину. Ополченцы последовали за ним. Глядя на лежащие на земле тела, он тронулся и нажал на педаль газа.

– Давай сюда кольцо, которое он тебе оставил, – потребовал командир, протянув руку назад с явным намерением поживиться.

– Он отдал его мне! – запротестовал молодой ополченец.