Братья Макфероны остались с Викторией Рубидо и малышкой до конца дня: помогали расставлять вещи в комнатах, а вечером повели их ужинать. После они вернулись к общежитию. Припарковались за домом, вышли на тротуар, попрощались в ночной прохладе. Девушка снова немножко поплакала. Она встала на цыпочки и поцеловала обоих стариков в обветренные щеки, обняла их и поблагодарила за все, что они сделали для нее и дочки, а те по очереди обняли ее и неловко похлопали по спине. Поцеловали малютку. Затем отошли, переминаясь с ноги на ногу, и уже не знали, как смотреть на нее или ребенка, да и что тут вообще делать, разве что уезжать.

– Обязательно звони нам, – сказал Рэймонд.

– Буду звонить каждую неделю.

– Вот и хорошо, – сказал Гарольд. – Мы хотим знать все новости.

Потом они поехали домой на пикапе. Двинулись на восток, прочь от гор и города в тихие высокие равнины, широкие и темные под мириадами ярких равнодушных звезд. Было уже поздно, когда они заехали на дорожку у своего дома и остановились. Они почти не разговаривали за два часа пути. Дворовый фонарь на столбе у гаража включился в их отсутствие, от него за гаражом и постройками расходились темно-лиловые тени, три низкорослых вяза стояли в пределах проволочного забора, окружавшего серый дощатый домишко.

На кухне Рэймонд налил молока в кастрюлю на плите, подогрел, достал коробку с крекерами из шкафа. Братья сели за стол под лампой и выпили теплого молока, не произнося ни слова. В доме было тихо. Даже ветра снаружи не слышно.

– Пожалуй, я просто пойду спать, – сказал Гарольд. – От меня тут толку мало.

Он вышел из кухни, зашел в ванную, вернулся:

– Ты, видимо, решил всю ночь тут сидеть?

– Я скоро пойду наверх, – отозвался Рэймонд.

– Что ж, – проговорил Гарольд. – Тогда ладно.

Огляделся. Окинул взглядом кухонные стены, старую эмалированную плиту, заглянул через дверной проем в столовую: в незашторенные окна на стол из грецкого ореха падал свет дворового фонаря.

– Дом уже кажется пустым, верно?

– Еще как! – откликнулся Рэймонд.

– Интересно, что она сейчас делает? Как она там?

– Надеюсь, спит. Надеюсь, они с малюткой обе спят. Это было бы лучше всего.

– Да, согласен.

Гарольд пригнулся и выглянул из кухонного окна в темноту, на северную сторону, затем выпрямился.

– Что ж, я наверх, – объявил он. – Не могу придумать, чем тут еще заняться.

– Я тоже скоро поднимусь. Хочу посидеть тут чуть-чуть.

– Не усни здесь. Завтра пожалеешь.

– Знаю. Не усну. Иди первым. Я скоро.

Гарольд уже выходил из комнаты, но в дверях остановился и снова обернулся:

– Как думаешь, в ее квартире тепло? Я тут подумал. Не припомню, какая в комнатах температура.

– Мне показалось, было довольно тепло. Когда мы были внутри. Иначе мы бы заметили.

– По-твоему, было слишком жарко?

– Не думаю. Мне кажется, это мы бы тоже заметили. Если бы так было.

– Я спать. Тут чертовски тихо, вот что скажу.

– Я тоже скоро пойду, – сказал Рэймонд.

2

Автобус приехал за ними в восточную часть Холта в семь тридцать утра. Водитель ждала, повернувшись боком на сиденье, смотрела на передвижной дом^[2]. Погудела разок. Затем другой, и тут дверь открылась, и в запущенный двор, заросший кострецом и краснокоренником, вышла девочка в голубом платье, прошла к автобусу, понурив голову, поднялась по металлическим ступенькам, пробралась в середину, где оставались пустые места. Другие ученики глядели, как она идет по узкому проходу, пока она не уселась, и снова принялись болтать. Тут из дома вышла ее мать, держа за руку младшего братика. Он был одет в джинсы и просторную рубашку не по росту, застегнутую до подбородка.

Когда он забрался в автобус, водитель сказала:

– Я не обязана ждать этих детей. Я должна придерживаться расписания, если вы не в курсе.

Мать отвернулась от нее, заглядывала в окна, пока не удостоверилась, что мальчик сел рядом с сестренкой.

– Я не собираюсь повторять, – продолжала водитель. – Вы мне уже надоели. Я должна забирать восемнадцать детей.

Она закрыла двери, снялась с тормозов, и автобус покатил по Детройт-стрит.

Женщина следила за ней, пока автобус не свернул за угол на Седьмую улицу, затем оглянулась, будто кто-то должен был к ней подойти и подсказать, что ответить. Но в этот утренний час на улицах никого не было, так что она вернулась в передвижной дом.

Старый и ветхий, когда-то он был ярко-бирюзового цвета, но выцвел и превратился в грязно-желтый на ярком солнце и сильном ветру. Внутри по углам в кучах валялась одежда, мусорный пакет с пустыми банками из-под газировки примостился возле холодильника. Ее муж сидел за кухонным столом, пил пепси из большого бокала со льдом. Перед ним на тарелке лежали остатки вафель, что продаются замороженными, и яичницы. Это был тучный черноволосый здоровяк в растянутых трениках. Его неохватный живот виднелся из-под красной футболки, а огромные руки свисали со спинки стула. Он сидел, откинувшись на стуле, отдыхал после завтрака. Когда жена вошла в дом, он спросил:

– Че она сделала? Ты в лице изменилась.

– Ну, она меня бесит. Она не должна так себя вести.

– Че она сказала?

– Сказала, ей надо забирать восемнадцать детей. Сказала, что не обязана ждать Ричи и Джой-Рэй.

– Я скажу тебе, че я сделаю, я позвоню директору. Она не имеет права нам ниче говорить.

– Она не имеет права мне ниче говорить, – повторила за ним женщина. – Я пожалуюсь на нее Роуз Тайлер.

В середине утра было тепло; они вышли из передвижного дома и отправились пешком в центр города. Пересекли Бостон-стрит, прошли по тротуару к заднему входу красного кирпичного здания суда на старой площади, вошли в дверь, на стекле которой черными буквами значилось: «Социальная служба округа Холт».

Внутри справа находилась приемная. Стойку закрывало широкое застекленное окно, а в самой деревянной столешнице была прорезана выемка, через которую люди передавали документы и прочие бумаги. За окном сидели две женщины с папками, сложенными на полу под их стульями, с телефонами и другими папками на столах. На стенах висели большие календари и официальные объявления от управления штата.

Муж и жена встали у окна, ждали, пока девушка-подросток перед ними напишет что-то на дешевой желтой бумаге из блокнота. Они наклонились, чтобы подсмотреть, что она карябает, но она тут же остановилась, взглянула на них обиженно и повернулась так, чтобы они не смогли ничего увидеть. Закончив, девушка наклонилась и проговорила в щель под окном:

– Можете передать эту записку миссис Сталсон!

Одна из женщин подняла голову:

– Вы ко мне обращаетесь?

– Я закончила.

Женщина медленно поднялась из-за стола, подошла к окошку, под которым девушка просунула бумажку.

– Вот ваша ручка, возьмите, – объявила девушка.

И бросила ее в щель.

– Передать что-то на словах?

– Я все написала, – ответила девушка.

– Я передам ей, когда она придет. Спасибо.

Как только девушка ушла, женщина развернула бумажку и внимательно прочитала.

Подошли супруги.

– Мы пришли к Роуз Тайлер, – сообщил муж. – У нее с нами встреча.

Женщина за окном подняла на них взгляд:

– Миссис Тайлер сейчас беседует с другим клиентом.

– У нее назначена встреча с нами на десять тридцать.

– Если хотите, можете сесть, я сообщу ей, что вы пришли.

Он посмотрел на часы на стене за стеклом.

– Наша встреча уже десять минут как идет, – возразил он.

– Я понимаю. Я скажу ей, что вы ждете.

Они оглядели женщину, будто ожидали, что она еще что-то скажет, но та ответила им спокойным взглядом.

– Скажите, что пришли Лютер и Бетти Джун Уоллесы, – сказал он.

– Я знаю, кто вы, – ответила женщина. – Сядьте, пожалуйста.

Они отошли от стойки и молча сели на стулья у стены. Рядом стояли коробки с пластиковыми игрушками, журнальный столик с книгами и открытой коробкой стертых пастельных мелков и карандашей с обломанными стержнями. Никого больше в приемной не было. Подождав, Лютер Уоллес вынул из кармана перочинный нож и принялся скрести бородавку на тыльной стороне ладони, вытирая лезвие о подошву ботинка, тяжело дыша – он начал потеть в перегретой комнате. Рядом с ним Бетти смотрела на стену напротив. Она, похоже, думала о чем-то печальном, о чем-то, что никогда на свете не смогла бы забыть, будто всегда и везде оставалась у этой мысли в плену. Она держала перед собой лаковую черную сумочку. Это была крупная женщина под сорок, с рябым лицом и жидкими каштановыми волосами, и раз в пару минут она застенчиво одергивала на коленях подол своего просторного платья.

Из двери позади них вышел старик, прохромал через комнату, опираясь на металлическую трость. Толкнул дверь и вышел в коридор. Затем социальная работница Роуз Тайлер вышла в приемную. Приземистая темноволосая женщина спортивного телосложения в ярком платье.

– Бетти, – позвала она. – Лютер. Хотите зайти?

– Мы просто сидим тут и ждем тебя, – ответил Лютер. – Вот и все.

– Я знаю. Я готова с вами сейчас поговорить.

Они встали и проследовали за ней по коридору, вошли в тесную переговорную без окон, сели за квадратный стол. Бетти поправляла подол платья, пока Роуз Тайлер закрывала дверь, усаживалась напротив. Она достала папку, открыла ее, пролистала, быстро вчитываясь в документы, и наконец взглянула на пару.

– Итак, – сказала она. – Как вы в этом месяце? Все ли идет так, как вам бы хотелось?

– О, мы отлично справляемся, – ответил Лютер. – Думаю, не на что жаловаться. Верно ведь, дорогая?

– У меня все еще живот болит.

Бетти бережно положила руку на живот, будто там находилось что-то хрупкое.

– Я едва сплю по ночам, – продолжила она.

– Ты ходила к врачу, как мы договаривались? Мы назначили тебе прием.

– Я ходила к нему. Но он мне не помог.

– Он прописал ей таблетки, – сказал Лютер. – Она их пьет.

Бетти оглянулась на него:

– Но они не помогают. Мне все время больно.

– Что за таблетки? – спросила Роуз.

– Я дала рецепт аптекарю, он выдал лекарство. Таблетки у меня дома на полке.

– Ты не помнишь название?

Бетти окинула взглядом пустую комнату.

– Сейчас не припомню, – ответила она.

– Ну, они такие, в коричневом пузырьке, – сказал Лютер. – Я напоминаю ей их пить.

– Ты должна пить их регулярно. Иначе не поможет.

– Я пью, – сказала она.

– Да. Что ж, давай посмотрим, как ты будешь чувствовать себя через месяц.

– Надеюсь, они скоро подействуют, – проговорила Бетти. – Нет сил больше терпеть.

– Я тоже надеюсь, – согласилась Роуз. – Порой нужно время, правда ведь?

Она снова открыла папку и быстро ее просмотрела.

– Вы хотите еще что-то со мной обсудить?

– Нет, – ответил Лютер. – Как я и сказал, мы отлично справляемся.

– А как же водитель автобуса? – спросила Бетти. – Похоже, ты про нее забыл.

– О? – удивилась Роуз. – А что не так с водителем автобуса?

– Ну, она меня бесит. Она не имеет права со мной так разговаривать.

– Да, – сказал Лютер.

Он подвинулся вперед, положил толстые руки на стол:

– Она сказала Бетти, что не обязана ждать Ричи и Джой-Рэй. Сказала, ей нужно забирать пятнадцать детей.

– Восемнадцать, – поправила его Бетти.

– Нехорошо так разговаривать с моей женой. Я намерен позвонить по этому поводу директору.

– Погодите, – прервала их Роуз. – Помедленнее, расскажите, что случилось. Ричи и Джой-Рэй были у дороги вовремя? Мы ведь это уже обсуждали.

– Они вышли. Были одеты и готовы.

– Так ведь и должно быть. Водитель автобуса очень торопится.

– Они вышли, как только она просигналила.

– Как зовут водителя? Вы знаете?

Лютер посмотрел на жену:

– Мы знаем, как ее зовут, дорогая?

Бетти покачала головой:

– Она нам не представилась. У нее светлые волосы – это все, че мы знаем.

– Да, что ж. Хотите, я позвоню и узнаю, что происходит?

– Позвоните заодно директору. Скажите, че она с нами творит.

– Я позвоню. Но вы тоже должны помогать.

– Мы и так помогаем.