– Чисто теоретически мы, конечно же, мечтаем создать абсолютную защиту, хотя наработки у нас уже есть… И весьма успешные, надо сказать, – профессор потряс пальцем, гордо воздев подбородок, – Но в данный момент, чисто технически, мы создаём такое же оружие. То есть, пытаемся заслать наших кротов в стан врага.

– Отставать тут от американцев нельзя, Максим, – генерал покачал головой, – Высшее руководство под угрозой.

Надо признаться, в этот момент я меньше всего думал о высшем руководстве. Но тревожность генерала передалась и мне.

– Но это… это же… – только и вырвалось у меня, и я с лёгкой паникой закрутил головой. Сам того не замечая, я пытался поймать взгляд каждого в помещении, и каждый казался мне подозрительным.

– Вот именно поэтому, – хмыкнул Никита Сергеевич, – всё это и держится в строжайшей тайне. Представь, какая паника будет среди солдат? Ты думаешь, кто-то ещё захочет, чтобы он собственными руками убил своих же…

Тут он кашлянул, заметив мой взгляд.

– Извини, Максим.

Да, я злился. Я охренеть как злился.

– Неужели… – процедил я сквозь зубы, – Неужели нельзя было нам рассказать?! Нам с матерью!

– Тебе вот рассказал, – Никита Сергеевич положил мне руку на плечо, – И назад уже пути нет, Максим.

– Да я же… я…

Слова застревали в горле. Как рассказать, что у меня и вправду были моменты, когда я сомневался в своём отце? Моменты злости, когда верил, что он и вправду ради того, чтобы сделать сыну операцию, пошёл на предательство.

И за это мне сейчас стало так стыдно, что я желал провалиться прямо сквозь этот лаборантский стул.

– Спасибо, – только и выдавил я.

– В смысле? – Никита Сергеевич нахмурился, – За что?

– За то, что отца вернули…

Я не ожидал, что меня вдруг схватят за ворот и как следует встряхнут.

– Слышь, ты! – рука у него была мощная, – Кого мы вернули-то?! Ты думаешь, мне легко таскать это в себе? Легко знать правду и молчать?!

Он резко остыл и отпустил меня, едва не свалив вместе со стулом.

– Не серчай на меня, Максим, – генерал нервно поправил мундир, – Но только мы ни хрена его не вернули… Его имя должно висеть на доске почёта! Его должны восстановить во всех званиях. Ты понимаешь, что только когда у тебя получится, мы сможем снять секретность?

Я медленно кивнул.

– Когда там… – он ткнул пальцем вверх, – …на стол ляжет толстая папка с хорошим отчётом от этих оболтусов! –

Теперь он ткнул в профессора.

– Я вас попрошу, Никита Сергеевич!

Генерал лишь отмахнулся:

– А, Горячев, извини, погорячился.

– Да что уж там.

– Но ты понял, Максим? Я, может, потому тебя и притащил сюда. Тебе это самому надо, понимаешь? Им не надо, ему не надо…

– Я вас попрошу, Никита Сергеевич!

– Да иди ты! А нам с тобой надо, Максим! – Никита Сергеевич, схватив меня за плечи, аж покраснел, так разволновался, – Мы засылаем и засылаем, а толку нет! Эти вот говорят, что порог разума у них маленький… А я считаю, что не в этом дело. Стержня в них нет!

– А скольких вы уже засылали?

– Ну, чисто технически… – неуверенно начал профессор.

Но Никита Сергеевич уже встряхнул меня.

– Неужели это так важно, Максим? Можешь подозревать меня в чём хочешь, в заинтересованности, в лицемерии… Но мы тут уже пару лет болтаемся на одном месте! Ты думаешь, мне было легко пойти к сыну лучшего друга и притащить на этот эксперимент?!

Он снова отпустил меня и отвернулся, гулко шмыгая. Стул подо мной уже жалобно поскрипывал.

– Мы сейчас работаем над одной теорией, – начал профессор, – Решили попробовать инверторный вариант, когда напряжение электромагнитного поля будет регулироваться само, в зависимости от электропотенциала мозга испытуемого. У нас есть подозрение, что существует некая система…

Генерал кашлянул.

– Ох уж эта ваша секретность, – буркнул Горячев, – Тут не чавкни, там не пукни.

– Не я этим заведую.

Профессор отмахнулся.

– Вам надо погрузиться и… эээ… ну… попытаться проснуться.

Один из лаборантов вдруг поднял руку.

– А если не получится, то найти способ оттуда связаться с нами!

Горячев кивнул.

– Знаете, так тоже сойдёт.

– Звучит так, будто… – начал было я.

– Будто! – подтвердил генерал, – Вот именно, что будто. Да, что там тебя ждёт, никто не знает. Как это всё работает, тоже никто и ни хрена не знает. Ну, может, американцы знают? Вот только твой отец погиб два года назад, и, как видишь, Федерация всё ещё живёт и процветает. Значит, у них тоже не всё гладко.

– Да потому что они не сами эту технологию… – начал было Горячев, но потом сам же и кашлянул, поймав взгляд Никиты Сергеевича.

Покосившись на меня, генерал виновато поморщился. Мол, секретность, я тут не властен.

– В общем, пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что, – усмехнулся я.

– Почему не знаю что? – послышалось от лаборанта, – Нам хотя бы одно успешное подселение в тело противника.

Собравшиеся в помещении смотрели на меня со смесью жалости и надежды. С одной стороны, эти усталые лица отправляли меня в один конец, а с другой – не могли уже и надеяться, что у них что-нибудь получится.

Поэтому, наверное, лаборанты даже и не пытались шутить со мной. Боялись хоть чуть-чуть привязаться.

– Нам нужен код, – неожиданно сказал я.

– Какой код? – профессор и генерал переглянулись.

– Ну, вроде пароля, когда я свяжусь…

Горячев тут же схватил журнал, раскрыл:

– Да, нам потребуется полный отчёт о вашем самочувствии, о ваших ощущениях. Желательно вести жёсткий хронологический учёт событий, происходящих с вами, так же нам потребуются психологические тесты, и…

Генерал в свою очередь покачал головой:

– Нет. Если попадёшь на ту сторону, то запоминай расположение войск. Распорядок дня служащих, особенно расчётов ПВО, попробуй запомнить их коды и пароли. На крайний случай, если есть опасность раскрыть себя, разрешается ликвидация высших чинов в их командовании. Диверсии с большим сопутствующим уроном приветствуются, но тебе следует…

– Никита Сергеевич, поймите, это же первое погружение. Нам необходимы статистические…

– Нет, это вы не поняли, – я прервал их жаркий диалог, – Что мне сказать, чтобы вы узнали меня?

– Эээ… Ну, вы назовёте свои имя и…

– Я, кажется, понял, – вдруг подал один из лаборантов, – Проект же называется «Квантум».

– Пусть будет «Квантум», – я согласно кивнул головой, – Я – квантум.

– Это секретное название, – проворчал генерал, – Здесь кто-то, кроме меня, вообще помнит о секретности?

Теперь же, в третий раз оказавшись в чужом теле и сидя в пыхтящей кочегарке среди незнакомых мне людей, я вполне понимал, почему это окружено таким уровнем тайны. Потому что это – реально.

Глава 3. Первый ранг

Как можно справиться с собой, когда от эмоций аж перехватывает дыхание? Мне было известно лишь одно средство, и это была боль. Желательно такая, чтобы единственное, о чем можно было думать: «Боже, когда же это закончится?!»

Моя ненависть к сидевшему за столом кочегару была невыносима, и срочно следовало что-то делать. Вот только что?

Передо мной враг! Такой же подселенец в тело, как и я, только с той стороны фронта. То, о чём говорили мне учёные умники, оказалось правдой… Однако как мне доказать это?

Огреть диверсанта сразу? Тогда для окружающих я окажусь предателем, напавшим на своего, и меня пристрелят. А может, просто рассказать старшему про переселение в разные тела? Тогда меня тут же повяжут и запрут… Хотя нет, надо быть реалистом – все просто будут ржать надо мной, а старший оператор скажет, что я сильно перегрелся в котельной. А буду упорствовать, вот тогда точно свяжут.

Потому что здесь, на крейсере – а это точно «Борзый», я уже заприметил тиснение на крышках котлов… Так вот, здесь ещё никто не знает о проекте «Квантум». Опять же, я не знаю, что умеет этот диверсант. Вдруг он, услышав меня, сразу отправится обратно, к своим?

Таким образом я предупрежу противника о том, что мы тоже стали использовать переселение сознания. Я хоть и смутно, но помню содержание тех бумаг, которые подписывал, да и с логикй у меня всегда было всё в порядке. Так что же мне делать? Ух, как же тяжело… А, точно! Боль.

Я схватил со стола старый, до черноты закопчённый чайник и на мгновение завис, с трудом пересилив желание огреть им врага. Затем плеснул содержимое себе на руку. Рассчитывал, что вода окажется кипятком, который и отрезвит мою ненависть, но ошибся – внутри оказался какой-то отвар. Да ну на хрен!

Зверски захотелось пить, и моя рука сама поднесла носик чайника ко рту. Один глоток, второй, а затем язык, полость рта, и даже горло аж свело от горечи. Чёрт, да это ж заварка! Причем настолько крутая, что даже загустела.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – я начал отплёвываться, возвращая проклятый чайник на стол, – Бу-э-э! Гадость какая!

– Сам ты гадость! – ответил мужик с крупной лысой головой, хватая чайник, и наливая из него сразу половину алюминиевой кружки, – Эк тебя припёрло-то, Михей, даже чифана заглотил, как бывалый кочегар.

Он поднёс кружку ко рту, и шумно глотнул. Я аж поморщился повторно от такого зрелища, однако тут же понял, что чифановый эффект даже превзошёл мои ожидания. Горечь неплохо меня отвлекла от накатившей ненависти.

Довольно выдохнув от питья, лысый похлопал меня по плечу:

– Ну ничего, зато проснёшься. Вот ты, идиот, мне скажи – на кой хрен ты пошёл в камеру охлаждения, когда крейсер на марше? Там жара, усохнуть можно. А ты, Боря… Я тебе сказал, что Дрёма в камере, ты как проглядел-то его?

– Товарищ старший оператор! Там же пар и, это… темно! – вскочив с железного стула, начал оправдываться мужик, которого я посчитал врагом и которого назвали Борей. При этом глаза его забегали, он смотрел то на меня, то на большеголового, который здесь явно был за начальника.

Так-с… Если он старший, а я младший, то этот, сидящий передо мной, тогда кто? Вот совсем не знаю в сухопутной бронетехнике нижних должностей. Другому меня учили в военном училище. Вот ведь стравля! Я думал, что знаю всё о «Борзом», а, выходит, ошибался.

Старший продолжал дожимать Бориса:

– Я не понял, ты что, опять на фонаре аккумулятор разрядил? Ты хоть на зарядку поставил его?

– Так точно! – Борис мотнул головой в сторону металлического шкафа у стены, – И свой, и… и… – его глаза скользнули по мне, – И младшего оператора.

– Какие-то вы оба слишком странные сегодня, – начальник подозрительно прищурился, словно пытаясь увидеть в каждом из нас что-то ещё, после чего усмехнулся, – Кажется мне, товарищи, давно вы не спускались к воздухозаборникам. Вот сейчас и отправитесь дружно чистить фильтры от мусора.

Я, впервые здесь очутившийся, понятия не имел, о чем речь. Однако Борис, как выяснилось по его взгляду, тоже.

Старший оператор, явно привыкший к тормознутости подчинённых, вскинул руку с часами:

– Три минуты первого, отметьте в журнале. А то ишь чего удумали, один спит на дежурстве, второй уже сутки тормозит, словно из-за угла ломом по башке ударенный. Ну, какого демона стоите, как истуканы?! Взяли скребки, и вперё-о-од!

Так бы мы и стояли истуканами, или же начали метаться по помещению, если бы в этот самый момент откуда-то с потолка не раздалась тревожная сирена. Мне уже довелось её слышать, совсем недавно, когда я угодил в тело командира крейсера. Да и время, указанное старшим, будто клеймом загорелось в мозгу: «Три минуты первого».

Двенадцать-ноль-три!

Уже зная, что произойдёт через мгновение, я ухватился одной рукой за стол, а второй за спинку стула. И вовремя – в следующую секунду крейсер резко сбросил скорость. Пол попытался выскользнуть из-под ног, и лишь благодаря тому, что я ухватился обеими руками за прикрученную мебель, мне удалось не свалиться.

А вот Борис-предатель оказался менее расторопен – он отлетел на несколько метров и со всего маху грохнулся об пол спиной, да еще и зацепил локтем тот самый шкаф, в котором заряжались фонари.