Эллен Хендриксен: Искусство быть несовершенным. Как полюбить и принять себя настоящего

Посвящается Адриану и Дэвину, с любовью

Ellen Hendriksen “How to be enough: Self-acceptance for self-critics and perfectionists”

© Ellen Hendriksen, 2024

© Мясникова Е. А., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

КоЛибри®

* * *

«Увлекательное исследование цены перфекционизма, книга “Искусство быть несовершенным” предлагает руководство по освобождению от самокритики, чтобы вы могли жить радостной и полноценной жизнью».

«Доктор Эллен Хендриксен, как авторитетный и опытный клиницист, пишет с состраданием, юмором и глубоким пониманием, делясь практичным и вдохновляющим видением того, как исцелить внутреннего перфекциониста – проблему, которая слишком легко может помешать многим из нас».

«Тревога и депрессия стремительно растут, и одна из причин – все более высокие стандарты, которые мы предъявляем к себе в отношении производительности и успеха. В этой блестящей и увлекательной книге доктор Эллен Хендриксен описывает проверенные шаги, которые приведут к большей удовлетворенности и счастью в жизни».

«Я помогал писать речи для президента, но сам часто испытывал трудности с публичными выступлениями. Доктор Эллен Хендриксен помогла мне увидеть источники моих тревог. С изяществом и состраданием она помогла мне найти свой путь к принятию себя, и эта замечательная книга поможет вам найти свой».

Примечание автора

Все персональные и иные данные пациентов были изменены, чтобы сохранить конфиденциальность терапии и сделать клиентов неузнаваемыми даже для них самих, оставив при этом суть историй. Многие персонажи книги собраны из нескольких клиентов сразу, чтобы надежнее скрыть реальные личности. Описание исследования Тайс, Брацлавски и Баумейстера взято из их научной работы, но я добавила детали: журналы 1975 года, тетрис, журнал «People», цвет ароматерапевтической свечи.

Пролог. Сказ о двух титанах

Сложно сказать, что было самым ярким в тот декабрьский вечер 1937 года[1]. Может, мощные лучи прожекторов, освещавших небо над театром «Картей Серкл» в Лос-Анджелесе. Или россыпь звезд, которыми была усеяна красная дорожка. Или вспышки, возникавшие то тут, то там, пока наряженные в смокинги и драгоценные камни знаменитости, среди которых были[2] Кларк Гейбл^[1], Марлен Дитрих^[2], Кэри Грант^[3] и Ширли Темпл^[4], пробирались к театру, минуя тысячи поклонников, заполонивших улицу и вытягивавших шеи, чтобы хотя бы одним глазком увидеть звезд. Но все же самыми яркими были надежды тридцатишестилетнего Уолта Диснея, создателя первого полнометражного анимационного фильма, премьера которого состоялась в тот вечер, – «Белоснежка и семь гномов».

Входя в театр, Уолт испытывал одновременно невероятный восторг и глубокую тревогу. Ранее утром Чарли Чаплин отправил ему телеграмму[1]: «Верю, что сегодня сбудутся наши самые смелые мечты». В итоге на это потребовалось 88 минут^[5].

Зрители аплодировали, даже когда на экране не было ни одного анимированного персонажа – только фон. Когда Белоснежка, отравленная яблоком, лежала на смертном одре, плач и всхлипывания[1] раздавались по всему залу. Долгие месяцы Уолт переживал, что зрители не проникнутся анимированными персонажами, но, когда все вскочили на ноги в конце фильма и начали аплодировать, у Диснея гора свалилась с плеч. Все в порядке. Людям понравилось. Он справился.

«Белоснежка» достигла успеха исторического масштаба, но путь к нему был мучительным. Уолт Дисней нанял небольшую армию художников[1] – 600 человек – и чуть не вогнал их всех в могилу. Три восьмичасовые смены каждый день, круглосуточная работа – рисовать, обводить, раскрашивать более четверти миллиона кадров. В сумме все рабочие часы составили 200 лет труда. Более того, первоначальный бюджет фильма 250 тысяч долларов был превышен почти в шесть раз. Студия задолжала банку миллион долларов – нереальная сумма в разгар Великой депрессии^[6].

Но Уолта не интересовали ни время, ни деньги. Важно было лишь то, что всеми правдами и неправдами, опираясь только на несгибаемую волю, он достиг едва уловимого чувства – «все правильно». Если он нутром ощутит, что что-то не так, проиграет не только фильм – проиграет он сам. Он был един со своими работами.

И вкладываться для достижения того самого чувства приходилось не только Уолту, но и всем окружающим. Он не мог рисовать сам каждый кадр, так что ему пришлось отказаться от абсолютного контроля, но он не мог до конца довериться первоклассному персоналу, хоть и тщательно его отбирал. Даже когда работа над фильмом уже началась, Уолт провел пробы[1] на роль Белоснежки для более 150 женщин – это был настоящий марафон изнурительных сравнений. Когда пришло время рисовать, Уолт заставил студию делать собственные пигменты и измерять каждый с помощью спектрометра – одного из двадцати в мире на то время. Так была создана обширная библиотека из 1 200 цветов, которая многократно превосходила технологию Technicolor^[7]. Ни секунды не сомневаясь, Уолт поручил сотрудникам сделать схему высотой более двух метров, на которой наглядно показано, как каждый цвет будет отображаться на экране.

Даже в последние, самые горячие дни перед выходом фильма Уолт не прекращал вносить небольшие правки. «Пускай колибри взмахнет крыльями четыре раза, а не шесть»^[8] [1], – правил он. А вот комментарий об одном из гномов: «Его зад слишком выпирает во второй части сцены». Брови Королевы слишком бросались в глаза. Один из пальцев Ворчуна был слишком большим. А самое смешное, что на глазах раздраженных сотрудников Уолт вслух переживал, что бесконечные правки лишат фильм непосредственности. Вдали от кабинета Уолта, сидя на полу студии и швыряя чертежные доски через всю комнату, режиссер кричал: «Мы должны выпустить эту картину!»[1]

Когда фильм был готов, Уолт видел в нем только недостатки. Он признался репортеру: «Я так часто пересматривал “Белоснежку”, что теперь вижу только те места, которые можно улучшить. Мы столькому научились с тех пор, как его начали! Если бы только можно было отмотать время назад и начать сначала»[1].

Но в итоге успех «Белоснежки» был колоссальным, он навсегда закрепил имя Уолта Диснея в истории кинематографа. Некоторое время это был самый кассовый американский фильм[3] за всю историю. Первый прокат «Белоснежки» собрал 92 миллиона долларов в современном эквиваленте. Но триумф Уолта лишь укрепил его вечную неудовлетворенность – планка очарования для Диснея поднялась еще выше. Несмотря на тщательно продуманный публичный образ Уолта – эдакий застенчивый «дядюшка Уолт», – один из журналистов, посетивших студию, однажды отметил, что Дисней «кажется, подчиняется какому-то своему личному демону»[1].

После войны студия столкнулась с нехваткой бюджета, финансирование сократили и уволили часть сотрудников. Это сломило Уолта, запал угас. Он переживал, что больше не сможет пополнить свою шкатулку драгоценностей – великолепных шедевров, созданных кропотливым трудом и как будто ниспосланных ему свыше, какими были его первые работы. Вместо того чтобы искать плюсы, взглянуть на ограничения как на вызов, с которым нужно справиться, Уолт впал в уныние: зачем вообще что-то снимать, если идеально не получится?

Он попытался переключиться на старое увлечение: модели поездов. «Просто хобби, чтобы не думать о проблемах»[1], – рассказывал он. Но даже во время отдыха Уолт чувствовал себя загнанным в угол. Что интересно, Дисней написал приятелю, который также любил железную дорогу и построил модель, достаточно большую, чтобы на ней можно было ездить по двору: «Я завидую, ведь тебе хватает смелости делать то, что хочешь»[1].

Вогнав себя в ловушку мнимого выбора между совершенством и провалом, парализованный собственными установками и навязанным банком бюджетом, Уолт замкнулся. Бренд «Дисней» был основан на идеях счастья и общности, но Уолт все чаще чувствовал себя одиноким и отделенным от мира, вот только причины были в нем самом. Когда ему вручали официальное приглашение на ужин, он красным карандашом отвечал: «НЕТ!»[1] – и еще подчеркивал для выразительности. Когда в студии жизнь била ключом, Уолт вжимался в кресло и говорил: «Здесь так одиноко. Хочется просто с кем-нибудь поговорить»[1]. Если собеседник находился, Уолт начинал вспоминать трудное детство, а когда ему хотели ответить, перебивал и говорил: «Пора идти!»

Мир, созданный Уолтом Диснеем – мир фантазий, невинности и веры в исполнение желаний, – резко отличался от мира, в котором он жил, где нельзя ослабить хватку, нельзя наслаждаться своим увлечением и нужно быть надсмотрщиком, а не другом. Корреспондент газеты «New York Times», посетивший студию[1], написал, что «ему было грустно», ведь гений, покоривший весь мир, превратился в осунувшегося, непреклонного и постоянно ищущего одобрения человека, отчаянно одинокого и убегающего от проблем, теряя время среди игрушечных поездов.

В аппарат для приготовления попкорна[4] загрузили слишком много зерен. Прямо во время съемок телевизионного шоу «Уголок ребенка» (The Children’s Corner) крышка отскочила и свежеприготовленный попкорн разлетелся в разные стороны. После окончания съемок соавтор шоу, 33-летний Фред Роджерс^[9] сказал: «Придется нам все переснять».

Звезда шоу, молодая жизнерадостная Джози Кэри^[10], удивилась: «Но почему? Было весело! Детям такое понравится». Но Роджер беспокоился, что внезапный хлопок и последующий беспорядок вызовут у маленьких детей тревогу. Кэри всплеснула руками – Фред был непреклонным и требовательным. А для нее рассыпавшийся повсюду попкорн казался веселой историей, именно тем, что делает телевидение развлекательным.

Но развлечение – не то, зачем Роджерс пришел на телевидение. По словам биографа Максвелла Кинга, миссия Фреда заключалась в том, чтобы «сделать телевидение лучше, образовательным и более подходящим для маленьких детей. Дешевый фарс и глупые шутки присущи раннему телевидению – именно от этого он и хотел избавиться»[5]. У Роджерса были высокие стандарты, глубокое чувство ответственности и свежий взгляд. Он обращал внимание на детали и задумывался о нюансах, которые никто другой не замечал.

В 1961 году руководитель детского телевидения канадской вещательной компании увидел в Роджерсе человека, который сможет провести тихую революцию в детской образовательной сфере. «Я видел, как вы общаетесь с детьми, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы смотрели в камеру и представляли, что это ребенок»[5].

Так появилась передача «Соседство мистера Роджерса» (Mister Rogers’ Neighborhood). Каждый раз на протяжении 31 сезона и 895 серий^[11] [6] Роджерс в начале шоу снимает пиджак и туфли и надевает кардиган и кроссовки – это располагает и создает нужную атмосферу.

Каждая серия продумывалась с особой тщательностью. Единственным стандартом было совершенство. Каждый сценарий проходил несколько уровней проверки[5]: сперва самого Роджерса, затем продюсеров, потом руководителя и консультанта Роджерса доктора Маргарет МакФарланд, детского психолога из Питтсбургского университета.