А если он мне позвонит? Брать трубку? Или напишет? Отвечать на сообщение тогда? Сразу напомнить о субординации. Киваю своим мыслям. Или игнорировать? Быть неприступной, сдержанной, не поощряющей общение за пределами моего кабинета?

Захар еще не позвонил и не написал, а я уже продумываю варианты своих действий. Что со мной происходит?

Я не в первый раз получаю знаки внимания от пациентов. Это приятно. Но смущает меня другое – моя неоднозначная реакция. Я как будто школьница, которой улыбнулся понравившийся мальчик, и она не знает, на какое дерево или забор запрыгнуть козой от эмоций. Даже не смущает, пугает. Потому что от таких, как Захар Шишкин, я с детства привыкла держаться подальше. От него несет грубой силой и опасностью.

Я же всю свою жизнь выбираю безопасных, безобидных. Даша сказала бы – ущербных. И сейчас я ловлю себя на страшном определении, которое бьет под дых без смягчающей удар перчатки.

Слабых.

Я выбираю слабых.

Несмотря на то, что меня воспитал строгий мужчина со стальными яйцами – папа, который живет по принципу “пришел-увидел-победил”, я выбираю полную противоположность. “Попытался, испугался и…съебался”. Например, к родителям на несколько дней после дня рождения жены.

Я даже знаю, почему это делаю.

Потому что до ужаса боюсь позволить кому-либо быть сильнее меня и потенциально способным подавить меня, причинить физическую боль. Поэтому довольствуюсь странными отношениями, особо ни на что не рассчитывая, ничего не требуя от мужчины и не боясь его потерять.

Абсурдность моих сценариев зашкаливает! Я заявляю, что хочу быть с настоящим мужчиной, построить взрослые отношения, но выбираю жалкое подобие моего идеала. Это как пить обезжиренное молоко. Де-юро это молоко, де-факто – безвкусная вода.

Завтра же встречусь и серьезно поговорю с Глебом. О нас. Без претензий сразу на кольцо и семью. Но все же мне нужна ясность, кто я для него. Да, в постели нам хорошо. И пока меня это устраивает. Но если это все – то я не буду больше тратить на него свое время.

Пишу Глебу сообщение:

“Ты завтра будешь в клинике? Соскучилась. Есть разговор.”

Вижу, что он прочитал сообщение, но ответ приходит только через полчаса, когда я уже выхожу из душа:

“Весь день ношусь по делам, в клинике меня не будет. Приезжай завтра вечером в квартиру, обсудим все наши дела.”

“Обсудим все наши дела” – как будто с бизнес-партнером переписывается, а не со мной! Делаю скидку на то, что он взрослый мужчина и явно не привык к нежностям в переписке. Мне же хочется прожить такую влюбленность, о которой Даша пишет в своих любовных романах. Когда от его голоса, развратных сообщений, запаха, одного его вида – трусики становятся мокрыми. “Обсудим все наши дела” заливают трусики бетоном. Холодным. Пыльным. Равнодушным. Завтра же подожгу эту его серьезную натуру. Заставлю вымаливать прощение у моих ног. Языком. Губами. Зубами. А потом и всем остальным. Держись, Глеб. Я устрою тебе такой сюрприз, от которого в твоих жилах побегут сперматозоиды вместо крови.

Глава 6.

Перед работой заезжаю в торговый центр. Беру в местной кофейне флэт уайт на безлактозном молоке и иду в отдел с нижним бельем. Последовательность действий именно такая: сначала кофе – потом покупки. Потому что для похода в такие места с агрессивными продажами мне просто необходим допинг для успокоения нервов.

Как ведь обычно здесь бывает? Ты заходишь спросить, где тут недалеко дамская комната и опрометчиво касаешься взглядом манекена с кружевным бельем. Тебе тут же трусы в нос суют и настоятельно, буквально под ручки, уводят в примерочную. А сверху еще двадцать единиц товара: для тебя, бойфренда, дедушки, мамы, подруги, соседки и ее мужа. Будто впереди голодный беструсый год и нужно срочно впрок запастись! А не то ходить тебе с голой задницей – и бдительные консультанты стойко и героически тебя спасают от такой перспективы. Хочешь ты этого или нет.

– Вам чем-то помочь? – на входе меня уже встречают.

Вспыхнувший огонек в глазах милой, но не готовой оставить меня без покупок рыжей сотрудницы, выдает в ней хищницу. Но сегодня я не ее жертва. А напарница, которая пришла с четкой целью – порадовать-таки себя покупками.

– Да. Мне нужно самое развратное белье, чтобы при виде меня у моего мужчины слюни текли. Ручьями. Никаких рюш или сердечек, – почему-то вспоминаю о Даше. – Что-то дерзкое, но не вульгарное. Черное. Прозрачное. Дорогое.

Даю максимально конкретное техническое задание, чтобы сэкономить себе время. И правильно делаю! Первый же комплект, который мне демонстрируют, идеально отвечает моим запросам. Трогаю черное белье в мелкую прозрачную сетку. Дырочки между волокнами ткани достаточны для того, чтобы пропустить спичку, но при этом они не позволят моим соскам полностью быть открытыми, но обзор оставят достаточный. На бретельках лифа, как и на трусиках сбоку, расположены крупные металлические кольца. Для полноты образа просится еще кожаный хлыст.

Я, довольная, с видом победителя по жизни, прохожу за не менее довольной продавщицей в примерочную. По пути пью маленькими глотками кофе, растягивая удовольствие от вкуса. Ставлю стаканчик на пол и снимаю с себя всю одежду, на несколько секунд задерживаюсь взглядом на голой груди. Зачем-то перед глазами вспыхивает преступный образ вчерашнего пациента. Я и сама начинаю разогреваться вслед за мыслями о нем.

Руки сами тянутся к соскам, щиплют их и прокручивают вперед-назад. Они болезненно откликаются на ласку. Хотят еще. И не только они. Жар внизу живота растекается по мне волнами и возвращается обратно, к истоку, закручиваясь в нем спиралью.

Впервые в жизни я задумываюсь о сексе в примерочной. Давлюсь своей слюной от мыслей, что медведь разгромил бы ее всю, потому что она слишком тесная для его размеров. Как бы он меня взял? Усадил к себе на колени, чтобы занимать меньше пространства? Схватился за талию и поднимал и опускал бы меня, нанизывая на себя? Или загнул раком, чтобы я опиралась руками о зеркало и смотрела, как он берется за мои бедра своими огромными ручищами, оставляя на коже синяки от пальцев и резко входя в меня?

Черт!

Между ног разливается влажное тепло.

Опускаю ладонь на трусики и просто давлю на них, сжимая пылающую кожу, пытаясь унять себя. Но не могу. Мое тело соскучилось по сексу. И готово кончить от мыслей о грубом Шишкине. Да ладно?! Шишкин. У него даже фамилия сексуальная… Заглядываю в свои глаза, сверкающие в отражении зеркала. Покупать белье для одного, а думать о другом? Это что-то новое.

Варвара, что ты творишь?!

Шишкин, пошел вон из моей головы!

Но эта мощная фигура меня не слушается.

Глебу сегодня придется постараться, чтобы вытеснить из меня осевшего в сознании наглеца. Он ведь мне даже не нравится! Вообще не мой типаж! Переключаю внимание на себя и стремительно надеваю лиф и трусы. Вздрагиваю от холодного металла колец у себя на бедрах. Провожу по ним кончиками пальцев. Снова поднимаюсь выше, к груди. Розовые пики призывно обтянуты сеткой. Мне нравится то, что я вижу. Комплект не хочется снимать. Я куплю его. Не для Глеба даже. Для себя.

В нем хочется быть настолько, прямо сейчас, что я озадачиваю мою помощницу, которая стоит за шторой и тоненьким голоском спрашивает, нужна ли мне помощь. Нужна! Еще как! Мне бы сейчас в спальню. К моему мужчине! Точно не к Шишкину!

– Девушка, я беру этот комплект. И возьму у вас еще при условии, что в течение получаса вы мне его постираете и высушите. Хочу надеть его.

– Мы можем его отпарить. После обработки горячим паром вы сможете спокойно им наслаждаться, – я резко отодвигаю штору в сторону и вижу на лице рыжей неподдельное восхищение. – Вау! В этом белье, отвечаю, ваш мужчина забрызгает вас не только слюной… Простите.

Она извиняется. Но ей не жаль. Он сказала то, что я хочу услышать.

– Несите еще комплекты. Белый. Желтый. Розовый. Надеюсь, у вас есть такие?

Из девушки, которая терпеть не может ходить по магазинам, я превращаюсь в безумного покупателя, который хочет вынести весь отдел с нижним бельем.

– У нас есть все.

Ровно через шесть часов я, в Дарьиной леопардовой шубе и новом комплекте соблазнительного белья, сижу в машине у дома Глеба. К подъездной двери подходит молоденькая девчонка лет восемнадцати. Я – за ней. Мне везет. Считываю это, как счастливый знак. Поднимаюсь на второй этаж. Тело то ли от холода, то ли от адреналина трясется. Кожа становится гусиной. Меня не может отогреть-расслабить ни шуба, ни капроновые чулки, ни тем более летние туфли на шпильках. Полуголое тело, как губка, вбирает в себя ледяной бетонный воздух.

Достаю связку ключей. За неделю до дня рождения бывшей жены Глеба мы с ним немного поругались. Точнее, он со мной. Я тогда осталась у него ночевать, а ему пришлось срочно уехать ранним утром по делам. Он грубо разбудил меня и заставлял готовить ему завтрак, но я так хотела выспаться в свой единственный выходной, что не смогла встать с постели. Потом он ходил и дулся на меня несколько дней. А после дня рождения жены уехал к родителям. Ключи от его квартиры я так и не успела вернуть. И сейчас они становятся моими главными сообщниками по взлому холостяцкой берлоги.

Расстегиваю пуговицы шубы. Встряхиваю распущенные волосы. Делаю несколько вдохов-выдохов. Как можно тише открываю и закрываю за собой дверь. Слышу включенный телевизор с музыкой. Отлично. Появлюсь эффектно. Присаживаюсь, чтобы бесшумно положить сумочку на пол. Крадусь в комнату. Из-за проема вижу его ноги на полу. На диване сидит. Странно, сегодня он не в белых носках, а в обычных черных. С грацией кошки запрыгиваю в комнату, не поворачиваясь к нему лицом и оставаясь полубоком. Одновременно скидываю с себя шубу и выгибаюсь под музыку, оттопыривая свое самое выдающееся место. Чувствую вуаль своих волос на плечах, руках, груди. Медленно поворачиваюсь к Глебу.

– О, господи! – в ужасе кричу, поднимая с пола шубу и закутываясь в нее так, словно она сможет превратить меня в невидимку.

Потому что на диване сидит не Глеб.

А Шишкин!

С глазами, которые за несколько секунд сначала расширяются, затем сужаются, и, в конце концов, становятся обычными, ничего не выражающими. То же самое, одновременно с глазами, происходит и с его губами. Они кривятся, дергаются и тут же расслабляются с такой скоростью, что кажется, будто их хозяин всего лишь на мгновение теряет самоконтроль, но тут же, молниеносно, берет себя в руки. И теперь на его лице – невозмутимая маска.

Чего не скажешь обо мне. Я готова провалиться сквозь землю.

– Здравствуйте, Варвара Борисовна. Так меня еще никто не называл.

– Где Глеб? Что вы тут делаете?

– А вот мне совсем не интересно, что тут делаете вы. Хотя, и так понятно. Глеб, – он раздраженно рычит, не отрывая от меня демонстративно презрительного взгляда, и достает из кармана черной рубашки пачку с сигаретами. Закуривает. Выключает пультом телевизор. Закрывает ноутбук, который стоит на столике рядом с диваном. Жадно делает несколько затяжек. Выпускает изо рта густой сизый дым.

У меня к горлу подступает рвотный рефлекс. Не переношу табачный запах. Странно, во время приема от него совсем не пахло никотином.

Из кухни откликается Глеб. Он заходит в комнату со стаканом воды. Зачем-то сначала замечаю его белоснежные носки и только потом – удивленное лицо.

– Я думал, ты позвонишь перед приездом.

Это вообще не то, что должен говорить твой мужчина после разлуки в несколько дней! Абсурдность ситуации и его дурацкая реакция спускает во мне всех собак. Я злюсь. Очень злюсь. И, если бы здесь не было постороннего, я бы закатила самую настоящую бабскую истерику.

– Ты точно это хотел сказать? – на слове “это” оставляю жирную вмятину, гиперболизируя его небольшой размер, потому что внутри маленькой частицы – бездна моих эмоций.