– Не ходи. Она не маленькая. Сама придет. А если фашист начнет бить, так и что с того? Нам все равно переправляться. Сейчас риск попасть под обстрел невелик. Вот потом, когда на воде будем, тогда и беспокойся.

Полчаса Шура не появлялась возле машины, а когда пришла, то старалась не поднимать глаз ни на Ревунца, ни на Коломейца. Но как она ни старалась скрыть свои страдания, Коломеец все-таки догадывался, что творится на душе у девушки. Он хотя и делал вид, что не смотрит на нее и ему вообще неинтересно, что она думает и что прячет, но исподтишка все же искоса посматривал на нее.

Колька же, наоборот, подойдя к ней, начал расспрашивать, стараясь заглянуть Шуре в глаза.

– Катигорошек, ты чего убежала-то? И кашу не доела. Я, что ли, тебя обидел чем? Так я и слова в твой адрес не сказал.

– Ты тут вовсе ни при чем, – буркнула Шура. – Много о себе думаешь. Стала бы я на тебя обижаться, даже если бы и сказал чего…

Она отвернулась от него и полезла в танк, проворчав что-то вроде «рацию надо проверить».

– Эй, слюсаренковцы, новость слышали?! – крикнул танкистам проходивший мимо незнакомый боец. – Наш танк на том берегу немецкую артиллерию разогнал.

Коломеец и Колька прислушались. И вправду, звуки канонады смолкли, и над рекой установилась тишина.

– Постой. – Колька подбежал к спешившему куда-то дальше бойцу и схватил его за руку. – Ты толком расскажи, что случилось и что за танк.

– Сам только краем уха слышал, – остановился боец. – Знаю только, что, когда пятьдесят третья танковая переправлялась по головному понтону, немцы шарахнули. Но не попали. Снаряд позади плавучего моста упал. Но один танк все же успел на берег выскочить. Мотор-то не глушили, пока по воде шли. Понтон – на дыбы, а танк как скакнет, и на берег! – радостно, взахлеб, тараторил солдат. – Ребята говорят, что он немцев с тылу обошел и вдарил по ним. Герой!

– А командир танка кто, не знаешь? – к рассказчику и Ревунцу подошел полковник Слюсаренко.

– Говорят, что танк вел младший лейтенант Оськин, товарищ полковник, – увидев Слюсаренко, вытянулся боец. – Разрешите идти? – покосился он на Ревунца с досадой.

– Иди, никто тебя не держит, – улыбнулся Захар Карпович и добавил: – А Оськин этот молодец. На орден себе точно заработал.

Слюсаренко, как и полагается всякому танкисту, пускай даже бригадному командиру, был одет в комбинезон. Он огляделся по сторонам, надел танкистский шлем и спросил у Ревунца:

– А Горохова где? Нам к переправе выдвигаться надо, а я ее не…

Он не успел договорить, как Шура, выглянув из башенного люка, крикнула ему:

– Я на месте, товарищ командир. Танк готов к переправе и к бою. Если только Ревунец все подготовил, а не трепался тут со всякими мимо проходящими.

– У меня все уже давно готово. И не трепался я, а новости расспрашивал, – с обидой ответил Колька. – Ты, Катигорошек, за своим хозяйством смотри, а в мою пушку и снаряды не лезь. Без тебя разберусь.

Шура начала что-то говорить в ответ, но Слюсаренко оборвал ее:

– Ладно, хватит вам препираться, поехали. Дмитрий Степанович, заводи машину! – крикнул он Коломейцу, который уже и без командирского приказа полез в нижнее отделение танка, где находилось машинное отделение.

Переправлялись на другую сторону по понтонному мосту, который успели уже установить через Вислу. Немцы словно только и ждали, когда танки 56-й бригады начнут переправу, – открыли артогонь.

– Вот гады, по пехоте не стали стрелять, снаряды для нас берегли, – выругался Ревунец.

А немцы и вправду словно озверели – старались бить прицельно и так густо укладывали снаряды подле плавучего моста, что воды Вислы ходили ходуном и грозили перевернуть и понтон, и всю ту технику, которая спешно двигалась по нему. Танк Слюсаренко, который двигался в голове колонны, успел-таки проскочить на противоположный берег еще в самом начале обстрела. Остальные машины подтягивались уже с риском утонуть и не дойти до берега. Так и получилось – танк, который шел одним из последних в колонне, все-таки упал в воду. Звено понтона, на которое он как раз в это время въехал, сильно накренило, а потом и вовсе поставило на ребро, и тяжелая махина соскользнула в темные воды реки. Механик-водитель утонул вместе с машиной, не успев выбраться из нижнего отделения. Остальных танкистов из экипажа, которые успели спрыгнуть с танка, так как находились наверху и соскользнули во время падения в воду, спасли бойцы, переправлявшиеся в лодках.

Потеря хотя бы одной боевой машины не на поле боя, когда каждая единица техники была на счету, больно ударяла и по самой слюсаренковской бригаде, и по всей 3-й гвардейской танковой армии. Но 56-й еще повезло. Едва последний танк бригады выбрался на твердую землю, как в небе появились самолеты люфтваффе, которые прилетели на помощь артиллерии. Второй понтонный мост на данном участке переправы, по которому шли грузовики со снарядами и бойцами, был взорван. На него упала одна из бомб. На переправе творился ад. Командиры кричали, срывая голоса, отдавая приказы, но их никто не слышал. Часть машин, которые не успели пойти ко дну, пыталась вернуться на берег задним ходом, двигаясь по остаткам моста.

Люди барахтались в воде. Кто не умел плавать или был ранен – тонули. Остальные как могли плыли к берегу. Кто-то – к левому, где находился враг и где ждали их уже переправившиеся части, а кто-то плыл обратно, на правый берег. Многие утонули. Самолеты все летели и сбрасывали свой смертоносный груз прямо на людей, артиллерия врага била не переставая, и урон войскам третьей танковой армии Рыбалко был нанесен немалый. Танки, едва въехав на твердую почву, сразу же вступали в бой, стараясь хотя бы частично принять на себя удар вражеской артиллерии и отвести огонь от переправы.

– Эх, наша артиллерия где-то застряла в пути, – с досадой проговорила Шура. – Сейчас бы она нам ох как пригодилась.

– Сейчас нам много бы чего пригодилось, – заметил Слюсаренко, который сидел на командирском месте рядом с радисткой-пулеметчицей и зорко всматривался в местность, по которой мчался их танк. – У нас после боев под Львовом и так большие потери. И техники, и людей не хватает катастрофически.

– Хорошо бы к нам перекинули резерв. Тогда все легче было бы, – отозвалась Шура.

– Перекинут, куда ж деваться, – уверенно ответил Слюсаренко. – Дальше двигаться надо? Надо. А немцы – они ведь после того, как их выперли из границ Советского государства, что будут делать? А будут они цепляться за земли Польши всеми своими загребущими руками и даже зубами. Будут стараться, чтобы потом предложить выгодный для них мир.

– Какой же он для них выгодный? Их ведь вон куда, аж в самую Европу отбросили, – удивилась Шура.

– Тут… – Слюсаренко вдруг замолчал и скомандовал: – Дмитрий Степанович, поворачивай налево. Нам в лоб к немцам сейчас идти не следует. Обойдем их, и тогда уже погоним подальше от переправы… Шура, передай по рации, чтобы все следовали за головной машиной. Стрелять только в случае, если уверены, что попадут прямой наводкой. У нас пока что на полноценный бой снарядов маловато.

Танк дернулся и начал резво разворачиваться, а Александра стала связываться с остальными экипажами, передавая им приказ командира. Немцы не стали дожидаться, когда советские танки подойдут к их артиллерии на расстояние выстрела, и поспешили, бросив свои орудия, убраться восвояси. Слюсаренковская бригада, выскочившая к немецким позициям, не застала у орудий ни одного расчета и остановилась.

– Сбежали, и хорошо. Нам меньше возни, да и горючее со снарядами сэкономим, – заметил Коломеец. – Теперь наша пехота с фрицами и без нашей поддержки управится… А мы теперь куда? – повернулся он к полковнику.

– Нам приказано двигаться к району города Сташув, – ответил Слюсаренко. – Это южнее Сандомира. Будем создавать плацдарм для дальнейшего наступления наших войск. Пока немцы сидят в этом районе, наша переправа будет все время под ударом. Наша задача – отвлечь на себя основные силы врага, чтобы они не смогли пройти к нам в тыл, когда армия начнет двигаться по направлению к Оглендуву и Сандомиру. Ну а дальше видно будет. Поэтому заводи двигатель и поехали. Нечего давать врагу возможность прохлаждаться.

Глава вторая

30 июля Гейнц Гудериан, начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта, докладывал фюреру обстановку на участке, который в немецких документах значился как плацдарм Барнаув.

– Мой фюрер, – говорил он, – советские войска переправились на западный берег Вислы неподалеку от города Барнаув и начали расширять плацдарм в районе городов Сандомир и Сташув. Все наши усилия остановить переправу через Вислу и дальнейшее наступление с помощью артиллерии и авиации не принесли должного успеха.

– Почему? – Гитлер нервно дернул головой и искоса посмотрел на генерал-полковника.

– Русские, которые понесли большие потери в битве под Львовом, не стали восстанавливать свои силы и решили атаковать нас сразу, не останавливаясь на перегруппировку и не дожидаясь переброски резервов. Мы не ожидали от них такой прыти и не были готовы…

– Меня это не интересует. Этот плацдарм для нас как пистолет, приставленный к голове империи. Его нужно срочно ликвидировать. Нам нужно остановить это наступление и не позволить русским продвинуться дальше границ западной Польши. Мы и так в последние месяцы потеряли слишком много восточных земель, – резко оборвал его фюрер. – Что конкретно вы можете предложить, Гейнц?

– После неудач последнего времени я считаю необходимым отстроить заново укрепрайон на востоке. Восстановить оборонные рубежи между этими укрепрайонами и не позволить таким образом продвинуться русским дальше на запад. В этом случае мы сможем усадить их за стол переговоров и оставить за собой все земли, которые еще не были отбиты у нас. То есть все западные земли Польши, а также Румынии, Молдавии…

– Я понял, можете не перечислять, – снова нетерпеливо оборвал генерала Гитлер. – Вопрос в том, как вы собираетесь их остановить. С помощью одних укреплений? Это смешно.

– У нас есть план…

– У кого это – у вас? – насмешливо поинтересовался фюрер и добавил: – Я сам назначу генерала, ответственного за операцию на плацдарме Барнаув. Мне кажется, что командующий четвертой танковой армией генерал-полковник Йозеф Харпе справится с этой задачей куда как лучше вас, Гейнц.

– Но…

– Никаких но. – Гитлер ледяным взглядом своих серых глаз снизу вверх посмотрел на Гудериана. – Германия нуждается не только в укрепрайонах. Мы еще способны вести наступление. Наша армия все еще сильна, и у нас достаточно оружия, мощного оружия, чтобы противостоять Советам. В конце концов, у нас есть супероружие, которое способно не только остановить наступление русских, но и отбросить их.

– Вы говорите о «Королевских тиграх», мой фюрер? – осторожно поинтересовался генерал-полковник.

– А о чем же еще? И о них, и о ракетах «Фау–2». С помощью этого супероружия мы победим. Конечно же нам необходимо время для восстановления и увеличения производства этого оружия. Американцы и англичане сильно повредили наши цеха по выпуску ракет и бронетехники. Но мы уже перенесли часть заводов под землю, куда не достанут бомбы противника. Так что у нас есть еще надежда на то, что Германия сможет переломить ход не только войны, но и всей истории. У вас есть что возразить на это, Гейнц?

Гитлер снова дернул головой. Он все еще не отошел от недавнего покушения на него. Его руки тряслись, голова непроизвольно подергивалась. Особенно это было заметно, когда фюрер злился или нервничал. А злился и нервничал он в последнее время практически постоянно.