Гудериан молчал, и это раздражало фюрера еще больше, чем его дурацкие предложения по восстановлению укреплений. Он снова дернул головой и велел вызвать к себе генерал-полковника Харпе. Тот явился тотчас же, словно все это время находился за дверьми и готов был в любую минуту предстать перед Гитлером. Впрочем, так оно и было. Перед тем как выслушать доклад начальника Генерального штаба сухопутных войск, Гитлер уже имел беседу с Харпе, который командовал на этот момент 4-й танковой армией вермахта, и выслушал его мнение по поводу ситуации на Висле. Именно Харпе предложил Гитлеру контратаковать советские войска на плацдарме Баранув тяжелыми танками и не допустить переброску войск на западный берег Вислы.

Харпе вошел в кабинет фюрера прямой и подтянутый, как и полагалось выглядеть истинному арийскому офицеру. Он приветствовал фюрера и Гудериана вытянутой вперед рукой и был удостоен благосклонности Гитлера, который, подойдя к нему и взяв его под руку, провел к своему столу.

– Йозеф, – вкрадчиво начал Гитлер, – вы уже в курсе того, какая честь выпадает вам. Я назначаю вас главным в операции, цель которой – остановить продвижение советских войск к Силезии. Мы ведь с вами понимаем, что прорыв фронта на этом направлении грозит Германии потерей не просто западных земель рейха, но и потерей важнейшего для мощи нашей армии производства.

– Да, мой фюрер, – чуть наклонив голову в знак согласия, ответил Харпе. – Я сделаю все, что будет в моих силах, и даже больше, чтобы остановить наступление русских в Польше и отбросить их обратно за Вислу.

– Я верю вам, Йозеф. – Гитлер хотел протянуть руку и похлопать Харпе по плечу, но тут же отдернул ее. Рука начала трястись, и ему пришлось прижать ее к себе, чтобы унять дрожь. – Итак, эту проблему мы с вами решили. Вы предложили, – фюрер насмешливо посмотрел в сторону Гудериана, хотя и имел в виду предложение, которое сделал Харпе, – усилить третий танковый корпус генерала Брейта двумя батальонами – пятьсот первым и пятьсот девятым, которые имеют в своем составе тяжелые танки с непробиваемой броней.

– Да, я думаю, что потрепанные в боях и при переправе через Вислу советские войска не смогут дать достойный отпор нашим «Королевским тиграм», – с большим достоинством и гордостью ответил генерал-полковник Харпе. – Их мощь – это мощь всей нашей армии вермахта.

– Учитесь, Гейнц, – повернулся фюрер к Гудериану. – Это слова настоящего воина и защитника рейха.

Гудериан почтительно вытянулся, но на реплику не ответил. Он понимал, что спорить с фюрером было бы делом бесполезным. Споры и возражения только вызывали бы у Гитлера новый нервный припадок, который не мог закончиться для генерал-полковника чем-то хорошим.

– Гейнц, в вашу задачу входит обеспечение армии оберст-генерала Харпе дополнительной поддержкой. Сейчас нам как никогда на этом направлении необходимы свежие резервы. Мы разрежем армию маршала Конева на несколько частей и отбросим ее за границы Польши. Я надеюсь, что вы согласны со мной? – И снова колючий и не принимающий никаких возражений взгляд скользнул по фигуре Гудериана.

– Я полностью согласен с вами, мой фюрер, – коротко ответил командующий Генеральным штабом сухопутных войск.

– Я знал, что вы верный идеям рейха и своему фюреру воин, – смягчился Гитлер. – Ступайте. – Кивком головы он отпустил обоих и, не дожидаясь, когда оба генерала выйдут, сел в кресло и прикрыл глаза. По его лицу пробежала судорога, и он сказал: – Скажите, чтобы ко мне прислали Еву.

Гудериан и Харпе вышли из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. В приемной, у кабинета фюрера, толпились люди. В основном военные, которые пришли с докладами. Они приветствовали генералов, но те, ответив им чисто автоматическим поднятием руки, прошли мимо. Лишь проходя мимо секретаря, Гудериан приостановился и передал ему просьбу фюрера, а затем прошествовал дальше, следом за Харпе.

– Послушайте, Йозеф, – обратился Гудериан к командующему 4-й танковой армией. – Нам стоит с вами подробней обсудить вопрос с этим чертовым плацдармом.

Харпе остановился и, повернувшись к Гудериану, спокойно посмотрел тому в глаза.

– Согласен, – кивнул он и уточнил: – Прямо сейчас?

– Да, – раздраженно ответил Гудериан. – Пройдемте в мой кабинет.

Коридоры подземного бункера были извилисты и запутаны, как лабиринт. И только тот, кто хорошо изучил их, не заблудился бы в его бесконечных поворотах, спусках и подъемах. Гейнц Гудериан уверенно провел Харпе до своего кабинета и, предложив ему сесть, спросил:

– Вы уверены, Йозеф, что сможете остановить русских на этом плацдарме? Конев – крепкий орешек и не станет останавливаться, перебросив свою армию через Вислу. Он не из тех командующих, которые дают своим войскам передышку после тяжелых боев. И мы с вами это знаем как никто другой. Признайтесь, вас славно потрепали под Львовом, – насмешливо заметил он.

Харпе, сидевший в кресле напротив Гудериана, недовольно поморщился. Ему было неприятно это замечание со стороны командующего Генеральным штабом сухопутных войск. Но Гудериан был начальником и одним из фаворитов фюрера, хотя оба они – и Гудериан и Харпе – ходили в одном звании и, казалось бы, были в равном положении.

– Я не отрицаю, что бои под Львовом были тяжелыми и натиск русских был настолько силен, что моя танковая армия понесла большие потери при обороне города. Но мои солдаты сражались как львы…

– Ну да, а потом бежали как шакалы, поджав хвост, – усмехнулся Гудериан. – Но не будем сейчас об этом. Фюрер счел вашу кандидатуру для операции на Висле наиболее подходящей, и не мне возражать ему. У вас, Йозеф, появился шанс реабилитировать себя как командующего армией. Вы это понимаете?

– Да, понимаю, – нахмурил брови Харпе.

– Хорошо, – кивнул в ответ Гудериан. – Ваша задача – отодвинуть советские войска к реке и уничтожить переправу. Не дать русским перекинуть резервные войска и расширить плацдарм. Сейчас для этого самое время. Переправилась только небольшая часть армии. И ее легко будет уничтожить. Насколько я понял, вы собираетесь ударить по русским с нескольких сторон и разрезать силы противника на несколько частей.

– Да, точно так, – кивнул Харпе.

– Покажите мне на карте ваш план. – Гудериан встал и подошел к большой карте, что висела на стене.

Харпе, подойдя к карте, начал четко докладывать обстановку, которая сложилась на левом берегу Вислы в эти дни.

– На сегодняшний день русским удалось прорваться и захватить на западном берегу Вислы плацдарм шириной двенадцать километров и глубиной восемь километров. По сведениям разведки, это части тринадцатой армии и первой танковой армии. На левый берег, на юге от Сандомира, удалось переправиться нескольким частям третьей танковой армии и частям третьей гвардейской армии под командованием Гордова. Они сейчас ведут бои с нашими войсками в районе Сташува. Русские форсировали реку и северней Баранува, что позволило им выйти к Сандомиру с северной стороны. Сейчас натиск на наши позиции усиливается и…

– Я это знаю и без вас, Йозеф, – прервал собеседника Гудериан. – Объясните мне, что конкретно вы хотите предпринять, чтобы остановить дальнейшее продвижение советских войск.

– При поддержке дивизии пехоты я намереваюсь контратаковать русских из района Мелиц в сторону Баранува на восточном берегу Вислы и, таким образом, выйти в тыл первой и третьей танковым армиям, а также тринадцатой армии. Они окажутся в окружении и не смогут продолжить переправляться, а значит, продвигаться далее на запад.

Харпе на карте показал, где именно он собирается нанести контрудар. Гудериан, соглашаясь, кивнул.

– Я мыслил примерно так же, как и вы, Йозеф. Но ваши танки сейчас довольно далеко от этого места, и вы сможете осуществить свое намерение не ранее чем через два-три дня. А нам нужно начинать действовать немедленно. Я попробую отвлечь внимание русских от дальнейшего наступления и контратаковать их частями семнадцатой армии по направлению к деревне Майдан. – Гудериан указал на карте место предполагаемого контрудара. – Это позволит отрезать передовые части противника от основных сил, которые все еще продолжают переправляться. Но даже если эта контратака и не даст должного результата, вы, Йозеф, к тому времени успеете подогнать ваши танки для удара в тыл тех армий, которые вы только что перечислили.

– Думаю, что совместными усилиями мы сможем не только остановить наступление, но и выбить русских из Польши, – предположил Харпе. – Но даже если это сразу и не удастся, то у нас будет время для переброски нашей новой и весьма мощной бронетехники и дополнительных дивизий на этот участок. И пока Красная армия отвлекается на наши контрудары на восточном берегу Вислы, мы сумеем создать мощный кулак на западном берегу и ударить этим кулаком в самое сердце вымотанной в боях под Львовом армии Конева.

– Что ж, оберст-генерал, я думаю, что совместными усилиями мы выполним наказ нашего фюрера и ликвидируем так называемый пистолет у головы нашей империи, – подвел итоги разговора Гудериан. – Когда вы улетаете?

– Самолет до Варшавы будет готов через час. А потом, по прибытии в Польшу, я сразу же отправлюсь в Кельце, чтобы уточнить обстановку на плацдарме. Затем отправлюсь в Хмельник, где находится штаб генерала Брейта, чтобы уже там, на месте, принять решение о контрнаступлении и дождаться подхода наших тяжелых танков.

– Что ж, желаю вам удачи. – Гудериан протянул Харпе руку. – И еще желаю вам на этот раз не разочаровывать нашего фюрера. После покушения он плохо переносит плохие новости с фронта.

Глава третья

– Капитан Шубин, направлен в пятьдесят шестую гвардейскую танковую бригаду командиром разведроты. – Алексей Семенович Жадов глянул на Глеба из-под густых темных бровей и кивнул, словно бы подтверждая личность Шубина. – Да, капитан, долго тебе придется до своих добираться, хотя и недалеко твоя часть. Пятьдесят шестая танковая сейчас на том берегу ведет бои и расширяет плацдарм у Сташува для дальнейшего продвижения. Просто так до них не дойдешь. Видал, что на переправе делается? Жарко? Так вот на том берегу тем, кто уже переправился, еще жарче приходится… Сегодня какое число?

– Пятое августа, товарищ генерал-лейтенант, – напомнил Шубин.

– Вот то-то и оно, что пятое. А мы, а вернее, Первый Украинский фронт тут переправляется, считай, с двадцать девятого июля. И конца-краю переправе не видать. Немец нам жару дает и на том, и на этом берегу Вислы, только успеваем отбиваться. Мои гвардейцы, не успев толком выйти на тот берег, сразу же вступили в бой. Это как раз в районе Сташува, где и твоя танковая бригада сейчас воюет. Там сейчас самое горячее место. Хорошо хоть артиллерия подоспела. Стало легче отбивать атаки фашистов…

Генерал-лейтенант вдруг замолчал, задумался, а потом, вернув Шубину приказ о назначении, сказал, махнув рукой в сторону Вислы:

– Идите, капитан. И пусть в этом аду вам повезет попасть к своим.

Жадов был прав – вокруг и вправду царил ад. Снаряды рвались практически непрерывно. Немцы били и по берегу, и по воде, не давая советским войскам быстро переправляться через реку. В первые же дни инженерные войска, которые наводили понтонные мосты и обеспечивали переправу людей и техники через Вислу, понесли большие потери. Пехоте приходилось своими силами строить плоты и использовать другие плавсредства для переброски с одного берега на другой. А это занимало немало времени. Люди были вымотаны не только боями, но и работой, которую приходилось выполнять, чтобы продолжить дальнейшее наступление.

Мелец, к которому немцы подогнали свежие силы и от которого контратакой попытались выбить наши части из Баранува, только вчера был освобожден 33-м стрелковым корпусом.

– Слышали новость с того берега, товарищ капитан? – рядом с Шубиным, который ждал своей очереди у переправы, остановился незнакомый лейтенант. – Говорят, что ребята из пятьдесят третьей танковой почти дошли до самого Кракова.

– Так это же глубоко в тылу, – удивился кто-то из офицеров, стоявших рядом и слышавший сообщение. – Не может такого быть. Кто бы их туда пропустил?

– Проспали, значит, немцы, – заметил Шубин, который отчего-то поверил новости. – Если танкисты сразу, с наскоку проскочили их оборону… Или с тылу обошли… То запросто могли продвинуться вглубь.