Она привыкла к ожиданию на незнакомых вокзалах, со старым чёрным расшитым бисером доломаном^[15], перекинутым через руку, и скромным чемоданом из конского волоса у ног. Слуги частенько забывали заказать экипаж, который должен был привезти гувернантку, а сама хозяйка, хоть и собиралась приехать на станцию, нередко задерживалась из-за покупок или визитов. Поэтому мисс Тествэлли без тени нетерпения наблюдала, как другие путешественники отбывают в высоких, напоминающих пауков экипажах, пассажиры которых подпрыгивали на ухабах и колдобинах американских просёлочных дорог. Сейчас был канун Большой недели скачек, и её забавляла вычурная одежда джентльменов и пышная, многослойная элегантность дам, хотя она была уверена, что миссис Пармор отнеслась бы к ним с презрением. Один за другим путешественники разъезжались; их огромные чемоданы («саратоги» – она знала и это слово) грузили в полуразбитые экспресс-тележки, которые медленно ползли следом за своими владельцами; и, наконец, на дороге поднялось новое облако пыли и стало медленно приближаться, пока из него не показалось громоздкое транспортное средство, которое мисс Тествэлли знала как «отельный экипаж».

Когда он подъехал, её поразила следующая картина: возница, маленький смуглый человечек в белом льняном пиджаке и шляпе с невероятно широкими полями, привязал к кнуту оранжевый бант, а между ним и сидящим рядом потрёпанным молодым человеком в рабочей робе примостился украшенный ещё бо́льшим оранжевым бантом курчавый белый пудель, а из экипажа к ней стремились смеющиеся взгляды двух рядов ярких юных глаз. Возница остановил лошадей каким-то странным гортанным криком, пудель спрыгнул и принялся танцевать на задних лапах, а из экипажа хлынул весенний поток муслина, развивающихся лент и румяных щёк под покачивающимися полями шляп. Мисс Тествэлли оказалась в кругу нимф, которые хохотали до икоты, и, – маленькая, смуглая, озадаченная, – она вспомнила строчку стихов, которые любил декламировать Данте Габриэль; и она улыбнулась мысли о том, что именно Эндимион^[16] встречает её на вокзале Саратоги. Ибо совершенно очевидно было, что эта шумная компания приехала за ней. Танцующие нимфы приветствовали её радостным хихиканьем, пудель напрыгнул на неё своими пыльными лапами, а затем сделал сальто в её честь, а с козел раздался перебор гитары и знакомое завывание: «Nita, Juanita, ask thy soul if we must part?»^[17]

– Ах, девушки, как вы развеселились! Откуда вы, откуда вы явились?^[18]

– Нет, конечно, нет! – воскликнула мисс Тествэлли, вскинув голову в сторону возницы, который ответил снятым сомбреро и рукой на сердце. – То есть, – добавила она, – если моя будущая ученица – одна из этих юных леди, присоединившихся к столь лестному приветствию.

Зачарованный круг распался, и нимфы, всё ещё держась за руки, выстроились перед ней в прямую очаровательную линию.

– Угадайте кто! – хором прозвенели пять голосов, и пять глубоких реверансов украсили платформу; мисс Тествэлли отступила на шаг и задумчиво окинула их взглядом. Её первой мыслью было то, что ей ещё не доводилось видеть сразу пять таких прелестных девушек; второй (окрашенной радостью) – что миссис Рассел-Пармор была бы возмущена подобным зрелищем на железнодорожной платформе Саратоги, на виду у отбывающих пассажиров, глазеющих служащих и восхищённых зевак, слоняющихся по вокзалу; третьей – что, независимо от того, какая из красавиц достанется ей в ученицы, жизнь в такой компании будет куда веселее, чем с семьёй Парморов. И, всё ещё улыбаясь, она продолжала рассматривать весёлые, слегка насмешливые лица. Её первое впечатление: ни одной доминирующей красавицы, ни одного созданного для короны или нимба горделивого ангельского лика, подобного тем, к которым она привыкла в Англии, – разве что высокая блондинка с копной пшеничных волос и васильковыми глазами или брюнетка, чей бледный цвет лица чересчур контрастировал с чёрными волосами, но зато у неё был небольшой властный нос, как у римской императрицы… Да, эти две девицы были, безусловно, красивы, но они не были красавицами в полном смысле слова. Они, скорее, достигли вершины прелести, расположившись на этом солнечном нижнем склоне под холодными божествами. Что же касается остальных, то каждую по отдельности можно было бы счесть небезупречной по ряду причин: девушка в полосатом розово-белом платье из органди, хотя и казалась смышлёнее остальных, обладала острым носом, а её улыбка была слишком широкой; та, что в белом, с большим оранжевым поясом, в тон банту пуделя (несомненно, это был её питомец), была бледной и рыжей, и только светлые, сияющие как звёзды глаза заставляли забыть о её слишком высоком росте и лёгкой сутулости. Что же до пятой, которая казалась намного моложе других – почти ребёнок, её личико то и дело меняло выражение – то хмурилось, то озарялось ямочками, и мисс Тествэлли не знала, как её охарактеризовать.

– Итак, юные леди, – начала она, – во-первых, я бы очень хотела, чтобы вы все стали моими ученицами. А во-вторых… – она замолчала, взвесила все за и против и посмотрела им в глаза, – …во-вторых, это мисс Анабель Сент-Джордж, и, насколько я понимаю, она будет моей особой подопечной.

Мисс Тествэлли положила ладонь на руку Нэн.

– Как вы догадались? – выкрикнула Нэн пронзительным голосом пойманной птички, и остальные расхохотались.

– Ну что ты, глупышка, мы же тебе сами сказали! По тебе и так видно, что ты ещё совсем ребёнок!

Нэн, пылая гневом и дрожа, резко повернулась.

– Ну, если я ребёнок, то мне нужна няня, а не какая-то противная английская гувернантка!

Её спутницы снова рассмеялись и подтолкнули друг друга локтями. Потом, смутившись, они посмотрели на мисс Тествэлли, словно пытаясь прочесть на её лице, что будет дальше. Мисс Тествэлли тоже засмеялась.

– О, я умею работать и няней, и гувернанткой, – бойко ответила она. – Но тем временем не лучше ли нам отправиться в отель? Анабель, садитесь, пожалуйста, в экипаж, – неожиданно властно распорядилась гувернантка. Она обернулась, чтобы найти свой чемодан, но его уже подхватил на плечо неприметный молодой человек в робе. Он закинул его на крышу экипажа, а потом, спрыгнув, стряхнул с рук пыль и сажу. Когда он это сделал, мисс Тествэлли неожиданно обернулась к нему, и её ладонь соскользнула с руки Нэн.

– Как, лорд Ричард?! – воскликнула она, и молодой человек в рабочей робе смущённо засмеялся.

– Дома, наверное, все решили, что я в Бразилии, – неуверенно проговорил он.

– Мне ничего не известно о том, что они там думают, – сухо парировала мисс Тествэлли, садясь в экипаж следом за девушками.

Когда они отъехали, Нэн, стиснутая между Мэб Элмсворт и Кончитой, вдруг расплакалась.

– Я не хотела называть вас противной, – прошептала она, протягивая руку новой гувернантке.

Та, сжав её ладонь, ответила со своей невозмутимой улыбкой:

– Я не слышала, чтобы вы так меня называли, моя дорогая.

V

Миссис Сент-Джордж поехала на скачки с мужем – испытание, которого она всегда боялась и всё же страстно желала. По таким случаям полковник Сент-Джордж всегда был так красив и великолепен в своём светлом костюме для скачек и сером цилиндре, что она как бы вновь переживала тот триумф в обеденном зале отеля, только в большем масштабе; но, когда она насладилась сполна этим удовольствием, её вновь охватил страх перед таинственными мужчинами, с которыми он запросто общался в паддоке^[19], и ужасными, ярко накрашенными женщинами в открытых экипажах, которые косились и манили (разве она не видела?) из-под бахромы своих зонтиков.

Ей быстро приелось это зрелище, и она была бы рада вернуться на веранду отеля, чтобы покачиваться в кресле, потягивая лимонад; но, ещё когда полковник помог ей сесть в экипаж, намекнув, что пора ехать, если она хочет познакомиться с новой гувернанткой, она тут же поняла: богатая вдова из отеля «Конгресс Спрингс», та самая, о которой так много сплетничали, подала ему тайный знак и собирается увезти его в казино на ужин, а то и куда-нибудь похуже.

Но если полковник чего-то желал, его очарование действовало безотказно, и в следующее мгновение миссис Сент-Джордж уже ехала в экипаже прочь одна, и сердце её отягощала новая тревога, наложившаяся на множество других.

Когда она добралась до отеля, все завсегдатаи веранды, собравшиеся между колоннами крыльца, с истерическим смехом приветствовали пёструю компанию, высыпавшую из знакомого экипажа, в котором миссис Сент-Джордж ожидала увидеть Нэн с долгожданной и одновременно пугающей гувернанткой. Во главе компании был Тедди де Сантос-Диос, нелепо наряженный в белый пиджак гостиничного официанта и бренчавший на гитаре под выходки собачки Кончиты; сама же Кончита, сёстры Элмсворт и собственные дочери миссис Сент-Джордж пританцовывали вокруг небольшой фигуры в скромной одежде, в которой миссис Сент-Джордж мгновенно узнала гувернантку. Миссис Элмсворт и миссис Клоссон стояли на верхней ступеньке, пряча улыбки за кружевными платками; но миссис Сент-Джордж прошла мимо них, плотно сжав губы и отодвинув в сторону неряшливого молодого человека в рабочей одежде, который, казалось, был частью этой компании.

– Вирджиния, Анабель, – ахнула она, – что это значит… О, мисс Тествэлли, что вы должны подумать? – прошептала она дрожащими губами.

– Я считаю, что очень мило со стороны юных друзей Анабель приехать вместе с ней встретить меня, – ответила мисс Тествэлли; и миссис Сент-Джордж с изумлением и облегчением заметила, что та действительно улыбается и что она держит Нэн под руку.

На мгновение миссис Сент-Джордж подумала, что, возможно, будет проще иметь дело с гувернанткой, которая уже так легко поладила с её дочерью; но к тому времени, как мисс Тествэлли, стряхнув дорожную пыль, постучала в дверь своей нанимательницы, последнюю уже охватили новые опасения. Принять гувернантку, привыкшую к подобным церемониям, с тем, что миссис Сент-Джордж считала достоинством герцогини, было бы делом нехитрым; но обескураживающие обстоятельства явления мисс Тествэлли и невозмутимость, с которой она на них отреагировала, лишили миссис Сент-Джордж возможности держаться с достоинством. Неужели?.. Но нет; миссис Рассел-Пармор, равно как и герцогиня, поручились за безупречную репутацию мисс Тествэлли. Миссис Сент-Джордж нервно обмахнулась веером.

– О, проходите. Садитесь, пожалуйста, мисс Тествэлли. (Миссис Сент-Джордж представляла себе кого-то выше, величественнее. Она сочла бы мисс Тествэлли незначительной, если бы подобное определение могло быть применимо к кому-либо, пришедшему от миссис Пармор.)

– Я не понимаю, как моих дочерей могли уговорить на что-то столь… недостойное! К несчастью, дочь Клоссонов… это… – Она осеклась, смущённо вспомнив указания полковника.

– Высокая девушка с рыжими волосами? Я так понимаю, среди участников маскарада был её брат.

– Да, её сводный брат. Миссис Клоссон – бразильянка. – Но миссис Сент-Джордж снова подавила в себе нотку пренебрежения. Слово «бразильянка» и так было достаточно плохим, чтобы добавлять ещё что-то уничижительное. – Полковник… Полковник Сент-Джордж имеет деловые отношения с мистером Клоссоном. Я никогда их раньше не встречала…

– Ах, – сказала мисс Тествэлли.

– И я уверена, ни мои девочки, ни Элмсворты никогда бы…

– О, конечно, я понимаю. Не сомневаюсь, идея принадлежала лорду Ричарду.

Она произнесла это имя так, словно оно ей было знакомо, и миссис Сент-Джордж ухватилась за лорда Ричарда.

– Вы уже были с ним знакомы? Похоже, он дружен с Клоссонами.

– Я познакомилась с ним в Англии, да. Я два года работала у леди Брайтлингси – была гувернанткой у его сестёр.

Миссис Сент-Джордж взглянула на неё с изумлением, поражённая неожиданным поворотом событий. «Леди Бриттлиси?» (Именно так мисс Тествэлли произнесла это имя.)