Назад к разлому шли медленнее. Золото и серебро звякало в набитых доверху рюкзаках. Небесный Всадник вдруг остановился, вынул из кармана выпрошенный гребень и швырнул его так далеко, как сумел.

– Зачем? – удивился семенящий рядом жрец.

– Опасность, – коротко ответил его подопечный. – Не справлюсь.

И вдруг схватился за грудь, закашлялся. Жрец снова закудахтал:

– Что такое? Где болит?

Небесный Всадник промолчал, выпрямился, зашагал вперед.

Глейд посмотрел вслед упавшей безделушке. Его насторожило нелепое происшествие, но что здесь не так, он толком не мог объяснить даже самому себе.

* * *

Старая Магра сама прибилась к замку Глейда. Была она, наверное, и сама ведьмой – может быть, тёмной, но слабой, орден ею не заинтересовался, и Последнюю войну она как-то пережила.

Пришла однажды, похожая на корягу, с клюкой в одной руке и кожаной котомкой в другой. Пришла и осталась. Граф Глейд не гнал ее: старуха не была похожа на законницу, и его игры с Бездной её не заботили.

Магра ведала травы, умела лечить наговором, и помощь её часто была неоценимой.

Тогда же в замке появился крылатый младенец, голодный и орущий, как резаный, и Магра выкормила его из рожка коровьим молоком. Его опекун, Лейнард, толком умел разве что молиться.

Если бы у графа Глейда были силы кого-то благодарить, он был бы Магре благодарен. Но у него не было ни времени, ни сил на благодарность. Он принимал подарки судьбы как должное, как сюзерен принимает дары вассалов. Все, что помогает его роду держаться на плаву – несомненное благо. Остальное ему не интересно.

Старая Магра жила в доме садовника – пустом, старом одноэтажном здании почти у самой ограды. И была единственной, кому разрешалось разговаривать с Небесным Всадником кроме Лейнарда.

Едва вернувшись из Бездны, не сменив еще ни серого, блеклого цвета глаз, ни странных, острых зубов на обычные, человеческие, он помчался к Магре. Небесного Всадника никто не остановил – в пределах графских угодий он бродил, где вздумается.

Магра ждала его. Встретила ревеневым пирогом и горячим напитком, который назывался сбитнем. Рецепт его она узнала в те времена, когда бродила по Словене.

Небесный Всадник ел торопясь, почти не жуя, и крылья, спрятанные под похожей на рясу широкой накидкой, ходили ходуном. Весь будто состоящий из одних ломаных линий, неправильный, он пугал и завораживал одновременно.

Несмотря на всю их силу, Небесные Всадники удивительно ранимы, беззащитны перед человеческой злобой. Его боятся, считают чудовищем, и он становится чудовищем, только через одно перешагнуть не сможет: причинение человеку вреда. Не убьёт и не ударит. А если и сумеет, сойдёт с ума от горя.

Старая Магра не отводила подслеповатых глаз от Всадника, и он, чувствуя её любовь и нежность, становился человеком. Краски возвращались к нему, и зубы перестали быть такими острыми. Глаза у него были карие.

Магра погладила его, похожего сейчас на глупого индюшонка, по плечу узловатой старческой ладонью.

– Он был рядом, – сказал Всадник тихо, когда, наконец, наелся. – Я знаю. Я мог бы найти его.

– Но почему тогда ты еще здесь? – спросила Магра. – Почему ты не сбежал?

Всадник вскинул голову. Недоумевающе затрепетали темные ресницы.

– А как же люди? Они бы погибли.

Магра пристукнула по полу клюкой.

– Они могилы разворовывают. Тебя в рабстве держат. Какое тебе до них дело?

– Из Бездны они без меня не выбрались бы… А артефакты? Там были опасные.

– Дурак ты, мог бы патрульным сдать. – Магра отвернулась. – Была я знакома с одним дураком, очень на тебя был похож. Порода у вас такая. Дурацкая.

– Расскажи, – попросил Всадник, отодвигая тарелку. – Только чтобы было похоже на сказку.

Магра с кряхтением поднялась, оперлась на руку Всадника, он помог ей сесть на широкую скамью, устроился рядом. Магра задумчиво погладила его по голове:

– Сказку? Сколько тебе лет?

Всадник не ответил, но напрягся, и мгновенно ушло куда-то ощущение уюта.

– Не обижайся. Все любят сказки. И старые, и малые. Я родилась далеко-далеко отсюда, и там, у нас, в Айзакане, сказки начинались вот так…

Магра прикрыла глаза, отчётливо вспомнив вдруг давно забытый дом и бабкины руки, вязавшие очередной полосатый носок кому-то из многочисленных внуков. И сказала, подражая её интонациям, напевному говору, медленно переводя с почти забытого родного казгийского на астурийский:

– Было то или не было, а жила далеко отсюда юная глупая жрица…

* * *

Магра была восьмой дочерью и двенадцатым ребенком своих родителей. Трое ее братьев умерли во младенчестве, двоих – Кириту и Вайонна – забрали храмовые жрицы. Отец и мать Магры были под присмотром – у обоих нашли признаки того, что в роду были Небесные Всадники, и их потомство тщательно проверяли по трем десяткам мельчайших признаков, говорящих о том, что кровь проснулась или вот-вот проснётся.

Жрицы не ошиблись, и Кирита оказалась Всадницей. Магре было лет десять, когда родителей, а также братьев и сестер допустили к ней впервые. К этому времени Кирита уже свыклась со своей судьбой и безмолвно и недвижимо сидела в глубине храма на высоком золоченом троне столько, сколько ей прикажут.

Мать целовала край крыльев дочери, а Магра, не отрываясь, смотрела в пустое лицо и в глаза, затуманенные подавляющими разум снадобьями.

Потому, должно быть, ее и забрали в храмовые служки – слишком трезво она расценивала положение своей сестры.

Жриц в Казге все боялись и все верили в то, что благополучие страны зависит только от них. Ни с одной соседней державой у Казги не было добрых отношений. Ни с Гелиатом, где магии обучали всех, кто имел хоть какую-то расположенность к ней, будь он хоть трижды мужчина; ни с Багрой, основанной сбежавшей когда-то из рук жриц Небесной Всадницей; ни с Камайном, отрицавшим любую магию и присутствие Небесных Всадников в человеческом мире…

Способов вырваться из унылого жизненного уклада было два: армия, но это для мужчин, для недостойных, и жречество. Магре повезло.

Лет пятнадцать ее ни к чему серьезному не подпускали, и Небесных Всадников она видела разве что издалека. У каждого были свои покои, и во дворике каждый гулял в строго отведенное время, по-птичьи горестно встряхивая головой и косясь на закрытое частой решеткой небо.

Вряд ли кто-то из них сумел бы взлететь – маховые перья выстригались, да и возможности потренировать крылья никому не давалось.

Но однажды Магру позвали поучаствовать в утреннем служении, и она впервые подошла близко к сестре – Кирите, терпеливо ждущей, когда ее, наконец, отпустят назад, в маленькую комнатку, к ее кошке и листам бумаги, на которых она с упоением рисовала.

Взгляд Кириты равнодушно скользнул по раскрашенному лицу сестры, не узнавая ее, видя в ней только очередную мучительницу.

– Наша Кирита заскучала, – сказала старшая следящая, немолодая женщина. – Ей нужен кто-нибудь помоложе, чем я. Поиграй с ней.

Магра улыбнулась сестре, предложила сыграть в мяч, когда они будут гулять. Небесная Всадница равнодушно кивнула. Она совсем не изменилась за долгие годы: Небесные Всадники долго не стареют и будто бы навсегда остаются детьми. Дело, как позже поняла Магра, в неволе. А еще поняла, что те, кому молится целый мир, не живут, а существуют, и смерть им приятнее этого существования.

Однажды она видела, что осталось от Всадника, решившего сбежать. В храм назад его привезли по частям: крылья и голову отдельно от тела. Он убил и покалечил тридцать солдат, которые гнали его, как собаки оленя. И спрыгнул со скалы. Возможно, он хотел взлететь, но не смог – крылья были слишком слабыми.

Среди тех солдат был и брат Магры, Вайонн. Ему Всадник выбил глаз.

Она навещала брата в лекарских покоях, слушала рассказ о погоне и не удержалась – сходила посмотреть на Всадника. Зря она пошла тогда в подвал, где готовили к погребению тела…

Зря она туда пошла – попала после в водоворот событий, и вот куда они ее принесли… На край Бездны, к доверчиво спящему у нее на коленях Небесному Всаднику. А может, и не зря… Чем бы закончилась война, не появись Проклятый? А без неё он не появился бы.

От судьбы не уйдешь, говорят.

Там, в подвале, у растерзанного тела, она увидела двоих. Великую жрицу Колокол, Голос Неба, с вживленными в лобную кость рогами и чёрными ногтями. И её сына – первого мужчину на памяти Магры, который не склонялся перед женщиной, словно не в Казге вырос, а в каком-нибудь Гелиате.

У него на пальцах было столько колец, и все с крупными камнями, что взгляд независимо от желания падал на них, а лицо будто оставалось в вечной тени.

Этот недостойный сказал матери:

– Если ты не дашь мне сделать того, что я хочу, я уеду в Эуропу, в Астурию. Там сейчас раздолье для опытов над людьми: война все списывает. Обе стороны стараются, как могут.

– Зачем тебе делать Всадников-химер, когда обычных, – великая жрица обвела взглядом подвал, – достаточно?

Сын ответил ей совершенно непочтительно:

– Правда, в последнее время они мрут, как мухи. Их воля стремится к свободе – хоть так, хоть этак. Обычного человека проще поработить. И мы перестанем зависеть от этих священных признаков. Любой – понимаешь, матушка – любой удобный нам раб даст нам силу.

Колокол только покачала головой.

– Хотела бы я видеть тебя своим наследником.

Сын ответил ей еще более непочтительно:

– Как ты это видишь? Отрежешь мне кое-что? Я ведь мужчина. Мало чем свободнее Небесных Всадников.

Мать погладила его по плечу.

– Все меняется, сынок. Может, тебе действительно стоит на десяток лет покинуть Казгу. Но одного я тебя не пущу.

Он скрестил руки, до этого ласкавшие мертвые крылья.

– Приставишь шпионов?

– Помощников.

Недостойный сплюнул под ноги и ушел. Колокол обернулась, бросила:

– Ты все слышала, девочка? Я думаю, ты будешь в свите будущего князя Казги. Я наигралась в мужененавистничество.

Магре осталось только поклониться.

С братом, служившим при том же храме, она виделась украдкой, раз или два в год, и от него узнала о смерти матери и о том, что Небесные Всадники умирают в иных храмах. Будто среди них распространилась некая эпидемия – страшная, убивающая всех носителей крыльев одного за другим.

Магре было страшно за сестру и за страну. Всадники и Всадницы хранили ее от всех бед, и лишиться этой силы было боязно. Но иногда ночью она просыпалась, глядела в темноту, думала: насколько справедливо платить за покой страны чужими жизнями, чужой свободой, чужим разумом?

Хотела бы она занять место Кириты? В золотой клетке. Хотела бы лицемерных молитв и гимнов в свою честь, и крыльев – слабых, бесполезных, – решетки над головой? Может быть, и хорошо, что они умирают?

Каждый день присматривалась к своей подопечной: как она?

Вайонн испросил разрешения увидеть Небесную Всадницу, привел своего багрийского знакомого, художника по имени Иветре, и тот подарил Кирите куклу. Что-то было с этой куклой не так – это Магра поняла сразу, но глядя в лицо брату, промолчала.

А через две недели она пришла к Кирите и успела услышать последние ее слова:

– Ты так добр, Исари! Так добр! Моя сила с тобой!

Она умерла, как и прочие Небесные Всадники. Не страдала. Просто остановилось сердце.

А потом Вайонн пришел к горюющей Магре и сказал:

– Тот, кто освободил нашу сестру, хочет встретиться с тобой.

С таинственным убийцей или спасителем – сложно было так сразу сказать, кто он – Магра встретилась через месяц в месте, которое называли Красным треугольником. Там сходились границы Казги, Гелиата и Багры. Они прибыли за час до полуночи в придорожную корчму – пустую, ни единого посетителя, кроме них.

Корчмарь сухо кивнул Вайонну, проводил в большую комнату на втором этаже.