– Это единственный раз, когда я могу тебя ему представить, – сказал Вайонн, стоявший у окна и вглядывавшийся в темноту. Барабанил пальцами по подоконнику, странно нервничал, будто для него эта встреча имела невероятную ценность. – Имя его тебе знать не следует, зови его Лисенком.

– Я знаю его имя, – просто сказала Магра. – Его зовут Исари. Судя по имени, – багриец.

Вайонн, развернувшись, схватил ее за шею, сжал горло, прошипел:

– Только посмей причинить ему вред! Магра, я убью тебя, если хоть один волос…

– Вайонн!

Брат разжал пальцы, Магра рухнула на колени. И Вайонн опустился рядом с ней в поклоне. Будто холодный ветер пронесся по комнате.

Магра смотрела на две пары сапог – простых, но дорогих, потом подняла взгляд. Долговязый юноша, стоящий чуть впереди, обещал стать писаным красавцем, если доживет до расцвета красоты. А в этом были сомнения: Магра знала о целительстве достаточно, чтобы увидеть признаки нездоровья.

– Здравствуй, Лисенок, – сказал Вайонн.

– Стараюсь в меру сил, – усмехнулся юноша.

Он тяжело дышал после подъема по не слишком крутой лестнице и опирался на руку своего спутника – того самого художника, подарившего Кирите куклу.

Вайонн указал на кресло, стоящее у стола, и Лисенок благодарно улыбнулся. Волосы у него были ярко-рыжие – ярче, чем у Вайнона. Глаза – глубоко синего цвета.

– А ты Лис? – спросила Магра брата.

Он покачал головой.

– Я только слуга моего господина.

Юноша опустился в кресло, остальные остались стоять. Почтения к старшим было в нем не много, будто бы так всегда и было вокруг него. Более того, Вайонн и художник сели на скамью напротив только после его дозволения. Магра тоже села. С самого краю.

Священные признаки в Лисенке были видны невооруженным глазом. Эти плечи, на которых будто вся тяжесть мира, и особенная осанка: словно он переполнен силой, как кувшин водой, и вода выплеснется, едва он шевельнется. Более чем уверена была Магра, что найдутся и два лишних позвонка, и характерные утолщения на лопатках…

Лисенок взглянул на нее, будто облил холодной водой. Магра словно упала в горный поток, и вот-вот разобьется о камни… И там, в шуме воды, она услышала голос Кириты:

– Прощай…

И почувствовала прикосновение перьев к щеке.

– Колокол желает отправить своего сына в Астурию, – сказал Лисенок. – Ты едешь с ним, Магра.

– Я не…

– Едешь, – спокойно уверил ее юноша. – Постарайся сделать так, чтобы у него не вышло ничего. Не хочу… новой боли. Ни для кого.

Магра склонила голову.

Больше ее ни о чем не спрашивали. Мужчины вели разговор, не слишком обращая на нее внимание. О чем-то, ускользавшем от ее понимания. О деньгах, о войне, о намерениях императора Гелиата и калифа Камайна. О донесениях каких-то шпионов.

– Мне потребуется несколько лет, чтобы успеть все, что я задумал, – почти жалобно сказал Лисенок. – И желательно с короной на голове. Это упростит некоторые задачи. Потом можно и умереть.

Лисенок встал. И Вайонн тут же вскочил.

– Мне пора. Еще не менее часа займет обратная дорога.

Слишком степенно для юноши вышел за дверь, которую открыл перед ним художник Иветре.

– Он ведь Небесный всадник, – протянула Магра. – Такой силы…

– Только скажи кому-нибудь! – пригрозил ей Вайонн. – Я тебя убью!

– Свободный Небесный Всадник. Сам себе хозяин. Такой заменит пару десятков наших. Что с ним?

Вайонн сложил руки на груди.

– Он уже заменил тех, кто мертв. И сам умрет. Такая насмешка Неба: силы немерено, а собственное больное сердце он излечить не в силах. Но мир изменится, если мой господин осуществит задуманное. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы помочь.

* * *

Свое шестимесячное путешествие из Казги в Астурию Магра почти не запомнила. Вначале им пришлось отправиться в Гелиат – Казга не имела своего флота. Появление казгийской жрицы не осталось бы без внимания, и им с сыном Колокола пришлось выдавать себя за мелких торговцев откуда-то из камайнской глуши. Им выправили подорожные бумаги на простые распространенные кайманские имена.

– Так меня и называй, – сказал ей сын Колокола. Впрочем, Магре ни разу не пришлось обратиться к своему спутнику.

Некоторые камайнки из простонародья скрывали лица от посторонних, и Магре это пришлось по сердцу: она стерла с лица яркий макияж, состоявший из нанесенных по определенным правилам геометрических фигур. Без этих красок – зеленого треугольника на лбу, трех золотых кругов на левой щеке и нескольких продольных линий на подбородке – она казалась себе голой.

Потом было мучительное путешествие на корабле. Магра либо спала, либо находилась в полубредовом состоянии. В те краткие часы, когда она чувствовала себя не такой разбитой, приходилось зубрить совершенно ей непонятный, не похожий на привычные айзаканские языки астурийский.

Когда она, наконец, ступила на твердую землю Орнеттского княжества, то чуть не расплакалась от радости. Уселась на вытащенный с корабля вслед за ними кованый сундук, взглянула в небо.

Пробегавшая мимо стайка мальчишек чуть не снесла ее с неудобного сидения. Один из них, одетый в слишком большой кафтан на голое тело и подпоясанный потертым шелковым шарфом, оглянулся и обжег Магру ненавидящим взглядом. Потом покачнулся, приложил ладонь ко лбу.

– Эж, ты чего? – спросил его такой же ободранный и грязный приятель.

– Мне не нравится эта тетка, – выдохнул он. – Не подходите к ней.

Мальчишки переглянулись, пожали плечами.

– Как скажешь, Эжен.

Алим недовольно окинул взглядом навязанную ему матерью спутницу с ног до головы, сказал ей:

– Избавься от камайнских тряпок. Слишком много внимания привлекаешь.

Магра была с ним согласна. За время путешествия она свыклась со своим голым лицом.

Уже в трактире Алим обнаружил, что из его кошелька исчезла ровно половина золотых монет. В ответ на горестные восклицания трактирщик только усмехнулся:

– Вам, должно быть, повстречались в порту эти… То ли воробьи, то ли ласточки. Постоянно забываю, как они себя называют.

Алим описал запомнившегося им обоим мальчишку в камзоле.

– Да, да, – закивал трактирщик. – Это один из них.

Алим полюбопытствовал, нет ли среди этих беспризорников магов. Уж слишком странной была реакция мальчишки на казгийскую жрицу. Трактирщик пожал плечами. Возможно, и есть. Благородные люди княжества берут на попечение сирот, оказавшихся магами, и оплачивают их обучение. Это довольно престижно.

– Вероятно, мальчишка – разумник, – задумчиво сказал Алим. – Хотя характер как у отъявленного темного.

Трактирщик сказал, что сообщит, кому надо, о возможно магически одаренном ребенке. И предложил постояльцам пройти в обеденный зал.

– Что мы собираемся делать? – спросила Магра после обеда.

– Искать того, кто заинтересуется моими идеями, – ответил Алим. – Нам нужно в Астурию, в Лестер.

Магра вздохнула. Еще полторы недели на перекладных…

Сын Колокола великолепно умел втираться в доверие к нужным людям, и уже через месяц оброс весьма интересными знакомствами. Хотя поначалу ему не слишком везло.

– Лорд Рейнхальд, один из девяти верховных лордов ордена тьмы – слюнтяй и трус, – в раздражении рассказывал он, вернувшись с очередной встречи. – И слабак. Он и лордом-то стал только потому, что баснословно богат. Его послушать, так все маги – невинные овечки, и никто не думает о бесчестных способах увеличить силу – ага, конечно! Только глухой не слышал об экспериментах на острове Брока.

Разумники, по мнению Алима, через одного были сумасшедшими. Вот что бывает, когда маг развивает только одну сторону своей силы. Большая редкость, чтобы направленность была единственной и четко выраженной. Обычно все остальное, не относящееся к силам выбранного ордена, купировалось при обучении как ненужное. Магистры орденов Тьмы и Грозы были марионетками в руках лордов. И до тех, кто заправлял на острове Брока, добраться не получалось…

Природники делали вид, что в вялотекущий на тот момент конфликт они не вмешиваются, у темных за общение со всякими там просителями отвечал тот самый лорд Рейнхальд. И Алиму казалось, что он бьется в закрытую дверь.

Светлые интереса к иноземцу не выказывали. До тех пор, пока Алима не пригласил к себе некто Велимир Бард. Маг из ордена Света. Не из первых магов, но и не из последних.

Так сразу и не сказать, какая из пословиц работала в этом случае: не то «великие умы мыслят схоже», не то «дураки думают одинаково». Орден Света и орден Тьмы теряли людей в бесконечной – то вялотекущей, как гелиатско-камайнский конфликт, то переходящей в острую фазу – войне. Им требовался способ увеличить личное могущество.

У темных был остров Брока в устье реки, берущей свое начало чуть ли не в Бездне – скорее всего, где-то рядом был большой Разлом. Темные пытались вырастить идеальных солдат, с утробы привыкших к черной траве, питавшихся ею. Проводили и опыты по передаче силы от многих к одному.

У светлых теперь был Эйлин-дан. Вотчина рода Бард. Светлые оказались прижимистее и брезгливее, наверно, и не желали многочисленных опытов, оканчивавшихся неудачей. Им нужен был результат, и сын Колокола обещал им его. Дело было только за поиском идеальных подопытных, и он затянулся на несколько лет.

Магра следила за молодыми магами в столичной семинарии, Доме Снов, где обучали молодых темных и разумников, а Алим следил за Домами Луча и Листа – семинариями светлых и природников.

Были еще и другие, малые учебные заведения, но не было смысла распыляться. Магра работала на кухне, Алим в конюшне Дома Листа, и завел себе пару приятелей в семинарии светлых.

Они искали юных, неокрепших магов-слабосилок с особенным складом ума. Обсуждали друг с другом кандидатуры, спорили и никак не могли сойтись во мнении. К счастью, их не торопили. Может, светлые и сами не знали толком, нужно ли им это айзаканское колдовство.

Магре повезло первой. Конечно, она и раньше видела этого мальчика-скромника, удивительно спокойного для некроманта. Он никому не доставлял хлопот, но и интереса не вызывал. И в список потенциально подходящего для эксперимента материала его то вносили, то вычеркивали.

Ростом он был невысок, очень миловиден и тих. Но нельзя было пройти мимо, не взглянув в его глаза – такие синие и глубокие, что кажутся фиолетовыми. Сложно было сказать, слаб ли он магически или просто не уверен в себе, и оттого потенциал его остается нераскрытым. С заданиями он справлялся, был усерден в учёбе, тяготел к лекарскому делу. Таких много: едва ли каждый второй из таких семинаристов поднимется выше подмастерья, ну, может быть, при везении – до младшего мастера.

Звали его Алистер Клеменс. И было в нем что-то ещё, помимо всей этой скучной поверхностной шелухи.

Был солнечный зимний день, свободный от учёбы, и послушники высыпали во двор, поиграть в снежки или построить крепость. Те, кто постарше, лепили из снега и оживляли кривобоких животных. Нельзя было без смеха смотреть на эти существа на трясущихся ножках-палочках. И повара, и посудомойки с семинарской кухни вышли во двор посмотреть на забавы магов. Мельком Магра увидела, как Эжен син’Эриад, орнеттец, ведёт к галерее, соединяющей столовую и учебные классы, не знакомую Магре девушку. Вслед за ними вприпрыжку, едва поспевая, бежал Алистер.

– Эжен, у тебя гости? – раздалось с нескольких сторон.

Син’Эриад остановился, помахал рукой приятелям и, белозубо улыбнувшись, крикнул:

– Объявляю этот день днем всех влюбленных! Ибо я влюблен!

Его спутница легонько стукнула его по спине меж лопаток.

– Ты меня смущаешь.

Он обернулся.

– Я просто без ума от тебя. Такой же безумный, как послушники ордена разума в день экзамена. Совсем без мозгов. Лорена! Давай, я тебе что-нибудь подарю!

Он оглянулся, будто в поисках подарка. Девушка улыбнулась.