– Друзья! Что можно подарить самой прекрасной девушке континента в этот замечательный день? – продолжал свою речь молодой некромант. – Кроме меня самого, что само по себе невероятно ценный подарок…

Его приятели рассмеялись.

Магра бросила взгляд на стоящего неподалеку Клеменса. Он присел на корточки, наклонился к земле, повел рукой, – снег расплавился, потянулись к небу тонкие нежные листочки, распустился бледный, некрупный цветок.

– Вот, – сказал он, поднимая глаза на друга. Улыбнулся нездешней улыбкой, а красивые глаза так и остались печальными. Впервые Магра заметила, что глаза послушника Клеменса не только необычного цвета, но и очень выразительны. Будто он всегда смотрит в самую суть, ведомую только ему.

Он сам в то мгновение был как цветок. С лишенными связи с землей корнями, не приспособленный к миру, слабый и в то же время до странного переполненный силой. Такие люди не живут долго и счастливо. Грядет война. Такие умирают в первом сражении, и, быть может, судьба живого артефакта лучше того, что его ждет.

Потом, несколькими годами позже, Магра вспоминала этот день с тоской. Улыбки вспоминала, этот хрупкий бледный цветок меж мальчишечьих пальцев. Любовь светлой и темного, такую же эфемерную, как тот цветок среди снега…

Она шла по подвалу Эйлин-дана за пару дней до начала эксперимента. Часть их пленных были в забытьи, но были те, кто молились или плакали, или проклинали ее, идущую по коридору. Всего около двух сотен или, может, чуть больше. Не все подходили для их большой цели – возможно, сгодятся для малых.

Среди этого гвалта она услышала шепот. Почти сразу узнала голос:

– Ты слышал, как кричат чайки, Ал? Я люблю чаек, мелкий. Я ведь в портовом городе родился. Когда ты выберешься отсюда и надерешь всем задницы, сходи к морю. Ал, обязательно к морю сходи. Там будут орать чайки – это духи тех, кто не нашел себе покоя. Я буду орать громче всех, ты меня сразу узнаешь. А если ты не будешь счастлив, мелкий, когда придёшь к морю, я тебе на голову насру. Вот. Будешь знать, как не слушаться старших.

Его собеседник не отвечал. Магра и Алим постарались, чтобы последние дни перед трансформацией Алистер Клеменс, главная составляющая их эксперимента, провел в забытьи.

Замолчавший было орнеттец увидел Магру. Поднялся, ударил ногой по решетчатой двери:

– Твари! Я вас ненавижу! Я вас проклинаю. Я сдохну, но до каждого доберусь, и до тебя, сволочь, тоже! Чтоб ты сдохла, айзаканская ведьма!

Он ударил кулаком по стене и захохотал. Сорванный голос уже сейчас напоминал чаячий крик. Он ругался долго и редко повторялся. На астурийском и орнеттском, и даже знал несколько камайнских и гелиатских выражений.

Син’Эриада к эксперименту нельзя допускать, подумала Магра. В нем слишком много живого.

За экспериментом она наблюдала с галереи, смотрела на вещавшего об опасности темных лорда Барда, на склоненную голову его дочери. Лорд стоял, широко расставив ноги, щелкал кнутом. Он был похож на погонщика верблюдов в своей небрежной и горделивой позе.

Сотня темных магов стояла перед ним на коленях со связанными за спиной руками. Темные маги, ха! Женщины, никогда не учившиеся управлять своим даром, дети, еще не достигшие десяти лет, вчерашние послушники… Самые слабые темные, каких только можно было отыскать.

Напротив них трое: сын Колокола, слабая, необученная светлая магичка Карин Бард и Алистер Клеменс – темный, слабый и не опасный. Светлый лорд ласкающим движением пропустил через пальцы длинное кнутовище.

– Темные… – сказал он громко и насмешливо – так, чтобы сидящим на галерее магам было хорошо слышно. – Само их существование бессмысленно и вредно. Что они производят? Сами поднимают мертвецов и сами их уничтожают. Лекарское дело? Среди светлых довольно лекарей…

Он подошел к Алистеру, рукояткой кнута приподнял его подбородок, заставляя поднять голову. Ради этого представления мальчишку накормили, отмыли и переодели в залатанную мантию с вышитым черным солнцем и защитными рунами на подоле. Страшные раны, покрывавшие его с ног до головы еще пару дней назад, уже затянулись – естественное свойство темных.

Он смотрел на господина Барда преданным взглядом абсолютно сломанного существа. Магра вцепилась в перила, подалась вперед. Полог невидимости скрывал ее от тех, кто стоял внизу, и от тех, кто сидел с ней рядом на галерее.

– Темные – паразиты. Сами создают себе работу, сами её выполняют. Если бы не темные эманации, остающиеся после их заклинаний – не вставали бы трупы на кладбищах и полях битв. Не шныряла бы нечисть. Единственная польза от некромантов: они стерегут наш мир от гостей из Бездны. Однако сколькие из них на это способны? Два десятка лордов из свиты магистра? И ради них мы терпим несколько тысяч паразитов, которые существуют лишь для того, чтобы уменьшать опасности, которые сами создают.

Господин Бард широким жестом обвел стоящих в четыре ряда пленников.

– Вот избранные. Их было больше – это те, кто выжил. Те, кто прошел испытания. Те, кто будут вечно служить новому миру, в котором тьме не будет места.

Он кивком приказал Алистеру подняться, взял его за слабые, безвольные руки со сломанными и неправильно сросшимися пальцами. Вложил в них рукоять бича и сказал:

– Ничто не связывает так сильно, как кровь. Нет связи сильнее, чем между жертвой и палачом. Бей, мальчик, как я тебя учил…

Слабым темным хватало одного удара артефактом, созданным, чтобы усмирять сильнейших некромантов. Они умирали один за другим. Карин закрыла лицо руками, вздрагивала при каждом ударе.

Когда все темные были мертвы, светлый лорд властно протянул руку, произнес:

– Отлично, мальчик. Давай сюда бич, – затем сказал, обращаясь к сидевшим на скрытой галерее магам: – Вы присутствуете при создании идеальных живых артефактов, связанных между собой. Я называю их Хранителями – и им предстоит хранить наш мир. Каждый из них – часть бича. Они, – он обвел рукой мертвых темных, – тело бича, сотня его кожаных полос. Вот этот мальчик станет фолом бича, пристально следящим за тем, чтобы темные не шалили. А моя дочь… моя дочь – его рукоять. Отдай мне бич, мальчик, не упрямься. Ты своё дело сделал.

Но Алистер… слабый, безвольный, сломленный, никчёмный, не способный, как всем казалось, ни на что путное, не выпустил из сведенных судорогой пальцев рукоять бича.

Ударил по лицу Карин Бард, развернулся к ее отцу. Что было дальше, Магра не видела. Сын Колокола схватил её за руку, потащил за собой. Она запуталась в длинных юбках, упала на колени, Алим рывком поднял её.

– Быстрее! Нас прикончат в первую очередь.

Вещи собирали в спешке: Магра сдернула висевшую на верёвке у окна ночную рубашку, ещё влажную, и бросила в мешок. Деньги, одежда – все вперемешку.

Алим рыкнул:

– Что ты копаешься, женщина?

Снова схватил её за руку, потащил. Во дворе, у конюшни, уже стояли оседланные кони. Он подсадил Магру, сам взлетел в седло.

– Быстрее!

Они мчались без цели по проселочной дороге, пока кони не устали. Алим сказал:

– Нам следует разделиться. Постарайся выжить. Езжай в Словенну или на Оловянные острова – там тихо. Постарайся не помереть, ты мне ещё пригодишься.

– Как я узнаю об этом?

Алим одарил её раздраженным взглядом. Сейчас встрепанный, бледный, без своих перстней на пальцах, которые отвлекали внимание от его лица, он казался обычным человеком, а вовсе не могущественным жрецом. Магра впервые, наверное, взглянула в его глаза. Карие, обычные, очень холодные.

– Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. Езжай.

И Магра послушалась.

Добралась до Словенны, выдала себя за ведьму, лечила травами. Доходили до неё слухи о событиях на Айзакане, о царе, оказавшемся Небесным Всадником, о том, что не осталось в Казге жриц, и о том, что нового князя Казги зовут Вайоном. Слышала и о перемирии между эуропейскими орденами, и о новой войне, и о Проклятом, и о победе тёмных, и о новом культе, о Сыне Неба и Земли. Она и представить себе не могла, кто этим культом управляет, пока сын Колокола не приснился ей и не сказал:

– Ты нужна мне.

И Магра вернулась в Лестер.

Алим не изменился, и так же сияли перстни на длинных смуглых пальцах. Ни морщин, ничего. И голос все такой же, и нрав. Нетерпимый, жёсткий. А вот Магра изменилась, постарела за прошедшие почти четыре десятка лет.

У сына Колокола был новый план, который он желал воплотить.

– Проклятый где-то рядом, – уверял он. – Рядом с новым магистром ордена Тьмы. Кто-то обеспечивает этого рохлю силой. Эта сила должна быть моей!

Он швырнул Магре какие-то бумаги. Рисунки и схемы: женские тела без внутренних органов, скрепленные вместе, как паутиной, гибкими стеблями чёрной травы. И в центральном теле – матка с зародышем.

– Со светлыми не вышло, попробуем с тёмными. И этого, Проклятого, я тоже себе верну.

Когда у Алима ничего не получилось, и он снова был вынужден бежать, Магра была рада.

ГЛАВА 2

Нечисть сидела между хозяевами маленькой захламленной квартиры, держа их за руки. Свет от синематической установки, на которую те завороженно пялились, делал лица мертвенно-синими. Объёмный Ласло Гайнтрих, звезда боевых синематиков, выделывался перед этой нелепой троицей, выполняя кульбит за кульбитом. Хозяйка дома следила за ним с открытым ртом, у хозяина были закрыты глаза. От обоих пахло немытым телом и Бездной. Нечисть ласково поглаживала их изможденные руки шестью пальцами, ногами, похожими на недоваренную лапшу, обнимала небольшую изящную чашу для фруктов. Вот она, вещица, вынесенная из Бездны, за которыми отряд Мартина Хагала гонялся почти месяц. Все, что не получается конфисковать у контрабандистов сразу, потом находится вот таким вот прискорбным образом…

– Как она чудесно устроилась, – почти восхищённо заметил мастер Герайн. Мартин согласно хмыкнул:

– Даже нечисть понимает толк в комфорте.

Похожа она была на медленно поднимающуюся квашню. Или неопрятную старуху в тонкой ночной рубашке в пятнах пота и кусочках присохшей еды. Смотря с какого ракурса глядеть. Такие, как она, полуразумные сгустки Бездны обычно притворяются родственниками своих жертв и имеют внешность, схожую с человеческой.

Нечисть подняла голову, раскрыла большой бледный рот, закричала на них:

– Что вы здесь делаете, какое имеете право врываться? Это частный дом!

Мастер Герайн, разумник, посмотрел на нее в упор, и та поблекла, забормотала что-то невнятно. Потом присмотрелась к нему и хищно обнажила гнилые зубы:

– Ты меня боищи-ся маг? О, боищи-ся! Чшуствую! С-страх!

Мастер попятился было, но потом взял себя в руки и делано равнодушно ответил:

– Боюсь. А ты?

– Ты был в Бездне. Во мне! И ушел… Но я в тебе ес-с-ть.

Квашня засмеялась-затряслась. Сильнее запахло сгнившей едой.

Нечисть отвлеклась от Мартина Хагала, коллеги-некроманта, и мастер Герайн, сделав свое дело, отошел в тень. Разумника била крупная дрожь – воспоминания о долгих годах, когда его сознание было заточено в Бездне, а тело в Доме Слез, давали о себе знать.

Нечисть, наконец, заметила своего главного врага.

Квашня растянулась, превращаясь в толстую длинную колбасу, и Мартин рассек ее пополам.

– Я верю в тебя, приятель, – очень вовремя сообщил Ласло Гайнтрих.

Длинные ноги обвили некроманта, на мгновение освободили чашу – опасную безделушку, свой якорь и маяк в тварном мире. Этого времени оказалось достаточно для того, чтобы справившийся со своим страхом мастер Герайн её обезвредил, закрыл её от нечисти защитным полем.