Андрей, вернувший во Тьме себе имя Анерис, стоял неподалёку от одного из диванчиков, рассматривая зал, в котором стены представляли из себя бесконечный узор переплетённых извивов чёрного и золотого. Потолок терялся в темноте – нарочитой, словно намеренно созданной для ощущения уюта от света огоньков, путешествующих в воздухе. Они горели, светили, но были совершенно неосязаемы – он проверил. Порохов до сих пор ощущал себя совершенно не в своей тарелке, потому что всё теперь было иначе.

Чувства обострились настолько, что он мог различать запахи не хуже поисковой собаки – и это было удивительно само по себе. Он закрывал глаза и «видел» обонянием всю обстановку вокруг: ароматы еды и напитков кружили голову. Он «видел» и других Детей Равновесия – каждый пах немного по-своему, и даже движения в пространстве Андрей мог отследить.

Он слышал их передвижения, лёгкий шорох одежды, шаги, дыхание, биение сердец… И, разумеется, голоса.

Он мог разглядеть вышивку у тёмного или светлого на одежде. И этот тёмный или светлый стоял в десяти шагах, не меньше.

Порохов даже не мог себе представить, что на самом деле вот так живут Ларнис и остальные его сородичи. Что для них люди – это слепые, глухие котята, только-только появившиеся на свет.

– И как тебе? – едва слышно спросил стоящий рядом Антуан. Андрей прекрасно ощущал и эмоции связанного с ним светлого: удивление, ошарашенность, восторг и дичайшее любопытство. И это тоже было гораздо мощнее того спектра, который он мог почувствовать, будучи Зрячим.

– Привыкаю, – отозвался Андрей и почувствовал приближение Ларниса за мгновение до того, как Сирена его обнял:

– Поздравляю! Я тобой горжусь. И вами, Антариен.

– Я пока не привык к новому имени, – чуть-чуть улыбнулся Антуан. Преображение сделало его ещё красивее, и Порохов поймал себя на мысли, что ему тоже хочется взглянуть в зеркало. Он всё ещё похож на свою фотографию?

– Это не всегда сразу происходит… Но со временем многие переходят на эти имена, не вспоминая, как их звали раньше, – Ларнис мурлыкнул Андрею и отошёл от него на шаг, рассматривая: – Мне кажется, что ты прямо сейчас побежишь или в нашу библиотеку, или ставить над собой опыты, минуя праздник.

– А что, можно? – тут же хмыкнул Порохов. – И что за библиотека?

– Я бы тоже хотел узнать про неё подробнее, – включился в разговор Антуан.

– У нас хорошая программа адаптации, – улыбнулся Сирена, – она начнётся прямо завтра. Сегодня не исчезайте: дайте нам насладиться тем, что нас снова девяносто шесть. Идёт?

Андрей почувствовал короткий укол сожаления, вспоминая великую битву, и сочувственно кивнул:

– Договорились. И, говоря откровенно, здесь всё тоже очень интересно.

– Пойдём, еда ждёт!

Пока Ларнис вёл Андрея и Антуана за один из столов, их успели поймать Нейтмар и Наар, а Чар с довольным урчанием кинулся обоим на шею. Остальные – пока незнакомые – тёмные и светлые улыбались, приветственно кивали, но не торопились представляться, позволяя новеньким адаптироваться.

Еда и напитки заставили Порохова забыть на время даже то, что он только что прошёл настоящее преображение. Мелькнула мысль, что теперь он точно переживёт мать, что она даже не знает о его изменении, и надо бы к ней слетать в гости. Мелькнула, и утонула в ворохе других, и в какой-то момент Андрей осознал: он думает сразу о нескольких вещах одновременно.

О том, что ему невероятно комфортно здесь находиться.

О том, что еда вкусная, и часть блюд он определённо узнаёт: их подают в «Полночи».

О том, что Ларнис предупредил, чтобы и Андрей, и Антуан были готовы через три минуты. К чему готовиться – не сказал.

О том, что ему действительно не терпится изучить нового себя. И понять, что теперь он может.

О том, как рассказать команде Зрячих о его изменении.

Андрей моргнул, и мысли замерли, а потом несколько потоков сознания слились в один, и он снова попробовал подумать о разных вещах.

Получилось.

Порохов рассеянно взял бокал вина, сделал глубокий глоток и, повинуясь жесту Ларниса, встал. Помедлив, пошёл с Сиреной и Антуаном на невысокую сцену, расположенную так, чтобы всем присутствующим было видно происходящее. Он не знал, что ему предстоит. Возможно, представиться? Рассказать о себе?

Ларнис остановился в паре шагов от края сцены и сел на её поверхность. Вблизи оказалось, что она не из дерева, как сначала предположил Андрей, а из незнакомого гладкого, но не скользкого материала.

– Садитесь, – улыбнулся Сирена, и Антуан опустился рядом с ним на пол. Коснулся пальцами поверхности:

– Что это?

– Специальная зачарованная смесь, которая при застывании формирует идеальную поверхность для танцев… Или тренировок, – пояснил юноша.

– Очень интересно, – Андрей тоже сел, как и светлые, обратившись лицом в зал. Он заметил, что разговоры постепенно стихли, и все взоры устремились к ним. Стало несколько неуютно: Порохов нормально относился к выступлениям на публике только тогда, когда он знал, что будет происходить. Хотелось спросить, уточнить, но вместо этого он просто доверился другу, и Сирена тепло улыбнулся ему. И заговорил. Громко, чётко, так, что его слышали все присутствующие:

– Я хочу рассказать про новое Возвращение. Анерис и Антариен… Скажем прямо, давно у нас не было столь древних и столь сильных Детей Равновесия. Конечно, они не совсем те, кем были ранее. Но я постараюсь представить их вам. И им самим.

Он помолчал, и тишина разлилась по воздуху, окутывая всех присутствующих.

– Вы уже знаете, что сейчас будет… Иногда воспоминания о прошлом занимают немного времени, потому что те, кто помнит наш прошлый мир, не могли знать всех. Иногда воспоминаний о прошлом много, когда к нам возвращается кто-то очень хорошо знакомый или даже кем-то любимый. В этот раз судьба подарила нам тех, кто прекрасно был знаком и Свету, и Тьме.

Антуан и Андрей переглянулись. Любопытство, осторожность, трепет… Андрей сейчас не мог понять, где его эмоции, а где чувства всех остальных. Ему нужно будет научиться разделять их, дистанцироваться от считывания других и включать такую глубокую эмпатию только по необходимости.

Ларнис коснулся ладонями сидящего слева от него Андрея и устроившегося справа Антуана. И запел.

* * *

Высокий широкоплечий мужчина стоит на небольшом холме и оттуда следит за разворачивающейся внизу битвой. Мужчина весь в чёрном: удобная одежда непривычного покроя, на поясе меч – хищный, в тёмных потёртых ножнах. У воина длинные чёрные волосы, собранные в тугую косу за спиной, чёрные глаза, резкие черты лица, и он, прищурившись, изучает обстановку. Рядом с ним стоит огромный зверь: тёмно-серый, с когтистыми лапами, мощной грудью, крупными роговыми пластинами, сложенными сейчас крыльями и с шипастой головой на длинной сильной шее – дракон. Он спокоен и в любой момент готов взметнуться в небо по приказу хозяина и друга. Зверь взрослый, он прошёл немало битв, которые оставили свои следы на его шкуре, и он ничего и никого не боится.

* * *

Много света и бессчётное количество книг, свитков, кристаллов с записанной на них информацией, древних артефактов, хранящих знания… Коридоры из высоких полок, которые упираются в потолок огромного зала, где вольготно мог бы чувствовать себя даже дракон в полёте.

Величайшее собрание знаний величайшей расы – так они считали до прихода войны. Теперь звание величайшей расы нужно было отстоять, но знания всегда оставались самым дорогим, что есть у Детей Света. И именно их сейчас пытается сберечь невысокий стройный мужчина. У него золотые волосы, наспех собранные на затылке в подобие хвоста и, против обыкновения, он не в роскошных одеждах, а в простых лёгких брюках и такой же простой накидке. Он спешно раздаёт указания, и помощники собирают всё, складывают в специальные прочные контейнеры, после чего советник Знаний подходит и зачаровывает очередной бесценный короб. С его пальцев струятся нежно-голубые потоки энергии, оплетающие сокровище, и на стол ложится кубик – к сотням других таких же, размером не больше горошины.

– Бой уже близко, – когда к нему подходит один из воинов, мужчина растерянно оглядывает зал.

– У нас собрано меньше половины… – он закусывает костяшку пальца. Потом коротко кивает: – Забирайте то, что уже собрали. Отдайте советнику Науки.

* * *

У костра тепло и сухо. Кругом чёрный осенний промозглый лес, и множество воинов лежат, укутавшись в плащи: спят, отдыхают, перебрасываются короткими фразами.

Один из тех, кто ведёт их в бой, сидит на поваленном дереве, обросшем мхом, и смотрит в алое пламя. В нём воспоминаниями отражаются прошлые и грядущие битвы. В нём сгорают сомнения и сожаления.

Костёр похрустывает ветками, выкидывает искорки, когда добирается до особо вкусной сердцевины. Костёр живёт здесь и сейчас: как и все собравшиеся рядом воины.

Как и все, кто сейчас живёт в этом мире, объятом войной. Победы чередуются с поражениями, и Стихии устали принимать павших.

Полководец молчит в одиночестве. Там, на окраине лагеря спит его дракон: мужчина чувствует его, связанный с животным древним заклинанием. Дальше в лесу враги. Сейчас они тоже копят силы, зализывают раны, отдыхают… И тоже планируют назавтра идти в бой.

Мужчина встаёт на ноги и коротким жестом приглашает к себе командиров отрядов. Те подходят почти мгновенно, вырастая из темноты, и тогда он приказывает:

– Атакуем сейчас. Нужно выгнать светлых отсюда до наступления рассвета.

* * *

Он встречает закат, сидя на крыше полуразрушенного дома, и мысленно разговаривает с дорогими ему друзьями. Когда-то они собирались в просторном светлом зале с тонкими, увитыми лепниной колоннами, садились за невероятной красоты стол, и там, на Совете, обсуждали вопросы, связанные с делами Детей Света. Это было раньше, а теперь нет уже того Совета.

Нет того зала – разрушен прицельной атакой Тьмы. Нет того стола – он рухнул с огромной высоты на скалы. Нет того города – сгорел в рёве заклинаний, сотрясающих мир.

И нет тех привычных летящих одежд, они давно покрылись гарью и грязью, и их заменили удобные комбинезоны воинов.

Ему неуютно в форме бойца, он не умеет воевать. Но он последний из Совета, последний иерарх, оставшийся в этой стороне мира, и кому, как не ему сейчас быть опорой и надеждой для тысяч сородичей: воинов, ремесленников, земледельцев, творцов… Для тысяч женщин, мужчин и детей, которые именно в нём видят свою защиту, своего предводителя.

Наедине с собой он всё чаще допускает крамольную мысль: выхода нет.

Мужчина с длинными светлыми волосами встаёт, смотрит вниз, а потом кидается вперёд, опираясь руками на баллюстраду. Из-за высоченной скалы, которая граничит с океаном, выныривает крупный белый дракон с полупрозрачными крыльями. Следом ещё один, и ещё.

Советник сжимает пальцы, непроизвольно кроша камень, и потом шумно выдыхает: Главнокомандующий. Лучшей помощи нельзя было и желать.

Он выпрямляется, оглядывает себя и устремляется по ступеням вниз: встречать гостей следует всё-таки в более приличном виде.

* * *

Они сражались, остервенело и яростно, желая уже закончить эту войну, безоговорочно победив и посвятив этот мир Тьме.

Они сражались, жёстко и умело, желая уже закончить эту войну, безоговорочно победив и посвятив этот мир Свету.

Ни те, ни другие не знали, что этот бой будет последним.

Для всех.

Две Стихии столкнулись, и мир не выдержал их напора, расколовшись на множество мелких осколков.

* * *

Андрей моргнул, возвращаясь в реальность. От увиденного немного вело, и пересохло во рту. Он будто бы со стороны видел то, о чём рассказывал Ларнис, и одновременно осознавал – да, так было. И это были воспоминания о той его части души, которая иногда приходила во снах и ощущение от которой он периодически «ловил», когда был слишком уставшим или напряжённым.

Жёсткий, волевой, целеустремлённый воин.

А теперь – врач.