– Слушайте сюда. Мы с вами – один народ, вы и я. Я тоже люблю музыку и посиделки под деревьями. Но зарубите себе на носу (пока вам для этого их не переломали): никто и никогда не имеет права так говорить о флаге! Даже если он служил и кого-то тут «трахнуть» хочет. – Я выдохнул, подопнув бывшего служивого. – Это понятно?

– А, сука… да. Больно, – проскрипел гитарист.

– Не больнее, чем мне это всё слушать. Сейчас забрали этого полосатого и учесали отсюда! – отдал я последнюю команду, в глубине души надеясь, что не придётся подпинывать дуралеев. Они, возможно, ребята и неплохие (один, вон, вообще служил), но отсутствие у них базовых ценностей в будущем повлечёт много-много бед.

Они собирались организованно, быстро, запуганно, поднимая и утаскивая своего друга в тельняшке. А я строго смотрел на них и поймал себя на мысли, что эти ничего не поймут из моего монолога. Я для них не патриот, а обычное быдло, выбравшее повод, чтобы почесать кулаки. Ну что ж, меня их характеристика вполне устраивает. Если такие, как я, будут сдерживать таких, как они, от подобных песен (пусть и бездумно повторяемых), пусть хоть «электрическими псами» кличут, хоть «ватой кровавой». Я такой, какой есть, и в их цвета не перекрашусь.

Медленные хлопки донеслись сзади. Я обернулся: ко направлялись трое. Я узнал их – уже видел на фотокарточках в папке о «Кобре»: Семпай, Боец и Тула. Шли ко мне вальяжно, зная, что я тут гость. Хлопал, кстати, Тула, широко улыбаясь – видимо, узнал меня.

– Дарова, Саш! А я думаю – ты не ты, говнорей щемишь?!

– Дарова. Только не говори, что эти чудики – твои друганы, – улыбнулся я, широко показывая на убегающих неформалов.

– Да не, ты чё. Семпай, вот это – Саша, он мне с фрунзенскими помог чутка, – представил меня Тула парню (один в один, как на фото).

– Ты в следующий раз говори, чтоб не помогал – чтоб полноценный подвиг случился, – отшутился я, думая, какова вероятность, что ребята просто гуляли по парку в то же время, что и я.

Слишком уж много в моей жизни случайностей. Опять же, с неформами получилось антуражно, а со стороны вообще смотрелось, словно я и, правда, гопарь. Хотя отдельно и гитары, и творческих, и особенно служивших я очень уважаю. Просто сегодня так совпало. Или нет? Или мироздание подталкивает меня в нужные места к нужным людям и решениям?

Глава 4. Экзамен

Они приблизились ко мне. Первым шагнул широкоплечий парень в чёрной кожаной куртке-косухе – его ладонь сжала мою руку в крепком рукопожатии.

– Виктор, – отрывисто представился он, прищурив карие глаза. – Но все зовут Бойцом.

Его хватка была сильной, на грани болезненной – явная демонстрация силы. Но в ГБ, бывало, жали руки и покрепче.

Следующим протянул руку Тула, дружелюбно тряхнув мою ладонь. Его рукопожатие было крепким, но не вызывающим – точный расчёт, как у карточного игрока.

Последним подошёл Сэмпай. Он был высок и, как и на фото, в тёмной рубашке. Его движения были плавными и экономичными. Он протянул руку – ладонь сухая, пальцы длинные, с аккуратно подстриженными ногтями.

– Андрей, – представился он, слегка сжав кисть. Его рукопожатие было холодным и точным, как хирургический инструмент. – Но в наших кругах зовут Сэмпаем.

Он держал мою руку на секунду дольше необходимого, изучая мою реакцию. Его серо-голубые глаза не моргали.

– Саша, – ответил я, чувствуя, как его взгляд словно сканирует меня. – А вы, пацаны, чё, гуляете, типа? Я к вам в зал хотел в понедельник вечером зайти…

– А чё ещё делать? – пожал плечами Тула.

– Раз такая встреча, можно и к нам в зал рвануть. Раз ты Тулу от троих отбил, значит, ты нам теперь друг, – предложил Сэмпай.

– Да там, и правда, он бы и сам справился. А по залу… сегодня же суббота, – осторожно заметил я. – Разве зал работает?

– Ага-ага, справился бы. Вот ключи от зала, тренер мне доверяет, – Сэмпай вытащил из кармана брюк связку ключей, демонстрируя их мне.

Тула дружелюбно подтолкнул меня вперёд:

– Погнали!

Его рука на моей спине мягко, но настойчиво направляла меня к выходу из парка. Боец шёл с другой стороны, его массивное плечо периодически задевало моё – ненавязчивое напоминание о его габаритах.

Сэмпай шёл чуть впереди, обернулся:

– Кстати, – сказал он, снова демонстрируя свою хищную полуулыбку, – после тренировки можем чайку попить.

Его интонация заставила меня внутренне напрячься. Но всё складывалось как нельзя лучше. Они рассматривают меня как потенциального бойца группы – это хорошо. Интересно, как они запоют, когда узнают, что я ещё и владею доступом к секретам Балаковского института техники?

И мы пошли через парк к остановке. Боец шёл слева, его тень на асфальте периодически накрывала мою. Тула болтал о чём-то незначительном справа, но его пальцы нервно постукивали по швам джинсов. Сэмпай шагал впереди, изредка оборачиваясь.

На троллейбусной остановке «Бабушкин взвоз» толпился народ. Мы втиснулись в троллейбус №4. Изнутри он пах вспененной резиной, что находилась на ручках поверх сидений. Чёрная губка была выщерблена «рукастыми» детьми и починена водителем с помощью синей изоленты. Мест на удивление хватило, и мы заняли кресла напротив заднего входа.

– Двери закрываются, следующая остановка – Чернышевского, – пробурчал водитель в микрофон.

За окном мелькали жёлтые хрущёвки, красные двухэтажные дореволюционные дома, детская поликлиника, павильон «Союзпечати» с афишами.

Минут через десять мы вышли из троллейбуса, так и не заплатив, проехали хорошее расстояние, но всё ещё оставаясь на Чернышевского. Дальше шли пешком мимо гастронома «Рассвет», где у подъезда толпились местные – суббота всё-таки.

– Отсюда ещё минут пять, – сказал Сэмпай, сверяясь с часами. Его голос звучал ровно, но в углу рта дёрнулась едва заметная мышца.

Мы свернули за угол пятиэтажки, и перед нами возникло кирпичное здание техникума с облупившейся вывеской. Спортивный зал находился в пристройке – низкое сооружение из силикатного кирпича с решётками на окнах. Над дверью висел самодельный деревянный щит с выточенной надписью «ДЗЮДО», где буква «О» была чуть перекошена.

Сэмпай достал ключи. Металлическая дверь скрипнула, открывая тёмный коридор, пахнущий затхлым воздухом – таким, какой появляется, когда мокрый от схваток ковёр высыхает. Ну а у дзюдоистов высыхает татами. Сэмпай первым переступил порог, щёлкнул выключателем. Люминесцентные лампы замигали, освещая татами и стены с плакатами о полезности советского спорта.

– Ну вот, добро пожаловать в наш второй дом, – улыбнулся Сэмпай, пропуская меня вперёд.

Зал «Спартака» совсем не был похож на зал того же Кузьмича: тут было чисто и ухоженно, светло, работала вытяжка. Раздевалка была отдельная и даже с душевыми и туалетами. В самом зале квадратура была примерно двести пятьдесят метров, а татами зеленоватого цвета, состоящее из листов метр на два, застилало всю площадь. С потолка свисали канаты. Точно надо будет «цифрам» посоветовать и их повесить – незаменимые вещицы для развития хвата.

У парней дзюдоги хранились тут, в специальной комнате-сушилке, где, конечно же, непривычному носу оставаться надолго не стоило – настолько, что даже слезились глаза.

– В понедельник тренер орать будет, – выдал Сэмпай. – Опять проворонили стирку.

И, как я понял из дальнейшего разговора, раз в неделю люди брали куртки домой стирать. И я заметил, что переодеваемся только Боец и я.

– А чё, пацаны, вы? – спросил я у Тулы и Сэмпай.

– У меня всё болит со вчера, – выдал Тула.

– А я что-то не в настроении. Так, может, советы подаю вам, – ответил Сэнсэй.

– Вдвоём же скучно? – спросил я.

– Да не боись, мы так, чисто на технику, – улыбнулся Боец.

Это какая-то форма знакомства по-саратовски? Нельзя узнать человека, пока с ним не поборешься?.. И форма речи «не боись» подразумевает, что Боец в разы сильнее меня или так себя ощущает. Ну что ж, буду удивлять… Причём удивлять так, чтобы это не было шибко оскорбительно для членов банды. Если уж так всё сошлось, что мы с ними встретились раньше понедельника, то ковать железо надо, пока горячо. Тренировки с «цифрами» сделали меня жёстче – теперь меня в мои семнадцать не сломать и не согнуть, особенно юниорам, коими функционеры «Кобры» являются. Профспортсмена, типа того же Сидорова, победить будет весьма непросто, а вот ребят, которые тренируются для себя всего пять-шесть раз в неделю – запросто.

И я кивнул Бойцу, мол, не боюсь и верю, что «на технику». На самом деле, после таких фраз на коврах и рингах льётся больше крови, чем обычно. Ещё никто никогда не сказал: «Братух, давай зарубимся как в последний раз, чтоб до тошноты и потери пульса, чтоб носы вбок и под глазами синяки, как у крошки-енота – на пол-лица».

Мне выделили белую куртку с драным воротником и такие же уставшие от жизни штаны. В комплекте шёл белый, посеревший от многочисленных стирок, замызганный пояс. Куртка была слегка маловата и сковывала движения, и я решил не затягивать пояс, повязав его, что называется, по-дембельски – едва-едва. Одежда Бойца же была несказанно качественней – видимо, он знал, откуда из сушилки брать. Пояс потолще и подлиннее, не то что мой – два торчащих из узла огрызка. Ну да ладно, не в поясах счастье…

И мы направились на ковёр, точнее, на татами – холодное в сравнении с уличной теплынью. А там я просто побежал по кругу, легко, не ускоряясь. Целей было две: продышаться и чтобы кожа на стопах привыкла к «полу». Как-то ещё в прошлой жизни я купил на «Озоне» книжку доктора Бубновского под интригующим названием «Болят колени – что делать?» и, прочитав её по вертикали, понял главную мысль: разогревайтесь перед тренировками. Книжку можно было дополнить мемом из соцсетей с карикатурным мужиком, грозящим кулаком в пространство, с надписью: «Разогревайся, бл***ь!» И с тех пор я разогреваюсь. Из обязательного – пять минут бега, пять минут растяжки и пять минут накатки шеи и плеч, дабы убрать вероятность травм шейно-ключичного отдела.

Разогревался ли Боец? Нет, он тупо вернулся к своим друзьям по банде, лицом даже не смотря на то, что я делаю. Ох, дружочек, если у тебя нет в запасе ещё одних лёгких, то готовься сегодня удивляться. А первичный разогрев – он же не просто разогрев, это же запуск всех процессов в организме. К слову, в теле Медведева Саши всё запускается быстро, и вот ты уже взрывной и выносливый. А вот в моём старом теле приходилось разогреваться более часа, пока тело давало сигнал, что готово. Вообще, я где-то встречал формулу, что разминаться надо десять минут плюс возраст. По этой концепции Саша должен разминаться двадцать семь минут, но у моих новых «друзей» нет столько времени – им надо показать себя быстро и качественно. И я поднялся с ковра и пошёл к троице.

– Ну что, Боец, начнём? – спросил я.

– Давайте без ударов, чисто борьба – до болевого или удушающего? – предложил Сэмпай.

Тогда у меня для вас плохие новости.

И я сократил дистанцию, стоя в своей левосторонней стойке, глаза на уровне глаз соперника, кисти перед грудью, чуть выставленные вперёд.

Удар левой в грудь прилетел, словно бревно, несомое водой до водопада, сорвалось в свой последний полёт. Тяжёлый захват за воротник мог бы переломать мне кости грудины, но такими фокусами меня было уже не удивить, и я ответил, выстрелив правой в грудину соперника, взяв такой же, как и у него, захват – столь же жёстко, столь же молниеносно. Далее все ожидают силовой возни в стойке, но я был не в настроении и, уперев правую стопу в бедро соперника, рухнул на задницу, затягивая Бойца на себя. Гард-пул – навязывание партерной борьбы без броска, минус два балла, если это не существующий в Союзе грэпплинг, и чудесная позиция, если твой оппонент впервые такое видит.

Моя левая нога обвила ближайшую ногу Бойца с внешней стороны. Непостижимая для этого времени техника «деларивы» подразумевала только два исхода: либо соперник выпрямляется и летит под моим давлением назад на задницу, либо уходит вперёд, в позицию высокой черепахи, на четыре «кости».