– Ладно, расскажу буквально в двух словах, и это строго между нами, договорились? – Она умолкла, ожидая, пока Бенни посмотрит ей в глаза, затем повторила с нажимом: – Между нами.

– Да, само собой. – Казалось, его потрясло уже одно то, что сестра вообще согласилась ответить на вопрос.

– Так, говорю быстро, повторять не буду. – Анна подалась вперед. – В общем, в феврале я забеременела, сделала аборт и только потом сообщила об этом Джошу. Знала, что он будет долго мяться с решением, поэтому сама все решила и сама разобралась. Но когда Джош об этом узнал, то ужасно разозлился, буквально рвал и метал.

Бенни медленно откинулся на спинку стула. Анна опять оглянулась – Кристофера в поле зрения не было. Она допила остатки вина из бокала Бенни и продолжила:

– Он сорвался на меня, высказал все, что, по-видимому, скопилось в нем за годы, но, честно говоря, звучало это нелепо. В какой-то момент он вскочил с дивана – мы были у него – и шарахнулся от меня, как будто испугался, и такой говорит: «Анна, в тебе есть тьма». Ей-богу, так и сказал! Я расхохоталась – ну как тут не расхохотаться, верно? Сколько драмы! И так на него похоже. Вот и все. Я совершила непростительный поступок. То есть непростителен был не аборт, а мой смех! И знаешь что? У меня просто камень с души свалился. Наверное, мне уже давно хотелось посмеяться над Джошем.

Анна почесала щиколотку. На ногте осталась кровь.

Усевшись на свое место, Кристофер похлопал Бенни по колену.

– Все в порядке, Бен? Животик не болит?

Анна, возбужденная пересказом истории своего разрыва, чуть снова не рассмеялась, услышав, как один взрослый мужчина называет желудок другого взрослого мужчины «животиком», однако в этот момент девушка принесла белое вино второго вида, сопроводив подачу коротким пояснением. Анна постаралась перевести ее слова как можно точнее и была вознаграждена одобрительным molto bene и игривым подмигиванием, после чего решила, что молодая итальянка определенно с ней флиртует.

И это вовсе не самонадеянное предположение. В Анне действительно было нечто такое – необъяснимая притягательность, искупавшая недостатки внешности. Анна в достаточной мере любила себя и радовалась тому, что люди к ней тянутся, однако была не настолько эгоистична, чтобы копаться в причинах этого явления.

Какие бы таинственные силы ей ни помогали, проблем с поиском сексуальных партнеров Анна никогда не имела. Просто после Джоша ей ничего не хотелось. Секс с ним стал до того унылым, что даже сейчас мысль о новом свидании вгоняла ее в тоску: усилий много, а результат того не стоит.

Тем не менее флиртовать ей по-прежнему нравилось, и поиска потенциальных любовников Анна не прекращала, только теперь он превратился в безобидную забаву. Анна будет и дальше строить из себя кокетливую монахиню – столько, сколько получится. Сегодняшний сон, однако, не способствовал этому намерению, поэтому твердо обещать она ничего не могла. Хотя нет, не на семейном отдыхе. Этот урок она усвоила накрепко.

– Так когда ждать? – Язык у Кристофера немного заплетался.

Бенни растерянно обернулся, но взгляд Кристофера был прикован к Анне. Она пожала плечами, готовая к любому повороту:

– Ждать чего?

– Когда рванет.

Вино во рту у Анны превратилось в уксус. Она сумела удержать на лице расслабленную отпускную улыбку.

– У меня рванет? По моей вине произойдет катастрофа?

Кристофер с ухмылкой растянулся на стуле.

– Бенни сказал, шансы пятьдесят на пятьдесят.

– Я такого не говорил, – возразил Бенни. Едва слышно.

– Сказал, если случится какое-нибудь дерьмо, то со стопроцентной вероятностью это будет твоей заслугой.

Анна допила вино.

– Пятьдесят на пятьдесят – как-то многовато.

– Я совсем, совсем не то говорил, – пробормотал Бенни, пряча глаза и тем самым лишь подтверждая, что бойфренд процитировал его почти дословно.

– Не терпится посмотреть, что же ты отколешь! – Кристофер поднял тост. – Часть турпакета. Вилла, бассейн, развлечения – так ты мне это преподнес, милый, и не отпирайся.

– Сделаю все возможное, чтобы ты не зря потратился на перелет, – пообещала Анна тоже чуть заплетающимся языком. Подняв свой – опустевший – бокал, она чокнулась с Кристофером. Стекло клацнуло о стекло, и от этого звука у нее заныли зубы. – Не хотелось бы разочаровывать публику.

– Анна… – вмешался Бенни.

Она взглянула на брата. Продолжение будет? Нет, очевидно, это все, что Бенни хотел сказать. Он посмотрел поверх ее головы на приближающуюся официантку и с энтузиазмом переключился на следующую подачу вина. Анна не удивилась. Извиняться прямым текстом – признавать эпизодические нарушения святости – не в характере Бенни.

Тему потенциальной катастрофы на время замяли, и финальная часть дегустации прошла в унылом алкогольном тумане. Если верить Кристоферу, оба сорта красного обладали сложным вкусом, хотя и не таким многогранным, как калифорнийский зинфандель. Жара постепенно усиливалась, ветерок прилег вздремнуть – как там по-итальянски будет «сиеста», un riposo? – а Кристофер взялся развлекать компанию историями о том, как подростком проводил летние каникулы в Монтоке. К тому времени, когда все трое, нагруженные бутылками, уселись в машину, его рассказы благополучно выветрились из памяти Анны.

Кристофер, казалось, даже не захмелел – в конце концов, дегустационные порции были небольшими, – а вот Анне с ее скромным весом, да еще не евшей с утра, вино непривычно ударило в голову. На обратном пути Италия, точно сменяющиеся узоры калейдоскопа, мелькала у нее перед глазами, вызывая тошноту.

Подъехав к вилле, Анна непроизвольно вскинула глаза на башню – шевельнутся ли снова шторы в окне? Нет. Шторы исчезли. Как и само окно. Остался лишь прямоугольный контур. С этой стороны окно тоже было заложено кирпичом. Но ведь Анна его видела! Точно видела. Она пошатнулась – оттого, что слишком долго смотрела вверх, закружилась голова. Несколько раз моргнула, чтобы восстановить четкость зрения. Поняла, что пора подкрепиться.

Все десять бутылок, купленных на винодельне, Кристофер унес к себе в комнату, видимо, желая припрятать их в своем драконьем логове.

– Когда будем выезжать в Лукку? – спросил Бенни, уперев руки в кухонный стол, за которым Анна готовила себе сэндвич.

Только закончив нарезать помидор, она сообразила, что брат обращается к ней. Она опустила нож.

– Хочешь с ними встретиться?

– Ну да. – Бенни недовольно прищурился. – И город посмотреть.

– Езжайте вдвоем. – Анна доделала сэндвич, откусила кусок и с набитым ртом добавила: – Я сегодня побуду дома. Займусь подготовкой катастрофы.

– В самом деле, Анна! – Бенни устало потер висок. – Уже сейчас начинаешь?

– Что я начинаю?

Она выбрала в вазе нектарин – такой, как нужно, идеально спелый. Вонзила зубы в мякоть и почувствовала, как по подбородку побежали струйки сока.

– Это семейная поездка, – сказал Бенни. – И я знаю…

– Двенадцать лет прошло! – Анна с резким стуком опустила тарелку на стол. – Слышать больше не могу об этом!

Бенни вздрогнул, как от пощечины.

Из спальни вышел Кристофер, переодевшийся в свежую тенниску.

– Ну что, едем? – осведомился он.

– Развлекайтесь, голубки. Встретимся перед ужином или около того. – Анна запихала в рот остатки сэндвича и, прихватив альбом по архитектуре, двинулась через пристройку. – Вечером у нас по плану ristorante^[9] в Монтеперсо, так? – уточнила она у Бенни.

Но он уже ушел.

Задний двор раскалился на жаре. Кипя от злости, Анна села. Они никогда не простят ей того случая на Хилтон-Хед-Айленде. А, собственно, что такого ужасного она натворила? Пошла выпить с сестрой. Пофлиртовала с девушкой за барной стойкой. Проводила сестру до дома, вернулась в бар, дождалась, пока барменша закончит работу, и вместе с новой подружкой отправилась в ее квартирку у моря. Провела там ночь. И что?

Ну хорошо, Анна признавала, что не до конца все продумала. Следовало иметь в виду, что, как бы подробно она ни изложила сестре свой план на остаток вечера и ночь, с утра та будет маяться похмельем и ни черта не вспомнит. Следовало иметь в виду, что Николь – страшная ретроградка, а мать, как губка, впитывает и распространяет панику. Что это вполне в их духе – объявить Анну в розыск и поставить на уши весь гребаный курорт. И что никогда не стоит надеяться на Бенни.

А когда ближе к вечеру она возвратилась домой и обнаружила у бассейна не только всю семейку Пэйсов, бьющихся в коллективной истерике, но и спасателей вместе с добровольной поисковой командой, ей, пожалуй, не следовало радостно сообщать: «Все в порядке! Я была с девчонкой из гавайского бара!»

Вскоре отец продал ту квартиру.

Слушайте, ей тогда было двадцать два. Разве этим все не объясняется? Нет, даже сейчас родственнички поглядывают на нее с опаской, как будто в тридцать четыре Анна по-прежнему только и ищет обходные пути, чтобы опозорить семью.

Кто дал им право так с ней обращаться? Осуждать ее. Анна с такой силой вцепилась в каменную балюстраду, что едва не сорвала ногти. Бесконечные мелкие нападки и унижения, которым она подвергалась всю жизнь, гудели в груди, точно растревоженный улей. Она испытывала непреодолимое желание что-нибудь расколотить, испортить. Испортить жизнь им, им всем, свершить заслуженную месть, нанести…

Со стороны переднего двора донесся хруст колес по гравию – арендованный автомобиль Бенни выехал с виллы. Звук заставил Анну отшатнуться от балюстрады. Она опустила взгляд на покрасневшие кончики пальцев и изумленно хохотнула. Ярость, охватившая ее минутой раньше, улетучилась, словно воздух из сдувшегося шарика.

Что это было? Это точно не она, не Анна. Или, во всяком случае, не та ее часть, которую она привыкла отождествлять с собой. Она вздрогнула, от озноба застучали зубы. Потом прошло и это.

Анна села на солнышке. Закрыла глаза, уняла колотящееся сердце и прислушалась к многоголосию звуков, сливающихся в песнь отрешения. Стрекот сверчков, лягушачье кваканье, шум ветра, редкие крики птиц, ее собственное дыхание и стук сердца. Ладно, пускай на вилле есть свои странности. Необъяснимые периоды холода, чудны́е звуки, движение там, где двигаться нечему, но, когда глядишь на этот великолепный пейзаж, эту первозданную чистоту, разве важны такие мелочи? Анну окружает покой. Отдых и нега. Здесь и сейчас, пока все остальные глазеют на достопримечательности.

По ее мнению, понятия «отдых» и «семья» прямо противоположны. Отдых требует безучастности. Чтобы отдыхать, необходимо отринуть повседневную суету. И потому Анна наслаждалась одиночеством, пока могла. Закинув ногу на ногу, она сквозь темные очки любовалась прекрасным видом и старательно гнала от себя коварную мысль о том, что если кроме тебя в доме есть кто-то еще, то одиночеством это уже не назовешь.

Пентименто

Анна вздремнула, поплавала, немного почитала, беря на заметку интересные места, которые хотела бы посетить в среду, во время поездки во Флоренцию, хотя, конечно, командовать парадом ей никто не даст. Она потянулась, ощутила мягкое прикосновение солнца к бледным бедрам, подумала, что надо бы нанести лосьон от загара, но поленилась. С холмов порой доносилось урчание сельскохозяйственной техники; издали, с дороги, – рокот случайного грузовика. Один раз Анна отчетливо расслышала за спиной произнесенное шепотом «Сальве!». Предположила, что на виллу неожиданно заглянул кто-то из местных, но – нет, видимо, это просто отголоски эха, гулявшего по долине. А в затылок вдруг дохнуло теплым ветерком. Да, лучше думать, что это ветерок.