Божана рассмеялась и вместе с ней я. Вспомнил, когда уже все было. Как же уютно, хорошо. Я дома!

Утром народ начал разбредаться, а все двери в доме были раскрыты настежь. Такое амбре стояло в помещении, что хоть топор вешай.

С Жадобой договорились, что тот пойдет во Владимир за товаром и с поручениями. Мне нужна была ткань, холопы, мастера, орудия труда. Особенно нужно было поговорить и пригласить стеклодувов, нужен был и оружейник. Глеб Всеславович наверняка занят, или не может реализовать обещанное, и нужно было самому крутиться. Если же мастеров приедет больше, это еще лучше – всем работа и прибыль будет.

В качестве товара, который повезет Жадоба были пять зеркал в богатой оправе. Одно продать должен был не меньше, чем за двадцать гривен, остальные по 60. Жгучий перец повезет. Попробует на продажу. Выращивать его я собираюсь, нужно определиться с конъектурой рынка. Повезет и десять килограммов сахара, который продавать по пять гривен за килограмм, но уменьшать цену, если брать не будут. Должны брать – это огромная редкость.

Потом я попросил Божану прийти с Юрием.

Как такового разговора с сыном убитого мной Вышемира, которого я уже считаю своим, не получилось. Ребенок кивал головой, отвечал односложно, но страха я не видел – была неуверенность. Когда я обнял и прижал его к себе он начал всхлипывать.

– Ты муж и невмесно сие, поедем поля смотреть? – спросил я и у Божаны и у сына.

Они кивнули, а Божана прямо просияла. Было видно, что ей приятно мое отношение к Юрию.

Поля порадовали. Посевы повсеместно всходили, старики говорили, что посадки рост дают очень хорошо и что, если природа и дальше даст, то урожай будет добрым. Мое эксперементальное поле выглядело стратегическим объектом. Вокруг делянок дежурили три отрока с плетьми. Дети пытались подглядеть, что же скрывается такого за плетнем. А Мышана отчитывала какую-то женщину, что та неправильно поняла и окучивать картошку нужно после того, как она даст больший, чем сейчас всход. На завтра решили уже высаживать саженцы капусты, а перец с томатами через неделю.

Люди видели нас троих и шептались. Я же, узнавая о свадьбах и рождении детей, передавал Юрию отсеченные от серебряных кун доли, и он торжественно, преисполненный гордостью вручал деньги людям, за что они благодарили и боярина и боярича и заступницу боярыню. Я примечал поведение Юрия и меня оно радовало. У парня явно была светлая голова и желание к познанию. Он внимательно слушал все отчеты крестьян, тихо, не отвлекая меня справшивал у Божаны интересующие, или не понятные вещи.

– Юрий, – обратился к парню после очередного вопроса его Божане. – ты молви мне, што потребно.

Вначале несмело, но постепенно поток вопросов возрастал. Мне пришлось набраться терпения, чтобы досконально ответить на все. Но я был доволен. Если парня не переклинит в подростковом возрасте по поводу природного отца – толк будет.

Строительство учебного центра так же спорилось, и подходил к концу основной этап становления материальной базы. Поставил заметку в блокнот, которых в схроне было с сотню, что необходимо уже задуматься о полосе препятствий, полигон и так строился, а еще тренажерный зал обустроить. Здание под него готово, нужно мастерить снаряды, плюс спортивную площадку с перекладинами, брусьями, скамьями для пресса, столбами для лазания и другое. Завтра вызову Никифора – он местный умелец – пусть займется.

Осмотрели и мельницу. Нужно запускать ее. Остатки после посевной зерна еще достаточные. И нужно натаскать персонал. Семью, которая будет ответственна за мельницу, уже выбрали. Толковая семья. И мужик работящий и жена его хваткая, да считать умеет. Дочь и два сына. Одному 16 лет и его я думаю забрать в учебный центр, второго же 14 лет можно спокойно приспособлять к работам. Первоначально они будут на небольшом окладе, пока работа на мельнице совмещается с сельским хозяйством, но потом думать будем. Мысль на долях мельницу держать. Пусть выплачивает мне ежемесячно часть своей доли, пока не выкупит.

Осмотрев все свое хозяйство и показав себя и свою семью, я понял, что сделано много, но очень мало и, отпустив семью, отправился на причал, где уже загружался Жадоба, чтобы еще одно распоряжение дать – строительные бригады.

Однако, когда вернулся домой. меня ждал сюрприз, который изрядно повеселил – ко мне приехали бригадиры двух артелей плотников и одна каменьщиков, которые возвращались с Новгорода и искали работу на лето. Посоветовал меня Войсил. И опять закрутилось. Послал за отцом Михаилом.

Пока служитель культа ехал ко мне, накормил руководителей артельщиков и расспросил что умеют. Оказалось, что каменщики и печи сложить сумеют и здания каменные.

Церковь каменная – не блажь, а статус и идеологическая обработка населения. При условии неголодной жизни, нормального отношения и наличия престижного культового сооружения – мое поместье райским казаться будет.

Я не только не потерял людей, но свободных смердов только прибавилось за мое отсутствие в походе. Я рад больше сободным людям. Холопы не столько нужны, сколько сильные свободные общинники. Причем поселили их на окраине моих земель, и они сами согласились на расчистку от леса земли. Успели они и отсадится, правда поздно, но, может, что и вырастет.

Слухи доходили, что некоторые и более знатные и умелые люди, которые сбежали в марийские земли, хотят вернуться на русскую землю, если их не будут преследовать. Среди них есть, как сказывал всезнающий Войсил больше двух десятков опытных ратных людей, которые сбежали из княжества после вокняжения в нем князя Юрия. Боялись они преследования за бесчинства, что творили ратники с людьми сегодняшнего князя на Липе и после нее. Большинство же ратников ушло к князю Мстиславу Киевскому Старому. Жаль, полягут они уже через пару недель на Калке. Их бы под мою руку. Но тогда уже вопрос об усилении Унжи станет критическим для князя, как бы каратели не пришли.

Интермедия 8

Три человека сидели в центре стального града Владимира. Сидели по-разному так, что перепутать статусы их было не возможно. На большом стуле с высоченной спинкой и подлокотниками восседал мужчина лет 35-40 с уже проступающей на весках сединой и властным видом. Он источал власть, но это не было самовлюбленностью, это был сам факт здесь и сейчас – он князь. А было время, когда он, будучи еще восемнадцати лет проявлял нетерпимость к людям и требовал беспрекословного подчинения. Говорят, что люди не меняются, но это не так. Условием изменения человека должны стать изменившиеся условия его жизни. Вот и он, проиграв битву за великое владимирское княжение под Липой в 1216 году изменился. Константин, победивший своего родича, не стал его убивать, а отнесся по-доброму и завещал престол во Владимире.

Рядом с этим побежденным, но не покоренным человеком сидел молодой мужчина. Это был сын умершего победителя на Липе – Василько Константинович. Молодой, рослый, с правильными чертами красивого лица, он уже в свои 14 лет отличался острым умом и прозорливостью. Уже с восьми лет этот юноша окунулся в пучину управления и интриг, но вышел из них без поражений. И, как ни странно, оба мужчины уважали друг друга и пресекали все козни вокруг чехарды с престолонаследием. Можно ли сказать, что они служили Руси? Наверное, нет, они служили Великому Владимирскому княжеству верой и правдой, как служили бы и другому княжеству, если волей судьбы сели бы на стол его.

На отдельном стуле, напротив этих мужчин сидел уже пожилой, но все еще в силе мужчина. Бесстрашный, заветно преданный князю, тому, умершему князю Константину. Он не побоялся преследования от Юрия за то, что был на Липе и внес свой вклад в разгром войск сегодняшнего князя, он остался служить вопреки, и был оценен. С него не требовали присяги, так как его дела показывали неподкупность и честность.

– Глеб Всеславович, рад видеть тя по здорову ли? – сказал Великий князь, но не поднялся со своего трона. – С чем пожаловал?

– Поздорову княже, – боярин встал и низко поклонился. – И ты, вижу в здравии и ты князь Роствский по здорову. Я пришел сказать, княже, что доведался я про татар и полоняник боярин татарский есть у меня.

– И што? Василько ужо выступает в поход за утро рано иде. А вести то какие? – спросил Великий князью

А Глеб Всеславович обратил внимание на сына своего друга и единственного князя. Похож, только еще краше отца своего.

– Не треба идти Мстиславам допомогать в рати. Побьют их, князь. Лаяться станут на первый дзен походу. У татар войско сильное и наряд крепкий. Воны восход покорили увесь, тако ж воны половцев сечь идуть, а не русичей. Токмо и на Русь придуть. Есть хан у них, якож и у половцев так зовется Джучи. Його улус – уся земля половцев, булгар и доля Руси, – Глеб Всеславович сделал паузу.

– И Великое Владимирское княжество? – просил князь Василько Ростовский.

– То не ведомо, токмо и мордва и мари и Рязань – то да, можа и мы, – отвечал Глеб Всеславович.

– Што нам до Рязани, вона и мы их жгли, токмо то мы, а то придуть и храмы порушать, то погано, – размышлял вслух Юрий.

– Што рабить то, дядька, Глеб, – спросил Василько.

Так он его называл, еще когда Глеб Всеславович помогал ему разобраться со всеми злопыхателями в Ростове, когда извести его хотели люди Юрия, который, вроде бы, и не был в курсе. Так он его науке воинской учил. Но здесь и сейчас. Зачем он это? Хочет на гнев княжеский навести?

– Молви, дядька, Глеб, – уже с некоторой усмешкой сказал Великий князь. Он понял причину небольшой заминки, но показал, что против такого тона и обращения ничего не имеет, важнее дела есть.

– Татары веды шукают, воны пойдут и зараз на княжества порубежные. Силы поглядят русские, якоже ратится лепей з нами. Велики поход буде токмо апосля погибели Булгарии, – продолжал Глеб Всеславович.

– То неможна. Булгары крепки в сече, – сказал Василько, который сталкивался с этим народом, и знает, что просто их не взять.

– У татар буде асьмнацать туменов, – сказал докладчик и увидев недоуменные взгляды. – Тумен – то тьма!

В тронном зале установилась тишина. Даже просто осознать такую цифру сложно, а это обученные ратники, их же кормить надо. Да, если бы на Руси можно было прокормить такую ораву воинов, разве не было бы их? Это практически в десять раз больше, чем смогли бы выставить Рязань, Муром, Владимир и Новгород Великий вместе. А может и на всей Руси больше двух туменов не найдется.

– То неможно, – прошептал Юрий, не верить Глебу он не мог, как и не хотел верить тому, что он говорит.

– Аще метают воны камни и огонь машинами, на том и грады жгут и берут, – подлил масла в огонь докладчик. – Нам рать потребно сберечь и готовать воев по сечи.

– Наши вои добрые, токмо мало их, – сказал Василько.

– Што аще порадееш? – спросил Великий князь.

– Треба спяшать на сечу, токмо не поспеть на яе. И слово твое князь и вои целы, – сказал Глеб Всеславович и недоуменно обвел глазами князей. Они потешались и переглядывались.

– Аз також змыслил и радел с Василько, аще отрок пойде з войском. Што отрок нерадивы, коли не зможа рать довести, – пояснил веселое настроение Великий князь.

Они уже давно договорились с Василько, что тот постарается не успеть войско довести до соединения с другими князьями. И именно он, четырнадцатилетний князь может ссылаться на молодость и неумелость свою.

Спорный конечно вопрос о неумелости, в походах Василько уже три года показывал выучку и умение.

– Також потреба у воях у нас. Треба звать тых, кто цел буде во Владимир, особливо былых ратников Константина, – сказал Глеб Всеславович и немного сжался. Эта часть предложений выглядела спорной. А ну как Юрий испугается силы, которая и сместить его может. И Великий князь посмотрел на Василько.

– Я крест табе целовал и Богам клятву дал, я и сыны мои под властью твоей обласканы и до веков, – торжественно произнес Василько Ростовский.