– Говорю ведь, не берет никого, не говорит ни с кем. У него тут еще кабинет, где преподает. Ни времени, ни сил у барина нет на вас, прохиндеев, – женщина отвернулась и вошла внутрь.

– Навредить ему собираются. И я знаю кто. Коли не сообщите, сами виноваты останетесь, из-за заносчивости своей, – прокричала я и добавила: – Я Елена! Дочь купца Степана Семеныча… – и я поняла, что фамилии своей я не знаю! – Тут недалеко, вверх по улице живу! Завтра нас из дома выгонят и не найдете меня.

Развернувшись, я приподняла надоевшую, путающуюся между тощими ножками юбку и зашагала к воротам. Мужики хохотали. Люди, проходившие по улице, останавливались, чтобы посмотреть, кто это орет.

Мне было плевать, потому что уже вторая моя жизнь рассыпалась прямо в моих руках, превращаясь в пепел.

– Господи, за что мне это все? Вот ты хоть намекни, в чем я провинилась? – я шагала по улице, как гренадер и совершенно не думала, что с этим телом не выгляжу грозно, скорее смешно. Думать о мелочах мне было просто некогда. Смеются? Отлично! Смех продлевает жизнь!

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – бубнила я.

Группки женщин, которых я обходила, даже не шептали мне в след, а просто говорили достаточно громко между собой, что я совсем сошла с ума после такого горя, свалившегося на мою семью. Но самое страшное было то, что на их взгляд я это тоже заслужила, поскольку дети отвечают за ошибки родителей.

К дому я подошла доведенной до кипения. Заглянула в лавку, где Федор складывал в огромный холщевый мешок клубки веревки и бечевы.

– Управились, Елена Степановна. Наталья-то пришла и вас искала. Будем чего возить из дома-то? – поинтересовался мужчина, внимательно всматриваясь в мое лицо.

– Будем, Федор. Все увезем, что успеем. Матушка не вставала?

– Наталья из окна мне помаячила, что спит.

– Вот и хорошо. Начнем со столовой. Посуду переложим тряпками. А в телеге ее на одежду погрузим, чтоб не перебить сервизы. В нашем хозяйстве сейчас и пулемет – скотина.

– Хто?

– Скотина-то? Корова с рогами! Знаешь? Нам сейчас любая рухлядь дорога. Поднимайся через полчаса, только скажи мужикам, чтобы не орали.

Натальей оказалась молоденькая дочка Федора. Округлая, но не толстая. Чуть выступающий животик намекал о четырех – пяти месяцах. На полных плохо заметно до этого срока. Но видно, что она не лежала ни дня своего интересного положения. Крутилась Наталья, как веретено. Пока меня не было, споро вытащила из шкафа матушкиного шубу, платья и уже сворачивала их в простыни.

– Идем сюда, – шепотом позвала я женщину, и она заулыбалась. Я поняла, что она меня знает.

– Елена Степанна, милая вы наша, я молилась за тебя ежевечерне…

– Наталья, потом будем говорить. А сейчас смотри… – я обрисовала план работы и отправилась к своему шкафу. Забрать я планировала все. Но что-то нужно было отправить сейчас, чтобы не волочь потом на себе. Как говорится: «пока чешется, надо чесать».

И почему я так свято уверилась, что Вересов возьмет меня? Неужели хотела рассказать, что я из будущего? И чего? Что я ему расскажу? Что у нас там телевизоры, интернет и Юрий Гагарин совершил первый полет в космос?

Как быстро здесь отвозят на «гафуровские дачи»? Тут ведь не наше время: говорить с тобой психологи не будут. Ноги в ванну, ток врубят, если его уже придумали, и трясись, наслаждайся, пока вся дурь из головы не выйдет. Знаем, видели в кино такие процедуры. Может и выдумка, но проверять точно не стоит.

– Или я ему про рассаду свою расскажу? И что с ней? Я знаю о рассаде ровно то, что написано на упаковке. И то только пока читаю, – за этим бормотанием меня и застала проснувшаяся матушка.

– Еленушка, милая, тебе лежать надо, – она прошла и села на мою кровать, на которой валялось все, чем был ранее начинен царь-шкаф.

– Я в порядке. Главное есть сейчас, чтобы силы были. Завтра тетка приедет, остальное все решим…

– Я помню, что ты сказала. Только страшно мне оттого, что ты делаешь. Боязно, что голову повредила-таки.

– Матушка, не повредила, так… чутка запамятовала, что к чему. Но я по чуть уже и Федора, и дочку его Наталью вспомнила, – я указала на окно, – и Софьюшку тоже!

– Вот и хорошо. Только ты никогда и ножа в руках не держала, деточка, – она рыскала взглядом по моему лицу, видимо, ища какие-то особенные черты, присущие сумасшедшему. Или хотела встретиться со мной глазами, но я кидалась то к шкафу, то к комодам.

– Знаешь, я как-то читала в одной книге про графа Калиостро! Так вот, он вводил людей в сон. И пока они спали, говорил им, что они умеют, допустим, шить. Эти люди просыпались и начинали шить. День шьют, ночь шьют, и самое-то главное: остановиться не могут: так им это нравится… – я тараторила без умолку, привнося в этот мир несусветную «дичь», частично услышанную где-то, частично только что придуманную. Мать то хваталась за щеки, то закрывала ладонью рот от изумления.

В общем, примерно через час я убедила ее, что это Бог меня ведет своею рукой. Потому что чертям в наш дом хода нет – матушка Агафья наш лучший защитник от всего, что касается нечисти. А раз дал мне Бог силы и умения, то про них шибко трепаться не стоит, а то поедем далеко и надолго.

Подняв голову, я повернулась к двери и увидела в проеме белое, как саван, лицо Натальи.

– Еле-ена Степанна, я тоже никому не скажу. Вот чудеса-то, тайна Божия! – шептала Наталья и крестилась.

Это в мои планы не входило, но времени на запугивание темной, хоть и городской жительницы у меня не было. Да и судя по тому, что она ходила потом за мной и канючила еще рассказать про «графа Козий Остров», кроме любопытства в девке ничего не было. Уж точно не злая и не навредит.

Глава 9

Игуменья прибыла к нам рано. Как только рассвело, закрытая наглухо карета остановилась возле дома. Хорошо поставленный приказной тон моей тетки даже не указывал. Она повелевала. Велела открыть ворота и въехать во двор.

Этим утром я уделила своему внешнему виду больше времени: нагрела воду и помылась сама, как могла, высушила волосы, уложила в прическу. Труда это не составило, потому что волнистые волосы выглядели опрятно, даже если их просто собрать шпильками на затылке.

Перебирая накануне вещи, я нашла чулки, сорочки и прочие «прелести» дамского гардероба этого времени. В отличие от матушкиных вещей, отправленных на подворье, свои вещи я собрала сама. Включая одно из самых нарядных платьев: из шелка нежного зеленого оттенка с тонким кружевом. Оно было не ношеное ни разу. Видимо, планировалось для моего сватовства.

Шляпки тоже имелись, и я не торопилась ими пользоваться, потому что надо было разобраться, какую когда надевать. Некоторые были из того же материала, что и платья. И тут сомнений не возникало.

Наученная когда-то дочкой, я просто положила их одно на другое, сверху разложила белье и закатала все это в разноцветный «ролл». Оставалось только упаковать его в покрывало, перевязать бечевой. Я думала, что соберется настоящая гора из вещей. Теперь же я имела небольшой «ковер» в рулоне, горку шляпных коробок, мешок с обувью и дорожный саквояж.

При желании я могла все это перенести сама.

Одевшись, я встретила Наталью и уточнила: нет ли сейчас поста? И  подготовила к приезду игуменьи что-то вроде шарлотки: распарила сушеные яблоки, как смогла, взбила яйца и испекла в остывающей печурке. Цвет вышел не очень красивый: высокую температуру нельзя было регулировать. Но на глаза попалась каменная ступка, в которой перетерла сахар до пудры и посыпала пирог.

– Матушка Агафья, позавтракайте с нами. А потом все обсудим. Это я за вами послала, – я пригласила ее в столовую, где мать, обалдевшая на этот раз от пирога, уже сидела за столом.

Наталья тоже пришла рано и суетилась, заваривая чай. Ругала она меня за то, что посуду всю увезли. И такую гостью принимаем с обычными щербатыми кружками.

– Кто решил вещи перевезти? – съев пару ложек пирога, монахиня долгое время тянула горячий чай из блюдца и рассматривала нас, словно хотела увидеть что-то новое. Или просто оценивала наше состояние.

– Еленушка собрала все с Натальей. Я задремала днем, а вечером только и встала чаю попить, да снова заснула. А сегодня встала рано, а она вот… одета уже… И пирог, – Марии будто неудобно было за «такую» дочь.

– Чего звала, Елена? Я бы завтра и так за вами приехала! – Агафья посмотрела на меня, а мне показалось, что меня просвечивает аппарат МРТ.

– Хотела сказать, что я не поеду на подворье, матушка. В городе останусь. Вас с матушкой провожу, а сама работу поищу. Руки, ноги есть, голова на месте. А к вам в гости приезжать стану, – я не отпрашивалась. Я доводила до сведения. И надеялась, что это сработает.

– А жить где будешь? – в голосе Агафьи не было и намека на издевку или недоверие. Мы говорили, как два взрослых человека.

– Дак… у нас пока может остаться. У батюшки. Я как замуж вышла, они без меня места себе не находют! – голос Натальи прозвучал так уверенно, будто мы с ней это уже обсуждали. – Братья-то малы еще, а матушке по дому никто не помогает. Да и без помощи… хоть поговорить будет с кем. А то я на другом конце города живу и времени к ним зайти никак не найду.

– К Федору можно, это правда. А делать ты что будешь? – Агафья явно чувствовала себя сейчас главой семьи. Но я и не боролась за это место. Если бы не такая заступница, я даже не представляю, куда бы мы пошли и что бы нас ожидало.

Вдруг в голове мелькнула мысль, что никогда в жизни у меня не было такой поддержки. Такого человека, к которому можно прийти в любом случае: и с головой покаянной, и за советом. И найти помощь, заботу и, главное, утешение!

– Я осмотрюсь, придумаю что-нибудь, матушка Агафья. А коли не получится, сразу к вам. Дай мне шанс, – спокойно и уверенно сказала я.

– Две недели. Я денег дам Федору за твое проживание и содержание. Через две недели приеду. Коли мне чего не понравится, заберу тебя. Уговор есть уговор. Так решим? – начала она фразу хмурой и даже грозной, а закончила с улыбкой. Только сейчас поняла, что женщина с юмором и специально жути нагоняла: смотрела, как я отреагирую.

– Да, договорились! – ответила я и не удержалась, поднялась из-за стола и обняла Агафью. По глазам видела, что она меня любит не меньше матери.

– А как это она одна, Агафьюшка? Как она одна-то тут, в городе? – мать принялась было снова выть. Но игуменья глянула на нее, и та притихла.

– Я сегодня у вас задержусь, пока мебель продаете. А то вдруг и спать не на чем будет! Заберу тебя, Мария, к Федору заедем, поговорим о Елене.

И повернулась ко мне:

– Ну всё, иди. Вижу, не сидится тебе на месте, – монахиня отстранилась от моих объятий и указала на двери. Видимо, был у нее с матушкой свой разговор.

Наталья выручила меня совершенно неожиданно – это первое. Второе – у нее хороший слух и запредельное любопытство. Из этого можно сделать один вывод: надо быть внимательнее к тому, что говорю и как себя веду. Ладно, граф «Козий остров». Она могла и чего другого от меня наслушаться.

С мебелью получилось смешно: с разницей в час прибыли две купчихи. И пожелания их совпали на мебели из гостиной и этих чертовых шкафах.

– Я приехала раньше, а значит, я первая должна выбрать, – голосила одна.

– Я постарше, да и муж у меня рангом повыше, – орала вторая.

И хорошо, что весь сыр-бор происходил в доме. Иначе зевак, притормаживающих на ор из наших окон, было бы куда больше.

«Не знаю, что там за ранги у купцов, но бабы богатых мужей, похоже, и в этом, и в моем прежнем времени очень похожи. Здесь шкафы, а там сумки известных брендов.», – подумала я и вышла из-за спины Марии.

– Кто больше даст, тому и продадим гостиную и шкафы, – выпалила я и незаметно взяла ладонь матушки в свою. Когда я подвела ее к Агафье, восседавшей на диване из этого самого гарнитура, монахиня чуть заметно улыбалась.