В двух милях от Предрассветного состав закончил карабкаться на крутую возвышенность и повернул на юг. В окнах, направленных на восток, раскинулось море.

Просидевшая всё оставшееся время в тамбуре, чтобы сойти с поезда первой, Агния сделала робкий шажок вперёд и прикоснулась носом к стеклу.

Море ворочалось под серым небом. Гоняло туда-сюда редкие гребешки, растворяя их в собственной глади, не давая жить дольше нескольких минут. Вдали от берега ползали рыбацкие баркасы, собирали ежедневный улов.

Непосвящённому взгляду море везде одинаковое. Оно меняется от погоды, не от места. Но Агнии иногда казалось, что родной дом ей – вовсе не Предрассветный, а воды близ города. Рассветный залив, Рыбацкая гавань и та часть вольной стихии, что простирается до границы, за которой тонкая полоска берега растворяется в дали, за которой уже отыскать себя можно лишь по компасу. И звёздам. Маленьким ребёнком, слишком маленьким, чтобы отец мог брать её с собой в плавания, она сбегала из-под присмотра дяди Хунда и упрашивала рыбаков из пригорода взять её на баркас. Она знала здесь каждый подводный камень, каждую коварную отмель. Она была уверена, что даже сейчас, из окошка несущегося поезда, может безошибочно на глаз определить точные границы Зелёных Когтей – опаснейшего участка невидимых банок, на которых многие самоуверенные гости без лоцманов дырявили свои суда. Иногда, если рыбная ловля затягивалась до вечера, она сидела на палубе, любуясь, как сумрак затягивает открытое море, и мечтала однажды отправиться туда. За горизонт.

Состав тряхнуло, и Агнию вернуло в реальность. Из коридора в тамбур начали протискиваться выходящие с тюками. На побережье появились первые дома Предрассветного.

Когда машинист завёл поезд на отдельную платформу вокзала и повернул красные вентили, перекрыв паровые трубы, ещё не пробило и девяти утра. Но на соседних с пассажирским полустанком, грузовых путях уже вовсю кипела жизнь. Рабочие цепочками грузили по товарным вагонам тяжёлые мешки с зерном и ящики со спиртным. Предрассветный служил важным торговым портом, в который стекалось закупаемое продовольствие. Ряд товарняков с монструозными локомотивами уже стояли полностью загруженные и только ждали сигнала, чтобы сорваться с мест. Но сигнал не приходил. Кочегары бастовали, и топить машины было некому.

Ранний пассажирский распахнул двери – и немногочисленные встречающие увидели, как незнакомка в пальто первой соскочила на плитку.

Снова бег! Отдых в поезде и родное море придали ей новых сил. Агнии показалось, что она преодолела здание вокзала в два прыжка.

На Утренней площади этим утром почти не оказалось извозчиков. Проносясь мимо памятника князю-основателю города, морячка на ходу вытащила из чемодана кошелёк. Деньги заканчивались. Оставшиеся купюры девушка сгребла, крепко сжала в кулаке.

– На Третью Огородную, дом номер девять. Получите всё здесь, если домчите как можно быстрее!

Дремавший извозчик подпрыгнул на козлах и схватился за вожжи.

На улицах было неспокойно. Отовсюду то и дело доносились окрики полицейских, вскрики, иногда звон стекла. Повозка мчалась вперёд, разгоняя прохожих свистком, и мимо Агнии рваными сценами мелькала суматоха. Вот разъярённая группа пьяниц пинает ногами незадачливого собутыльника. Вот компания подростков в рваных штанах: влезли на фонарь и вглядываются куда-то поверх людских голов. На перекрёстке им пришлось пропустить колонну конной полиции. Возница сделал было попытку проскочить перед ними, но лейтенант жандармов – здоровенный детина с рыжими усищами и бешеным взглядом – пальнул в небеса из револьвера, напугав лошадей в упряжке. Пока кавалькада гарцевала по направлению к пристаням, Агния вдруг только теперь вспомнила про кризис. Юнк Торчсон, Августейшее Лицо, на днях вложил половину своего состояния не в те бумаги и фактически потерял его. А состояние такого человека, как Торчсон, – это земли, заводы, товары и люди по всей стране.

На главную площадь им выехать не удалось. Толпы возмущённых штурмовали здание банка. Полицейское оцепление с трудом сдерживало горожан, пока клерк с рупором в руках бегал туда-сюда по ступеням банковского портика и увещевал:

– Граждане, пожалуйста, разойдитесь! Банк просто временно приостанавливает свою работу! Все ваши вклады в безопасности! Пожалуйста, разойдитесь, вы нарушаете уличный распорядок! Вы задавите людей…

Но вот центр позади. Колёса соскочили с мостовой на влажную землю. Когда повозка свернула на Первую Огородную, Агния в наступившей тишине явственно расслышала бешеный стук собственного сердца.

Перед домом номер девять стояли люди. Тридцать матросов из нынешнего экипажа «Косатки», соседи да проходившие мимо зеваки. Между матросами не было обычных пересудов и смешков. Они молча взирали на уютный безмолвствующий домик, некоторые уже стянули фуражки. Во всеобщей тишине особенно громко кричал горлан, прилетевший на крышу. Многие из моряков переминались с ноги на ногу, но никто не садился на землю или крыльцо, не порывался уйти. Все шумно дышали и ждали.

Вдруг к матросам подкатила повозка. Лошадиные копыта подняли облако пыли. Когда оно рассеялось, глазам народа предстала худая девушка, совсем девчонка, сующая не глядя деньги извозчику. Большинство моряков удивлённо переглянулись. Осведомлённые принялись разъяснять товарищам:

– Это дочка капитанская. Из столицы вернулась. Пропусти её, пропусти.

Разъясняли шёпотом, на ухо, повысить голос до обычной речи не решался никто.

Агния бочком протиснулась через толпу. Но перед крыльцом её будто схватили за горло. Здесь совсем ничего не изменилось. Старые деревянные стены, все в трещинках, родной невысокий забор. В саду шуршали ивы. Резные перила, которые выстрогала давным-давно ещё покойная мать. Покойная…

Третья ступенька, как обычно, скрипела. На окнах покачивались всё те же ставни. Только сами окна плотно-плотно занавесили изнутри.

Отец умер.

Ей страшно захотелось убежать. Сбежать от дома прочь, кинуться в канаву и… проснуться. Проснуться далеко отсюда, с тяжёлым похмельем, но зато с живым папой.

Она подавила в себе это и приоткрыла входную дверь.

За длинным коридором, за тяжёлой дубовой дверью находилась отцовская спальня.

В спальне стояли двое. Высокий лоб, щетинистый, нескладный, с бакенбардами, мял в руках новенькую шляпу-котелок. Другой, врач в белом халате, отошёл к комоду, на котором лежали медицинские принадлежности, и сосредоточенно выжимал воду из тряпочки. Услышав скрип, оба повернулись и застыли, в немом удивлении взирая на вошедшую.

Агния осторожно закрыла за собой дверь. Кровать отгородили больничными занавесками. И все занавеси огромными бурыми пятнами пропитала кровь. Стоявшие у комода тазики были до краёв заполнены кровью.

Несчастную дочь охватил тошнотворный ужас. Этого не могло быть. Это было слишком чудовищно, чтобы оказаться правдой. Красная Смерть. Жестокая тропическая лихорадка, открывающая по телу человека поры, через которые вытекает вся без остатка кровь. Редкий кошмар, убивающий в считаные дни. Болезнь, отнявшая у неё ещё в младенчестве маму, теперь добралась и до папы…

Стены вокруг поплыли. Она пошатнулась, но тут Грэхем, отбросив котелок, метнулся к ней и ухватил, помог устоять на ногах.

– Агния! Боже! Джек… он ещё живой!

С обратной стороны занавески нечто заставило её слабо качнуться.

Нетвёрдой поступью, поддерживаемая Грэхемом, Агния приблизилась к постели, рухнула на колени рядом с умирающим.

Матрас весь сочился кровавыми каплями. В съёжившемся крохотном тельце почти невозможно было узнать прежнего могучего и громогласного капитана Джека. Кожа его сморщилась, как кожура на испорченном фрукте, и сквозь неё страшно просвечивала сеть разбухших сосудов. Отвисшая челюсть и выпученные глаза придавали больному сходство с мумифицированным трупом.

Дрожащими руками Агния потянулась к отцовским пальцам. Те чуть шевельнулись.

– Дочь… дочь… ты…?

– Я, отец! Я здесь, с тобой!

Справа подлез доктор, смочил лоб больному тряпочкой с холодной водой:

– Это не бред. Это правда, она.

Джек Синимия медленно повернул обескровленное лицо к дочке.

– Как… как…

– Что? Что, папа?

Вялые губы никак не могли сформулировать вопрос. Агния подалась вперёд, нагнулась к отцу почти вплотную.

– Как… эк…замен…

– Вот!

Агния выхватила из чемодана сертификат, поднесла его к самому лицу отца. Отчаяние пронзило её, когда она не увидела в его глазах понимания.

– Я всё изучила! Первый ранг! Слышишь?!

Правый глаз Джека Синимии дёрнулся.

– Первый… молодец…

Агнии показалось, что это она, а не отец, срывается в бездну. Похолодевшие пальцы её вцепились в иссохшую руку.

– Не надо, папа… не умирай!

– Слушай. – Из последних сил Джек приподнялся на подушках. – Все бумаги… в жестяном сейфе. Завещание… там же. Всё… тебе…

– Нет, папа! Нет!

Но с губ капитана уже слетало последнее дыхание.

– Сдаю… судно… не в лучшее… время…

И, прежде чем сердце Джека Синимии остановилось, пальцы его успели сомкнуться на дочкиной ладони. В прощальной, бессильной попытке поддержать.

За тучами утробно зарокотало.

Первые прохладные капли небесной влаги коснулись матросских голов. Некоторые из них поспешили напялить фуражки обратно, в ожидании ливня. Но тут в глубине дома послышались шаги.

Толпа ожила, встрепенулась к зданию. Внутри отперли дверь, и Грэхем с доктором Бурахом фактически вывели Агнию к команде. Девушка сама была ни жива ни мертва, взгляд её метался с одного лица на другое. Моряки же сгрудились перед крыльцом, встали на цыпочки, вытянули шеи. Все ждали, что скажет последняя из семьи Синимия.

– Капитан…

Голос Агни сорвался. Как рвётся старая струна на гитаре. Ей пришлось вцепиться пальцами в перила и глубоко вдохнуть.

– Капитан Джек Синимия пустил якорь.

Мгновение. Затем зашуршали снимаемые фуражки, и по матросским рядам нестройным хором понеслось:

– Вечная гавань.

– Вечная гавань.

– Вечная гавань.

Соседи вторили традиционному прощанию. Дождь припустил с новой силой. Агнию уже откровенно трясло.

«Пожалуйста, пусть они разойдутся, пусть они все уйдут».

Толпа начала расходиться. Многие, продолжая сжимать шапки в руках, побрели прочь. Но довольно большая группа матросов нахлобучила фуражки обратно и попыталась взбежать на крыльцо к Агнии. Они наперебой загалдели о деньгах и выплатах. В их нервном гомоне разобрать что-либо было решительно невозможно. Агния отшатнулась от подчинённых, вжалась в стенку и умоляюще взглянула на Грэхема. Тот грозно нахмурился и сделал шаг вперёд, отгоняя просителей от девушки.

– Внимание! – Старший помощник нарочно повысил голос, чтобы его услышало как можно больше народу. – Выплаты будут произведены завтра в 11:30 в семейном кабинете. Как и всегда. Каждый получит причитающуюся ему зарплату, согласно подписанным договорам. Сегодня же дочь капитана, по обычаю, будет его хоронить. Не беспокойте её!

Основная масса матросов согласно закивала. Сомневающимся пришлось довольствоваться словами Грэхема и удалиться.

Когда троица осталась в коридоре одна, Грэхем протянул руку к Агнии, желая успокоить, сказать ободряющие слова. Но та отшатнулась от старого друга.

– Минуту. Дайте мне всего одну минуту, пожалуйста.

Дрожа как лист, она нащупала ручку двери, юркнула в свою комнату, задёрнула щеколду. Ноги окончательно отказали, и Агния Синимия, капитан первого ранга, рухнула на пол, вцепившись руками в голову. Ни слезинки не катилось из её глаз, но всё тело корчилось от беззвучных рыданий, и невыносимая тоска рвала на клочки душу. Часы на стене успели оттикать полчаса, прежде чем безутешная дочь нашла в себе силы подняться с пола.