– Ну да, ну да… самый умный, б*я, – хмыкнул главарь, и в его голосе слышался яд. – А браслеты? У нас на ногах эти чёртовы браслеты! Так что пошёл ты нах** со своими объединениями. Мы вас отсюда выкурим и будем убивать медленно, по одному. Но вообще-то у вас есть выбор: выйти сейчас, сдаться, и тогда смерть ваша будет быстрой. Обещаю…

Теперь он не скрывал своей злобы, не играл словами, не вспоминал больше про гостей.

– А пошёл ты нах** сам со своим предложением! – крикнул я в ответ, чувствуя, как кровь приливает к вискам. – Пока вы будете нас выкуривать, мы вас всех перебьём, по одному насадим на колья! Как твоих дружков – они уже не встанут!

Я не видел его лица, но слышал, как он заскрипел зубами. Или, может, это ружьё скрежетнуло о камень – неважно. Я отчётливо чувствовал его злость, ярость и бессилие достать нас здесь и сейчас.

* * *

Док сидел в кресле в домике Рихарда, развалившись по-хозяйски. Курил прямо в помещении, пепел стряхивал на пол, будто специально показывал, что ему на всё плевать. Взял телефон, набрал номер.

– Привет, босс, – сказал он, выпуская дым в потолок. – Я на месте, вникаю в дела.

– Докладывай, – коротко ответил Инженер.

– Эта Линда… та ещё сучка, – хмыкнул Док. – Непростой человечек, но впрочем, ты и сам знаешь.

– Конкретнее, – проговорил Инженер, явно раздражаясь.

– Не знаю… решать, конечно, тебе. Я знаю, что вы там… мутили с ней и всё такое…

– А это не твоё дело, – резко оборвал его Инженер.

– Ладно-ладно, не лезу, – поднял руку Док, усмехнувшись. – Мне кажется, что она что-то темнит. Мутит.

– Для этого я тебя туда и послал, – сказал Инженер. – Чтобы ты взял всё в свои руки и приглядывал за ней.

– Ну да… – протянул Док. – Но пока всё идёт, вроде как, ничего. Группу «А» загнали в пещеру, группа «Б» их осаждает. Трансляция идёт с дронов. Твои толстосумые клиенты, думаю, будут визжать от радости от такого драйва, зрелища. А за Линдой я наблюдаю.

– Наблюдай, – подтвердил Инженер, помолчал, а потом добавил, и при этом голос его дрогнул: – И вот что: как только всё закончится, ты её уволишь… От моего имени.

– Да без базара, шеф.

Док не сделал ни малейшей паузы перед этим ответом.

– Док, – голос Инженера стал жёстким, – заканчивай свои гопнические замашки. Отвечай нормально.

– Как скажешь, босс, – ухмыльнулся Док. – Будет исполнено.

– Если что – звони, – сказал Инженер. – До связи.

Он положил трубку. Док затянулся снова, выпустил струю дыма и хмыкнул. Скоро должна прийти Линда. Предложение выпить вместе ведь оставалось в силе.

* * *

– Ну и сколько мы тут будем сидеть?! – ныл мажорчик, мечась у костерка. – Мы здесь умрём от голода. Мы все здесь умрём! Господи, зачем мы остались в этой проклятой пещере? Лучше бы послушали Макса, лучше бы ушли!..

– Не сотрясай воздух, Костенька, – проворчал Ефим, облокотившись на колено. – Без тебя тошно. С голоду не помрём, месяц человек поститься может, а водица есть. Да и вон – целый доктор у нас имеется… вернее, его нога.

Дед зло хмыкнул и покосился на Евгения Петровича.

– Что вы имеете в виду? – встрепенулся тот, побледнев.

– Ну, доктор, тебе же нога уже не понадобится, – протянул Ефим с ехидцей. – После того, как твоя супружница провернёт всё с тобой. Ножку-то – чик-чик, а мы её в суп. Кхе-кхе…

– Фу! – передёрнулся мажорчик. – Фу-у! Есть человечину?! Трэшанина какая…

– Нет, нет! Не надо! Прошу вас! – вскрикнул Евгений, закрывая руками колени, подтягивая к себе ноги.

– Да ладно, – усмехнулся Ефим, махнув рукой. – Успокойся, иуда. Шучу я.

Он снисходительно хмыкнул, поправил бушлат.

– Но пояса потуже, ребята, придётся подтянуть, – добавил дед задумчиво.

– Нет, – сказал я твёрдо, глядя на всех по очереди. – Отсиживаться не будем. Нам нужно отсюда во что бы то ни стало выбираться. Нужно искать другой выход.

– Да нет здесь никакого выхода! – не выдержал Ворон. – И не было никогда! Ты же сам видишь… – в его голосе дрогнула нотка, не свойственная ему.

Даже ему передался общий страх. Он нервничал, и это бросалось в глаза.

– Там есть углубление, – возразил я, кивнув в дальний конец пещеры. – Узкое, но если разгрести камни, расчистить завал – возможно, там будет второй выход. Смотрите сами.

Я намочил ладонь и прошёл к тому самому месту, где пещера сужалась, словно горлышко бутылки. Уперев руку в щель, заваленную камнями, задержал её там.

– Холодит, – сказал я. – Тянет оттуда. Значит, выход есть. Должен быть!

– Холодит? Ну Макс, может, там и есть выход – но он для змейки! Такусенький! – Костя свёл пальцы.

– А толку-то что? – проворчал Ефим. – Чем это лучше? Вон, наверху тоже щёлка имеется. Только без лестницы и верёвок нам туда не забраться.

– В том-то и дело, – возразил я, берясь и откатывая камни. – А здесь лестница и верёвки не нужны. Тут завал, и он поддаётся. Давайте поработаем.

Мы поставили мажорчика караулить у прохода. Всё-таки шум он поднимать умеет хорошо, если что. А руками работать – не его привычка, так что на стрёме от него толку больше. В последнее время, кстати, он перестал кричать по поводу и без про своего папеньку, и все больше как-то взрослел и становился самостоятельным.

Остальные засучили рукава и принялись разгребать камни.

Некоторые глыбы приходилось даже отодвигать всей гурьбой: наваливались, тянули, толкали, скрипели зубами, стараясь не слишком шуметь, пока камень нехотя не сдвигался на ладонь-другую. Чтобы облегчить работу, брызгали из котелка водой на пол, чтобы скользили камни, и действительно – кое-где удавалось сдвинуть крупные глыбы чуть легче. Но всё равно выматывались так, что потом сидели, хватая ртом воздух.

А всё-таки проход не поддавался. Сколько сил ни бросали – ощутимого результата пока не было.

– Фух… дохлая это затея, чую, – вытер лоб Ефим. – Мы и не продвинулись ни грамма.

– Узники замка Иф, блин, – заскулил мажорчик. – Сколько там тот лет копал?

– Лет тридцать, – буркнула Евгения, успокаивая сбитое дыхание.

– Десятки? Не хочу тут десятки лет торчать!

– Пока у нас другого выхода нет, – сказал я, стараясь говорить ровно, чтобы всех подбодрить. – Так что будем работать в этом направлении. Раскапывать. Может, там действительно ничего и нет, просто расщелина, куда и мышь не пролезет. Но другого занятия у нас ведь всё равно пока не имеется. Так?

Я оглядел сидящих – усталых, с чёрными от пыли руками и глазами, горевшими в отблесках костра.

– Либо сидеть сложа руки и ждать своей участи, либо барахтать лапками, как та лягушка в крынке со сметаной, – добавил я. – И выбора у нас особо нет.

Люди переглянулись. Кто-то кивнул, кто-то тяжело вздохнул, но в глазах мелькнула искра: значит, ещё боремся.

Мы снова взялись за камни, едва отдышавшись – когда со стороны входа послышался подозрительный шорох. Что-то трещало, ломалось, скрипело, словно по камням скользил некий груз. Что ещё там принеслось? Мы переглянулись, бросили работу, заняли позиции. Каждый схватил своё оружие, приготовились – никто не понимал, что ещё за выкрутасы задумали урки.

Я осторожно выглянул из-за камня и увидел: в лаз летит охапка хвороста. За ней ещё. И ещё. Куча прибавлялась прямо на глазах.

– Эй, начальник! – раздался веселый, хрипловатый голос Кирпича. – Сейчас мы вас будем… выкуривать! Вы готовы принять баньку по-черному? Ха-ха!

– Господи, – воскликнул Костя, побледнев. – Они хотят сжечь нас заживо!

– Не давайте просунуть хворост внутрь! – скомандовал я. – Не дать протолкнуть дрова!

Мы выставили колья вперёд, упёрлись, палками старались отталкивать сухие ветви, но снаружи зэки давили с яростью, продвигая внутрь огромный ком из хвороста, сплетённый из сухих сучьев. Ветки хрустели, ломались, но напор не ослабевал.

Мы с Вороном несколько раз метнулись вперёд, пытаясь достать хоть по рукам, но бесполезно – колья были слишком коротки. До их пальцев не дотягивались. Куча росла неумолимо, продвигалась ближе к залу. Сухие ветви уже почти проснулись туда.

Наконец напор ослаб, масса хвороста упёрлась. Мы всей группой вдавили колья, остановили её. Или задержали – кто кого пересилит, сказать было невозможно. Может, дрова просто нарастили критическую массу, и зэкам стало трудно проталкивать их дальше.

Один из них потерял осторожность – слишком усердно полез проталкивать кучу внутрь, наклонился глубже, чем следовало. Костя уловил момент, дернулся вперёд. Выпад. И всадил заострённый кол прямо в грудь.

– Я попал! – крикнул он, глаза загорелись.

– Уйди из прохода, дурында! – рявкнул Ефим.

Но мажорчик, окрылённый своей первой удачей, замешкался. И в этот миг из-за веток раздалось сухое «бах!» – выстрел прогремел так, что пещеру сотрясло. Кирпич поджидал именно этого. На этот раз это была не картечь – пуля.

Костю словно подбросило. Радостный возглас оборвался на полуслове. Он рухнул на камни, схватившись за живот. Меж пальцев хлынула кровь, лицо побледнело, и крик сменился хриплым стоном.

В тот же миг снаружи хрустнуло железо – Кирпич перезаряжал ружьё.

– Чёрт! – выдохнул я, бросился к Косте, схватил его за ворот и рывком оттащил вглубь, за укрытие каменной стены. Нужно было убрать его с линии огня, пока не прогремел следующий выстрел.

Костя лежал с широко раскрытыми глазами, хватал ртом воздух, словно рыба на берегу, и шептал, заикаясь:

– Вы… вы видели? Я его убил… Я ведь теперь герой… я такой же, как вы… не хуже… Да? Что вы молчите?

– Тише, тише… – Ефим присел рядом, положил ладонь ему на голову, гладил, будто ребёнка успокаивал.

В животе зияла страшная рана, пулевая пробоина, откуда вытекала жизнь вместе с кровью. Все понимали: ещё несколько минут – и всё. Никто даже не пытался перевязать парня: каждый видел, знал нутром, что с такой раной не выживают. Тем более – в пещере.

И всё же Костя, на удивление, не истерил, не визжал, как можно было ожидать. Я помог ему сесть, привалил к стене. Он дышал часто, поверхностно, но в глазах была осознанность.

– Что ж ты полез… чего ж ты так неаккуратно? – тихо проговорил Ефим, качая головой.

По его щеке скатилась слеза, пробороздила серую дорожку, скрылась в спутанной седой бороде.

– Я хотел помочь… я правда хотел помочь… – бормотал Костя, цепляясь за наши взгляды, будто искал понимания. – Я не бесполезный какой-то…

– Тише, тише. Не говори ничего, тебе тяжело, – сказал дед мягко, сдавленно. – И это… слышь… Извиняй, малой, если обидел…

– Ты так говоришь, старый пердун… – с трудом выдавил Костя, кровь сочилась меж пальцев, но в голосе не было злобы. – Как будто прощаешься. Как будто всё…

Он задыхался, но взгляд его цеплялся за нас, горел, не хотел угасать.

– Я жить хочу. Я хочу быть таким… таким, как Макс. Как все вы… Я никогда не был таким… но понял, что хочу.

– Разные мы ягоды, Костенька… – тихо проговорил Ефим, склонившись к нему. – Разные поля нас взрастили… У тебя папашка – олигарх, ты модный, блатной…

Он говорил это тоже без укора, без злости, будто убаюкивал.

– Нет у меня отца, – вдруг выдохнул Костя, глаза его блеснули в полутьме.

– Как – нет? – удивился Ефим, остальные тоже сдавленно ахнули от удивления.

– Ну… есть где-то. Но я его не видел. Детдомовский я. Всю жизнь хотел из говна и грязи вылезти… в люди. Поступил в престижный универ, на бюджет. Стипендия повышенная… Одеваться стал… подрабатывал… кроссовки вот понтовые прикупил…

Он задыхался, говорил рывками, но ещё держался.

– Подделка, да я знал… Но модные. Чтобы завидовали. Всю жизнь я мечтал, чтоб мне завидовали. Чтоб я не был как все… как все вы.

Губы его дрожали, глаза застилала мутная пелена.

– А теперь понял… зря всё это… Я хочу быть как вы…

Он судорожно заглотнул воздух, глаза закатились, тело обмякло.

– Я хочу… быть как раньше… – сорвалось с его губ еле слышно. – Вы – настоящие… Остальное всё – подделка… Как мои кроссовки…

И Костя умер.