Глава 5

– Суки!!! – рыкнул Ворон, и его голос прозвучал так, будто он сказал это за всех нас.

Будто в нём говорил каждый из нас.

На душу и правда будто лег тяжёлый камень – много тяжелее тех, что мы без толку двигали целый день. Ефим не скрывал слёз, седая борода намокла, остальные глотали их, скрипя зубами. Нас становилось всё меньше.

Зэки что-то замолчали. Хворост перестали проталкивать, но тут в пещеру потянуло дымом. Сначала еле заметным, потом явственным, едким. И вслед – треск веток, который невозможно спутать ни с чем. Огонь. Сухие сучья загорелись, пламя разрасталось.

Пока тяга выдавливала дым наружу, но все понимали – это ненадолго. Стоило лазу прогреться, костру разгореться как следует, и мы задохнёмся.

– Вода! – скомандовал я. – Лейте воду! Но аккуратно, не высовываться!

Мы собрали всё, что было под рукой: котелок, кастрюльку, алюминиевые кружки, пару плошек, прихваченных из избушки. Выстроились цепочкой вдоль стены до самой лужицы, что питал тонкий ручей. Каждый передавал другому, руки мелькали в полутьме.

Я стоял первым, плескал воду на сухие ветки, на пылавшие края. Огонь шипел, отступал, но только на секунду – не успевал я снова поднести кружку, как он яро бросался вперёд. Я лил раз, другой…

Бах! Прогремел выстрел. Пуля ударила в связку горящих веток, щепки и угли брызнули мне в лицо, а сама пуля прожужжала рядом с рукой.

– Ну что, начальник! – донёсся из-за завала голос Кирпича. – Хана вам, по ходу!

Мы сумели залить тот огонь, что уже пробирался внутрь пещеры, но в глубине комка костёр полыхал всё сильнее. Снаружи было слышно: новые охапки веток сбрасывали ко входу.

Мы не могли бесконечно поливать этот костёр кружками и плошками. Даже сырые ветви рано или поздно загорятся, когда жар нарастёт. Время работало против нас. Нужно было что-то предпринимать.

– Тут есть щель! – вдруг крикнула Евгения.

Она единственная не участвовала в тушении, а продолжала упорно разгребать завал, ковыряла камни, швыряла их в сторону. Иногда откатывала такие увесистые глыбы, что впору было удивиться её силе, но в пылу борьбы за жизнь никто этого не замечал или делал вид, что не замечает.

Последний камень сдвинулся, и в стене всё-таки открылась узкая щель. Ворон тут же подбежал, присел, попытался втиснуться.

– Чёрт… тут только таракан проползёт, – выдохнул он, оттолкнувшись назад. – И расширить никак – сплошные же стены, монолит.

Щель действительно вела в глубину, но была слишком узкой для любого из нас.

– Эх… – вздохнул Ефим и кивнул в сторону тела Кости. – А этот бы протиснулся. Единственный из нас, кто смог бы. Спасся бы, дурында…

– Я попробую, – сказала Евгения.

Из всех она и правда была меньше, худее, гибче – особенно после того, как постройнела и подтянулась в походе и под действием препарата. Она встала на колени, сунулась в щель, но чуда не произошло – тоже почти сразу застряла.

– Вытаскивайте меня! – крикнула она, задыхаясь.

Мы вцепились, дёрнули – вытащили обратно. Она отряхнулась, решительно сняла куртку, потом кофту, осталась в тонкой рубашке.

– Попробую ещё раз.

– Жир! – выкрикнул Ефим. – Намазать её жиром из тушёнки!

Мы вскрыли последнюю банку. Половина её оказалась залита густым жиром. Огонь в нашем очаге ещё тлел, да и с прохода уже ощутимо тянуло жаром, так что жир почти сам растопился. Мы поставили банку ближе к углям, быстро дотопили до нужной консистенции и приготовились намазать Евгению, чтобы она скользнула в этот каменный капкан, как влитая.

Евгения сбросила с себя всю одежду – без тени смущения. Да и некого было стесняться: никто сейчас не смотрел на неё так, как смотрели бы в иной ситуации на нагую женщину. Все глядели только на узкий спасительный проход, на её шансы.

– Дай спинку потру, – пробормотал Ефим, обмакнув заскорузлые пальцы в банку с жиром и размазывая его по её телу.

Она взяла копьё, протолкнула его вперёд, в щель.

– Это самоубийство, – мрачно сказал Ворон. – Что толку, что ты выберешься? Копьё тебе зачем? Вылезешь – и беги. Кричи, уводи за собой.

– Нет, – ответила Евгения твёрдо. – Я попробую их по-другому отвлечь. У вас будет время потушить огонь и выбраться. Надеюсь. Пусть думают, что мы все выскользнули из ловушки.

– Удачи тебе, дочка, – тихо проговорил Ефим.

Евгения нырнула в проход, снова полезла в этот проклятый лаз.

– Ну же… ну же… – простонал Ворон, не выдержав, когда её плечи застряли.

Сантиметр за сантиметром Женя протискивалась, выгибалась, как могла, обмазанное жиром тело скользило по камням. На миг застыла – зажало так, что ни вперёд, ни назад. Она выдохнула до конца, резко извернулась, и тогда щель её выпустила. Ещё несколько судорожных рывков – и тело проскользнуло наружу.

Мы успели лишь увидеть, как исчезли её ноги – голые, исцарапанные, но свободные.

– От те на! Получилось… – выдохнул Ефим и перекрестился.

– Да что она одна сделает? – скептически буркнул Ворон, но в его голосе слышалась неуверенность, словно сам он хотел бы вообще-то верить в обратное.

– Кинет она нас! – зло, с издёвкой бросил Сергеич. – Как пить дать кинет!

– А ты по себе людей не суди! – осадил его Ефим, и в голосе старика была твердость и обида за Женю.

Дым уже лез внутрь, резал горло, глаза слезились, люди кашляли, хватая воздух рваными глотками. Каменные своды давили, вмиг из спасительного укрытия и почти дома превратившись в стены гигантской печи. Пламя за завалом потрескивало, и каждый понимал: ещё немного – и здесь станет совсем нечем дышать.

– Намочите тряпки и обмотайте лицо! – приказал я, перекрывая кашель и шум. – Так будет легче!

Мы рванулись к воде, к той лужице, что питал ручей. Рукава, подолы рубах – всё мокло в ледяной воде. Люди спешно мочили материю и прикладывали ее к лицу, ко рту, пытаясь выиграть хоть несколько минут.

И в этот миг стало ясно: времени у нас почти не осталось.

Мы плескали воду, продолжая борьбу за жизнь. И надеялись, что Евгения отвлечет противника.

* * *

– Кирпич! – окликнул Рыжий, и голос его дрогнул. – Ни хера у нас не выходит. Эти малахольные заливают огонь. Не горит дальше.

– Таскайте хворост! – рявкнул Кирпич. – Дым идет – уже ништяк!

Зэков осталось четверо вместе с самим главарем. Когда-то страшная сила – но теперь измученные люди с пустыми глазами. Только главный был полон сил и ярости.

– По ходу, у нас ничего не выйдет, – пробурчал один, тот, что с железными зубами, по прозвищу Димон, и понуро опустил голову.

– Да, – поддакнул худой, как палка. – Мы уже весь хворост в округе собрали.

– Значит, идите дальше округи! – взревел Кирпич, качнув ружьём. – А я покараулю!

– Ну не зна-аю… – протянул Рыжий, не решаясь смотреть в глаза главарю. – По-моему, дохлая затея. Нас мало осталось. Опасно соваться в проход. У них колья, вон, уже четверых проткнули.

– Я сказал, собирайте дрова! – голос Кирпича сорвался на хрип.

Рыжий почесал за ухом, переглянулся с худым.

– Ну… мы, конечно, попробуем, – нехотя ответил он. – Но, может, просто подождём, пока сами вылезут? А?

– Где ты тут собрался ждать? – вскипел Кирпич. – Дежурить будем? Тут ночью холод собачий. Нужно выкурить их сейчас. Или всё было зря. Или пацаны погибли вообще ни за что!

И в этот момент в кустах сбоку раздался шорох. Резкий, не похожий на ветер, который то и дело дёргал за ветки, сбивая не привыкших к лесу с толку. Все обернулись разом. Кирпич вскинул ружьё, щурясь в темноту.

Уже стемнело, и только луна серебрила откос. На её фоне показался силуэт.

– Кто там? – прошипел Кирпич и вскинул ружьё, палец лёг на спуск.

Но то, что вышло на поляну перед входом в пещеру, заставило его замереть. Челюсть у него едва не отвисла.

Из тени вышла девушка – обнажённая, кожа поблёскивала, будто искрилась. Волосы струились по голым плечам, блестели в лунном свете. Она шла спокойно, молча, прямо на зэков.

– Твою душу мать… – выдохнул Рыжий, перекрестился и тут же отдёрнул руку. – Это ещё что за чудо? Что за явление? Ох… Мне кажется? Или вы тоже это видите?

Кирпич невольно опустил ружьё. Даже в темноте было видно – у женщины в руках ничего нет, никакого оружия.

– Эй, русалка! – хрипло окликнул он. – Ты ещё, мля, кто такая?

Девушка ничего не ответила, шагала всё ближе, глаза блестели, лицо – будто у мраморной статуи, без всякого выражения.

– Ха! – заржал железнозубый, брызнув слюной. – По ходу, это нам подгон от судьбы… за все наши мытарства!

Он впился в неё сальным взглядом, не скрывая, как разглядывает её наготу, и оскалился так, что было ясно: он уже видел в этом «подарке» горячее развлечение.

– Вовремя ты пришла! – облизнулся Рыжий, пуская слюну. – Как давно у меня бабы не было…

Зэки рванулись вперёд, но резкий окрик главаря остановил их.

– Стоять! – рявкнул Кирпич, вскидывая ружьё. – Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Да ну тебя, Кирпич, – ухмыльнулся худой, глаза его заблестели. – Ты видишь, какая она? Глаза безумные… Видать, туристка заблудилась, с ума сошла, одежду поснимала, идёт, бредит. Ща мы её согреем.

– Эй, красотка! – заорал железнозубый. – Ты говорить умеешь? Тебя как звать-то?

– Я сказал – стоять! – Кирпич повысил голос, ствол дёрнулся в сторону ближайшего.

– Ну почему? – не отставал Рыжий. – Слышь, Кирпич… ты с той блондиночкой недавно развлекался, никому не дал ее… теперь дай хоть пацанам немного пар сбросить. А потом мы тебе такого хворосту принесём, что можно будет навсегда затрамбовать вход в эту проклятую пещеру. Шашлык там из них будет, и всё.

Кирпич понял: его никто слушать не собирается. В другой раз он бы показательно наказал одного из них, чтоб другим неповадно было, но сейчас их и без того было мало… Лесная «нимфа» окончательно взбудоражила мозги оставшимся. Вожделение застило им глаза, и любое сопротивление с его стороны лишь озлобит их.

Он ощутил, как в груди поднимается злость. И вместе с ней – нехорошее предчувствие. Ещё чуть-чуть, и эти оборванцы поднимут бунт уже против него.

Рыжий подскочил к женщине, растянув рот в ухмылке, зубы блестели в лунном свете:

– Ля ты красивая… Ты что, вообще нас не понимаешь? – лепетал он, хватая её за плечи. Руки его тут же полезли дальше, уже мяли грудь, ягодицы. – Гля, пацаны! Ха! Как ты только не мёрзнешь… Тепленькая такая, вот красотка… А ну иди сюда! Я первый! Я первый!

Он подхватил Евгению на руки и, пошатываясь, потащил в заросли. Та не сопротивлялась – ни один мускул не дрогнул на лице. Будто её здесь и не было, только блеск глаз, в которых плескалась неуловимая тьма.

Рыжий понес ее в кусты, повалил её на землю, чуть ли не на ходу рвал пряжку на штанах, пыхтел.

– Погоди, погоди… – бормотал он, наваливаясь сверху. – Сейчас я тебя согрею… ух, *ля… какая ты… А чем это ты намазалась? Почему ты такая скользкая? Это для интересу так?

Он уставился в её глаза, криво ухмыльнулся, наклоняя морду ближе:

– Ну что, поцелуешь меня?

Губы, воняющие гнилью, тянулись к её лицу. Дыхание жгло, в нём было всё – похоть и радость.

Позади стояли двое – худой и железнозубый, они переглядывались, облизывались, дожидаясь своей очереди.

Кирпич же не отходил от входа в пещеру, сжимал ружьё, поводил стволом. Чуйка свербела: что-то здесь не так.

– Это одна из них! – крикнул он резко, голосом, в котором прорезалась тревога.

– Да нет, – откликнулся из зарослей железнозубый. – Нам же фотки показывали. Не она это. Там другая совсем тетка была, я бы на такую не…

– Ты там постой пока на стрёме, – усмехнулся худой, не отрывая взгляда от «сцены». – А мы тут немножко заняты…

Не то чтобы Кирпич подчинился их ухмылкам, но он понимал: оставлять вход в пещеру без прикрытия – глупость. Потому и остался там, с ружьём наготове, зорко оглядывая склон, пока его архаровцы уже теряли голову от похоти.