Рыжий наваливался сильнее, уже почти впился губами в её лицо, когда Евгения вдруг сомкнула руки на его шее и рывком притянула к себе.

– О, да ты горячая штучка! – выдохнул окончательно одурманенный парень, хрипло хохоча. – Ты тоже меня хочешь, да? Не терпится?

Но хватка крепчала. Она тянула его всё сильнее и сильнее, будто петля затягивалась.

– Да погоди ты, торопыга… не так быстро… – всё ещё пытался шутить Рыжий, но голос его сорвался на сип. – Эй… отпусти…

Он рванулся, попытался оттолкнуть её, но бесполезно. На вид девушка была хрупкая, но сил у неё оказалось столько, что его руки тряслись от напряжения, не в силах разжать её пальцы.

– Ах ты… сука… пусти! – хрипел он, глаза лезли из орбит. – Пацаны! Помогите!

Те всё слышали, но только прыснули громче.

– Совсем ты, Рыжий, ослабел! – фыркнул худой. – Девку оприходовать не можешь! С бабы снять просит! Ха-а-а!

Никто и не подумал двинуться к нему. Им казалось, это игра, какая-то странная прелюдия.

А Евгения уже душила его, вцепившись в шею, прижимала к себе, не давая ни шанса. Рыжий извивался, пытался ударить её, но замахнуться не мог – она держала его слишком близко. Выходили лишь неуклюжие тычки кулаками, которыми он бил её по голове и плечам. Но, казалось, ей было всё равно. Будто она и не человек вовсе. Будто кукла, ожившая машина.

И тут Рыжий взвыл, дико, как раненый зверь: Евгения вцепилась зубами ему в ухо.

– А-а-а, сука! – успел только выкрикнуть он, а в следующее мгновение Евгения рванула челюстями.

– Она мне ухо откусила! – захрипел он, завывая, и только тогда до зэков дошло: это не игры, не прелюдия, а нечто совсем другое. Не женщина перед ними, а что-то, что нельзя было назвать человеком.

Евгения отпустила Рыжего, выплюнула кусок уха, глаза её горели. Тут же она схватила с земли камень и со всей силой обрушила на висок Рыжему.

Тот дёрнулся, попытался отстраниться, держась за окровавленное ухо, между пальцами хлестала кровь. Но удар пришёлся точно, хрустнуло. Звук был мерзкий, будто кто-то раздавил переспелый плод.

Рыжий дернулся ещё раз, и крик его оборвался навсегда. От удара один глаз вытек наполовину из глазницы, со стороны того самого виска, куда пришёлся камень.

Зрелище было страшное, но зэки ничего не могли видеть – он был к ним спиной. Лишь увидели, как Рыжий завалился на бок, рухнул на землю со спущенными штанами и больше не поднялся.

* * *

Железнозубый и худой стояли несколько секунд, ошеломлённые, переваривая увиденное.

– Какого хера! – взревел Кирпич, глядя в сторону кустов. – Что у вас там происходит?!

Он рвался броситься туда, где слышались вопли и возня, ещё раньше, но понимал: оставить вход без присмотра – значит, дать малахольным шанс. Он уже видел, как ветки, которые его люди натолкали в проход, кто-то изнутри тушит и затягивает внутрь, освобождая лаз. Вода шипела, пламя ослабевало.

«Сейчас освободят проход и полезут!» – мелькнуло в голове.

Бах! Он выстрелил в завал. Грохот ударил в скалы, но в ответ не донеслось ни стона, ни крика. Пустая трата патрона. А их оставалось катастрофически мало. Кирпич перезарядил, стиснул ружьё так, что побелели пальцы, и навёл ствол в тёмный лаз, следя, как одна за другой ветки исчезают в пещере.

И тут раздались крики с той стороны, где скрылись его люди. Хриплый, надтреснутый голос взвыл в агонии, потом прорезался визг:

– Кирпич! Помоги! – выскочил худой из кустов, спотыкаясь, глаза вытаращены. – Она ёб**тая! Она распорола Димона! Вскрыла брюхо его же ножом! А Рыжему башку проломила!

Кирпич только сильнее стиснул ружьё. У него по спине пробежал холодный пот.

– Стой здесь! – рявкнул главарь, указывая худому на вход. – Смотри, чтоб малахольные не вышли!

Он вскинул ружьё и сам метнулся в кусты, туда, откуда ещё недавно неслись вопли. Раздвинул ветки – и замер.

На земле лежали два тела. Димон с железными зубами – рот раззявлен, металл отблёскивает в лунном свете, глаза остекленели и уставились в ночное небо. Живот распорот, словно когтем огромного зверя – одним движением. Рядом – Рыжий, лицом в землю, сбоку вся голова в крови, размозжена в кашу.

Оба – стопудово мертвы. Без шансов. Хотя это совершенно невозможно. Не бывает такого…

– Где ты, сука?! – рыкнул Кирпич, крутясь на месте. Он мотал ружьём, тыкал стволом в каждую тень, что могла показаться силуэтом той твари, которая вышла на них в облике женщины. – Где, сука?! Почему?! Как так?!

Он понимал: вдвоём с Генкой, с худым, что остался у входа и сейчас трясся, как осиновый лист, они вряд ли смогут одолеть малахольных. Да и не только их – хотя бы даже и ту, что резала его людей, как свиней на бойне.

В стволе – предпоследний патрон. Один ещё в кармане. И всё.

И тут со стороны пещеры раздался дикий крик. Он захлебнулся, сорвался на хрип и затих.

Кирпич не видел, как из темноты, прямо перед входом в пещеру, вынырнула она – голая, вся в крови. В руке нож. Она вонзила его худому в спину, по самую рукоять. Тот выгнулся, захрипел, а она выдернула клинок и ударила снова. Ещё, ещё. И даже когда он повалился лицом в землю, она успела нанести ещё два удара, тыча уже в мёртвое тело.

Кирпич услышал только предсмертный крик худого – и всё понял: ему трындец. Надо рвать когти. Он закинул ружьё на плечо и рванул прочь, не оглядываясь.

Впервые за долгое время матерый зэк ощутил настоящий страх. Животный ужас, от которого сводит нутро и холодеет спина. Мысль о том, чтобы вернуться к пещере и попробовать пристрелить тварь, даже не мелькнула – ноги сами понесли его вниз, прочь, туда, где склоны уходили в темноту. Он бежал, спотыкаясь, ломая ветки, едва удерживая равновесие. Бежать вниз по склону было легче, чем карабкаться вверх, и это спасало. Он бежал, как будто сама смерть дышала ему в затылок.

* * *

Когда мы вырвались из пещеры, возле входа стояла Евгения. Вся в крови, словно облачённая в тончайшее алое платье, отсверкивающее рубином в лунном свете. Кровь стекала по телу, лицу и рукам. Она выглядела демоном, и алый блеск на её губах делал её ещё страшнее.

– Ты что… Жень, ты их всех убила? – спросил я.

– Один убежал. С ружьём, – ответила она спокойно, махнув рукой вниз по склону. – Я не смогла бы его догнать. Босая. Камни, колючки…

– Куда он побежал? – спросил я.

Остальные ахали, переговаривались, но вместе с тем радовались: мы выжили. Никто не шарахался от тел у входа – пережитое за эти дни закалило нас. Трупы воспринимались уже не как ужас, а как трофеи, доказательство нашей победы. Мы превратились в хищников. Настоящих, матерых. Это была не наша вина – это была нужда, веление судьбы.

– Я пойду за ним, – сказал я. – Его нельзя упустить. Иначе вернётся. Или приведёт ещё кого-то. А хуже, если сообщит на базу.

– Я с тобой, – кивнул Сергеич. – У меня к нему свои счёты. Личные.

– Ждите нас здесь, – приказал я.

Мы с Сергеичем двинулись вниз, бегом. Полуголый склон горы был залит лунным светом, и далеко внизу, между кустами и камнями, я видел мелькающий силуэт. Убегающий не пытался скрываться в тени кустов, он просто рвался вперёд, будто бежал от самого дьявола.

Глава 6

Кирпич оказался крепким – ломился вниз по склону, словно лось, сбивая плечами ветки, гремя камнями под сапогами. Я не отставал. Его гнала вперёд паника, меня – жажда мести и необходимость обезопасить своих, ликвидировав опаснейшего врага.

Может, его страх и был сильнее, но расстояние между нами постепенно сокращалось. Я ускорился, дыхание уже с хрипом вырывалось из груди, но ноги несли теперь будто сами. Сергеич тянулся за мной, но продержался недолго. Вскоре он отстал, камешки сыпались под его шагами где-то сзади, все тише и тише.

– Уф! Макс! – громко выдохнул он мне вдогонку. – Не могу… переведу дух!

Я лишь махнул рукой, не оборачиваясь. Не знаю, видел он мой жест или нет. Всё равно – времени ждать не было.

Склон уходил всё ниже, хилая растительность сменилась густыми зарослями, а дальше, еще ниже, уже темнел сплошной лес. Если Кирпич успеет добраться туда – может затеряться в темноте тайги, притаиться, устроить засаду. Этого допустить нельзя.

Но добежать он не успел. Услышав мои шаги и хруст камней, резко развернулся, упал на одно колено и вскинул ружьё.

Он ощутимо вымотался – руки дрожали, плечо подёргивалось, стоя стрелять уже не мог. Но сейчас ему нужен был всего один выстрел. Один точный – и погони нет. И он знал это так же ясно, как и я.

Я нырнул в сторону и рухнул на брюхо, как только ствол вышел со мной на одну линию. Кирпич не успел выстрелить – целился, но секунды ему не хватило.

– Эй, начальник! – выкрикнул он, выискивая меня стволом ружья. – Это ты? Знаю, что ты! Не стесняйся! Выйди, покажись!

Я молчал. Полз в сторону, цепляясь локтями и коленями, стараясь не поднимать головы, сливался с землёй. Хрен его знает, сколько у него ещё патронов. Но, похоже, мало. Иначе бы он бахнул хотя бы наугад, чтоб спугнуть, а потом перезарядился. Нет, он выжидал. Выстрела не было…

Я понял: в стволе у него последний патрон. И если он его потратит впустую – у меня будет шанс выжить.

И я прополз ещё немного, укрылся за кустом, приподнял голову, осторожно выглянул сквозь сплетение колючек. Кирпич не уходил. Он знал, что я рядом. Отдышался, поднялся с колена. Ружьё выставил вперёд, стволом чертил полукруг, поворачивался влево-вправо, высматривал, где я высуну нос.

Грудь у него ходила ходуном, а глаза зло метались, но постепенно дыхание выравнивалось. Он быстро восстанавливал силы. Привычный, гад, к нагрузкам. Далеко не дохляк.

– Слышь, начальник! Эй! – крикнул зэк. – Ты меня не достанешь. Ты не можешь высунуться, я тебя увижу. Давай добазаримся: я сейчас ухожу и не стреляю в тебя, а ты за мной не бежишь. Идёшь назад. Ну, так что?

Я молчал. Знал – никаких переговоров не будет, это просто уловка. Стоит мне подать звук, он вычислит, где я, и уничтожит. Последним патроном.

Ситуация была патовая. Если он решит перейти в наступление и подойдёт ближе, то сможет вышибить меня с короткой дистанции. Я нащупал рядом камешек, кинул его влево, подальше от себя.

Кирпич дёрнулся, вскинул ружьё, прицелился туда, откуда донесся звук, но так и не выстрелил. Ждал.

«Ага… точно последний патрон», – мелькнуло у меня в голове.

Я лежал, слушал, как он сопит и злится, не решаясь тратить заряд. Полз дальше, в сторону рощицы кривых кустов. Напрямик нельзя: там проплешина, залитая лунным светом, выйду – как на ладони. Значит, только обходом, только в тени.

Я осторожно пробирался, прижимаясь. Но и Кирпич был не дурак. Он тоже двигался. Потихоньку пятился, ружьё всё так же перед собой, шаг за шагом, словно выманивал меня из укрытия. Грамотно делает, сукин сын.

Неизвестно, сколько бы ещё тянулось это наше молчаливое противостояние, но тут слева раздался шорох.

Мне очень хотелось крикнуть: «Ложись! Не иди сюда!», ведь я сразу понял: это нагнал нас Сергеич. Но крикнуть я не успел.

Кирпич дёрнул ружьё, бахнул. Звук разлетелся по горам, будто гром ударил. Сергеич упал со стоном, а Кирпич, торжествуя, заорал:

– Так тебе, сука!

Он был уверен, что подстрелил меня. Даже не стал преломлять ружьё – не пытался зарядить. Патронов, значит, точно нет. Вместо этого Кирпич ухватил оружие за ствол, поднял, как дубину, и бросился туда, где рухнул Сергеич.

Приклад старый, оббитый, со стертым лаком, и зэк размахивал ружьем, как палицей, явно намереваясь размозжить голову – считал, что там я.

Главарь бандитов почти поравнялся с моим укрытием и даже не заметил меня. Пора.

Я выскочил из-за куста, но камень под ногой предательски откатился и, громко стуча, поскакал вниз по склону. Кирпич вздрогнул, резко обернулся, глаза его сверкнули в темноте.