– Странно это всё, – встрял в разговор Блохин. – В открытом бою неприятеля одолели, а потом ему Рущук отдали. Речникам нашим силу не дают показывать. Ещё и отрядам больше эскадрона не велено на берегу показываться. К чему всё это? Турки вон совсем осмелели, сначала острова заняли, а скоро так и вовсе на наш берег перепрыгнут. Куда наш Кутузов смотрит? Когда ему за спину зайдут?

– Отставить разговоры! – рявкнул, обернувшись, Тимофей. – Унтер-офицер Блохин, берите своё отделение. В паре вёрст впереди заросшее камышом устье речушки, которая впадает в Дунай, там три хижины рыбаков с нашей стороны стоят, проверьте всё вокруг них, порасспрашивайте местных. Может, они видели чего интересного?

– Есть проверить устье речки, ваше благородие. – Лёнька козырнул. – Отделение, за мной! – И выскочив вперёд, повёл за собой ускоренной рысью дюжину драгунов.

Прошло минут десять, и до ушей Тимофея долетели звуки ружейных выстрелов.

– Взвод, к бою! Ружья из бушматов! – прокричал он, потянув за цевьё своё. – Галопом за мной!

Среди зарослей и строений на берегу мелькали фигуры, хлопали выстрелы и слышались крики. Осадив Янтаря у разросшейся ветлы, Гончаров выпрыгнул из седла.

– Коноводам принять коней! – рявкнул он, взводя курок. – Взвод, в цепь! Вперёд!

Над головой пропела пуля, ещё одна сбила ветку куста рядом. Огонь вели из хат и сараев, из разросшегося вокруг строений хутора сада. Перебежав открытое место, Тимофей упал около перезаряжавшего за деревом свой штуцер Блохина.

– Сколько их там всего, Лёнька?! – прокричал подпоручик, выглядывая из-за ствола.

– Не знаю, Иваныч! – откликнулся тот, доколачивая молотком пулю. – Десятка три стволов точно в нас били! Мы двоих заметили, что от большой ветлы у дороги к хутору бежали. За ними было скакать. И тут давай по нам вовсю палить. Фёдорова сразу наповал, Коношину руку прострелили, а у Балабанова конь вон при смерти бьётся. – Он вытянул руку, показывая.

– Десант, что ли? – оглядывая поля боя, произнёс в сомнениях Тимофей. – Неужели турки именно здесь свою высадку начали? Нет, не похоже, они бы уже в атаку на нас пошли, чтоб отогнать. Тогда что, разведка?

– Да Бог их знает, – проворчал, вскидывая ствол перезаряженного штуцера, Блохин. – А ну-ка, злыдни, где вы там хоронитесь? Ага, во-от, с крыши двое палят.

Громыхнул выстрел, и он удовлетворённо хмыкнул.

– Петухов! – окрикнул лежавшего за камнем драгуна подпоручик. – Беги к дороге, вот-вот эскадрон уже наш сюда должен подскакать. Передай капитану Копорскому, что на хуторе до полусотни турок засели и мы с ними в перестрелку вступили. Подскажи Петру Сергеевичу, чтобы он левее выход из реки к Дунаю перекрыл и сюда к нам подкрепление прислал.

Драгун вскочил и бросился к дороге. Вслед ему загремели выстрелы.

– Ух, какие ярые, – процедил, выглядывая неприятеля, Тимофей. – Ага, прав ты, Лёнька, на каждой крыше по паре стрелков вижу. Сейчас я. – И откинул один из щитиков на казённике.

Вот мелькнула голова на одной из крыш хат, и блеснул ружейный ствол. Турок приподнялся, как видно ища цель, и мушка легла в прорезь на его груди.

– Чуть выше, – прошептал Тимофей, смещая прицел. – Три сотни шагов всё же. – И плавно потянул крючок.

Громыхнул выстрел, облачко дыма отнесло в сторону, и он разглядел в том месте, куда стрелял, неподвижную фигуру.

– Один готов. – Правая рука потянулась за новым патроном к лядунке, а большой палец левой уже откинул полку замка. – Целься точнее, братцы! – крикнул Гончаров больше для того, чтобы подчинённые знали, что командир рядом и управляет боем. – Стрелять только из-за укрытий! Если есть возможность, меняйте позицию!

Патрон к зубам, рванув его край, Тимофей насыпал порох на полку замка. Закрыть крышку.

– Сместись-ка, Лёня! – И он привстал, прячась за ствол дерева.

Самое неудобное в дульнозарядном оружии – это засыпка пороха в ствол. Никак ты это не обойдёшь, вот и приходится всё время открываться, поднимаясь. То ли дело в оружии будущего, меняй себе магазин или ленту лёжа и поливай неприятеля очередями.

Пуля в стволе, курок на взвод, и перезарядившись, он обвёл взглядом крыши. Пусто: или попрыгали все вниз, или прячутся хорошо. А вот и цель. В густой кроне дерева мелькнул огонёк выстрела, и поплыло облачко дыма.

– Хорошо притаился, не разглядишь, – проворчал Тимофей, выцеливая просвечивавшее сквозь листву тёмное пятно. «Бам!» – приклад ударил в плечо, а с дерева кулём слетело пробитое пулей тело.

Выстрелы со стороны противника гремели всё реже. «Ура-а!» – вдруг раздалось за взводной цепью. Топоча, сзади неслась с примкнутыми штыками толпа драгун во главе с Копорским.

– Ура! – подхватил клич Гончаров. – В атаку, братцы!

Перепрыгнув через плетень, он бросился к распахнутой двери дома. Пистоль в руку. Нырок внутрь. Пусто. Только у окна лежит труп турка. Мимо дома с криками бежали драгуны. Мелькнула фигура Копорского.

– Пётр Сергеевич, людей послали перенять турок в устье?! – крикнул, выбегая из дома, Тимофей.

– Какое устье?! Каких людей?! – возбуждённо прокричал тот в ответ.

– Я вам вестового послал, драгуна Петухова! – заполошно дыша, произнёс Тимофей. – Чтобы вы выход на Дунай перекрыли. Похоже, это разведчики здесь орудуют. Они явно сюда на лодках заплыли!

– Никаких гонцов не видал. – Копорский потряс головой. – Услышали звук боя издали – и сразу галопом к вам. А у ветлы твои коноводы сказали, что вы с засевшими в хуторе турками перестреливаетесь. Вот мы и ринулись вам на подмогу.

– Они же уйдут теперь! – в сердцах выкрикнул Тимофей. – Пётр Сергеевич, я к устью! Фланкёры, за мной! – И понёсся к речке.

Верстах в трёх выше по течению эту речушку можно было легко пройти вброд, здесь же, вблизи места впадения в Дунай, она представляла собой серьёзную преграду. На берегу уже никого не было, только лишь виднелись следы от лодок на песке, несколько окровавленных тряпок и войлочная шапка.

– За мной! – воскликнул Тимофей, и три десятка драгунов бросились по тропке заросшего камышом и рогозом берега. Минут пять заполошного бега – и вот оно, устье. На большую воду выгребали три большие многовёсельные лодки. До ближайшей было около пары десятков саженей, и можно было отчётливо разглядеть, с каким напряжением работают вёслами гребцы.

– Всем огонь по крайней! – крикнул Тимофей. – Штуцерники, сбейте тех, кто на корме!

Ударили россыпью гладкоствольные ружья. Громыхнули четыре взводных штуцера. С кормы и левого борта тяжёлые пули сбили несколько человек, но течение, закручивая лодку, продолжало её уносить всё дальше от левого берега. С реки бахнуло несколько выстрелов, и пули свистнули над головами.

– Зараза! – выругался в сердцах подпоручик. – Поздно! Никак не достать уже их! Не хватало ещё шальную пулю схлопотать! Взвод, уходим к хутору! Блохин! Лёня, останься пока с двумя своими, поглядите, куда эти уплывут. Так уж, для порядка!

– Слушаюсь, вашбродь! – откликнулся унтер-офицер. – Балабанов, Рожков, на месте! Прячемся в кусты!

На рыбацком хуторе царила суета. В ряд сносили убитых турок, рядом бросали их оружие и предметы экипировки. В стороне, на травке, под деревом, лежало два трупа в драгунских мундирах.

– Братцы, Петухов наш! – воскликнули, стягивая каски, фланкёры. – Рядом с Фёдоровым лежит.

– Теперь понятно, почему Копорский сразу к устью людей не послал, – произнёс с горечью Тимофей. – Не добежал, бедолага. А я уж, грешным делом, осерчал на него.

– Ушли? – подбежав, спросил Марков.

– Ушли, – отмахнулся Гончаров. – Последнюю лодку обстреляли, а толку-то. Капитан где?

– Вон в той, в дальней хате. – Димка показал рукой. – Раненого нашли в стожке сена, так они с Назимовым пытаются расспросить его.

– Пойду доложусь, – сказал Тимофей, натягивая на голову каску. – Сколько всего этих? – спросил он Гуреева, проходя мимо ряда с убитыми турками.

– Двенадцать, вашбродь, – отозвался перебиравший трофейные ружья вахмистр. – При них семь коротких карабинов и два длинных ружья, как у наших пехотинцев. И ведь каждый ещё с пистолем. – Он кивнул на трупы. – А у кого их и по два. Сабельки при всех тоже неплохие. Видать, сурьёзные были вояки. Уж больно единообразное вооружение на всех, ещё и обихоженное. На простых-то они совсем не похожи.

– Господин капитан, на трёх лодках турки были, – зайдя в хату, доложил Тимофей. – Изначально человек по двадцать на каждой из них плыли, ну, обратно, значит, меньше уходило.

– Не догнали, значит? – хмыкнул капитан. – Не стал я тебя останавливать, понятно, что ушли бы, там ведь течение. Так тебя ведь не удержишь. «Фланкёры, за мной!» – и как стадо кабанов понеслись по камышу. Что, помахали платочками вслед туркам?

– Человек пять точно на ближайшем баркасе подстрелили, – заверил, нахмурившись, Тимофей. – Его аж закрутило. Раньше бы к устью поспели, один бы точно перехватили. Этот-то что-нибудь говорит? – Он кивнул на сидевшего на полу с окровавленной головой турка.

– Не-ет, только стонет. – Назимов поморщился. – Бормочет что-то и глаза закатывает. Не язык. Может, Пётр Сергеевич, его того? Ну чего с ним маяться?

– Нет, пленный. Отвезём в лагерь, пусть с ним штабные дальше канителятся. Гуреев! – крикнул Копорский, выглянув в дверь. – Двоих потолковей с перевязью сюда!

– Пленный, – проворчал Назимов. – А они с мирными вона как. Таких бы не в плен, а в петлю. Не видал, чего наделали? В сарай за нашим домом зайди, – посоветовал он Тимофею.

Ещё на крыльце до подпоручика долетели звуки плача и стенаний. Перед распахнутыми настежь воротами сарая лежали в рваных окровавленных одеждах две молодые женщины, девочка лет десяти и обезглавленное тело мужчины.

– Не сдержался, с кулаками полез. – Стоявший рядом эскадронный трубач кивнул на него. – Остальные-то мужики при виде турок разбежались, и все другие, кто успел. Ну вот а этих прихватили.

– Господи, ребёнка-то, девчушку за что?! Ироды! – донеслось из стоявшей группы драгун.

– Макар, валахи начнут выходить, отведи самого смышлёного из них к Копорскому, – попросил трубача Тимофей. – Может, расскажут ему что интересного, а то там от пленного никакого толка нет.

– Понял, господин подпоручик. Отведу.

– Ваше благородие, там Блохин с захваченным турком вернулся! – подбежав, доложил Медведев. – Ильич за вами скорее послал!

Около лежавших на земле убитых стоял в окружении драгун сильно помятый турок. Под глазом у него наливался синяк, а из носа сочилась кровяная дорожка. Был он жалкий и испуганный.

– Отставить! – рявкнул, расталкивая толпу, Гончаров. – Кто безоружного пальцем тронет – того под суд!

– Да мы не трогали, вашбродь, – послышалось из толпы. – Привели уж таким.

– Господин подпоручик, в камыше около устья хоронился! – доложился Блохин. – Видать, на лодку не поспел за своими и спрятался. А вы-то ушли к хутору, вот он и вылез. Тут уж мы к нему, а он отбиваться. Рожкову руку саблей просёк, Елистратке бок оцарапал. Ну и мы его, конечно, помяли. Что делать-то теперь с ним?

– Adınız nedir? Hangi birliklerdesiniz? Nerede görev yapıyorsunuz? Komutanınız kim?^[5] – выдал заученные фразы из турецкого Тимофей.

– Ну! Говори! Konuşmak! Konuşmak! – толкнув турка в бок, рявкнул Блохин. – Отвечай господину офицеру! – И отщёлкнул курок штуцера.

Пленный испуганно сжался и зачастил.

– Тарик, зовут Тарик. Боснийский оджай эфлаков. Белёк пандуков^[6], – смог разобрать из этого потока Тимофей. – Баш-белёк Ахмет-ага.

– Босниец, значит, – покачав головой, произнёс подпоручик. – Понятно. Хорошо служите султану, братья-славяне. – И сплюнул на землю. – Унтер-офицер Блохин, к капитану Копорскому его. Пока у пандука оторопь после вашего нежного знакомства не прошла, пусть он с Назимовым расспросит его.