Бессердечный ублюдок (страница 23)
В лифте повисает тишина. Но Артём не отпускает мою руку. И наше молчание мне даже кажется уютным. Никому из нас не требуется заполнять эту пустоту бессмысленными репликами.
Но я совсем запуталась.
Прохладный воздух в паркинге немного отрезвляет. Но происходящее не становится понятнее.
До меня вдруг доходит, что сейчас мы едем домой с одной целью. Артём хочет убедиться, что я не девственница.
Или наоборот.
Но, когда мы подъезжаем к воротам особняка, весь романтический флёр рассеивается.
У ворот стоит несколько чёрных, наглухо затонированных джипов. Синие мигалки на них недвусмысленно намекают, что у нас в гостях представители правопорядка.
Моё сердце проваливается куда-то в пятки.
– Артём, – кусаю от волнения губы.
Его эмоции вновь скрываются за каменной маской.
– Не переживай, Пустышка. Я разберусь.
Киваю. В голове стучит пульс, мешая здраво мыслить.
Единственная причина, по которой в наш дом могли нагрянуть менты, – это убийство того мудака. Алексея Михайловича.
Артём помогает мне выбраться из машины. И вновь берёт за руку. На этот раз кажется, будто этим жестом он хочет меня поддержать. Подбодрить.
Двое мужчин встречают нас в гостиной. Оба невзрачные. Уставшие.
Тот, что постарше, поднимается с роскошного дивана. В доме наследника криминальной империи. Готова биться об заклад, его бесит, что этот диван стоит больше, чем его заработок за год.
– Артём Островский? – голос хриплый, прокуренный.
– Да, – равнодушно подтверждает муж. Будто ночные визиты полиции для него обыденность.
– Вы подозреваетесь в убийстве Гроссмана Алексея Михайловича.
Глава 33
Забавная штука головной мозг.
Мне казалось, воспоминания о том вечере я благополучно затолкала в его самый тёмный уголок. Забетонировала. Моментами мысли о насильнике вылезали наружу, как земляные черви после дождя. Но я раздавливала их.
Потому что мучилась. Маялась, осознавая, что из-за меня погиб человек.
Каким бы плохим он ни был, я бы предпочла не становиться причиной чьей-то смерти.
Порой я даже размышляла, а попаду ли я в Рай? Боюсь, на входе апостол Пётр развернёт меня и перестроит маршрут моего навигатора на котёл в Аду.
И вот сейчас призрак Алексея Михайловича снова замаячил перед носом.
Сердце забилось в бешеном темпе. На лбу выступила испарина. Я ощутила, как от нервного напряжения дрожит всё тело.
Но хуже всего – я не умею врать.
Да, я знаю, что говорить в подобных ситуациях. Но только на словах.
Если меня загнать в угол, я не сумею сдержать язык за зубами.
– На каком основании вы выдвигаете подобные обвинения? – Голос Артёма звучит привычно. Безразлично и холодно.
Я вцепилась в него глазами, полными удивления. Потому что мой муж ведёт себя так, будто ему предъявили штраф за неправильную парковку. А не подозревают в убийстве человека.
Ноль волнения.
Тот, что постарше, скривил губы в усмешке. Мне не понравилось то, каким взглядом он смотрел на Артёма. На меня.
На его некрасивом лице можно было прочитать каждую эмоцию. Раздражение, зависть, злость.
Готова спорить, ему кажется, что он встречал таких, как мы, сотни раз.
Богатенькие капризные дети, которым море по колено.
– Малец, вопросы задавать здесь положено нам, – ехидно заявляет служитель правопорядка с таким довольным видом, будто всю жизнь репетировал эту речь и проигрывал этот момент в своих мечтах. Перед сном. – Островский Артём Александрович, вам нужно будет проехать с нами в отделение полиции. У нас есть постановление о вашем аресте на сорок восемь часов. Там и поговорим. Вашу прекрасную супругу мы тоже вызовем на допрос.
Взгляд Артёма находит мой. Мы оба понимаем, что нам не дадут попрощаться. Он не скажет мне, как себя вести. Что отвечать. Мы не выстроим общую канву лжи.
Не знаю, как я выгляжу в этот момент. Но Островский хмурится.
Странно.
Но это похоже на то, будто ему не понравилось, что я расстроена. Что меня расстроил кто-то помимо него. Ведь лишь у него имеется эксклюзивное право на это.
Артём беззвучно, одними губами произносит: «Всё будет хорошо».
Я на автомате киваю, продолжая смотреть на него широко распахнутыми глазами, пока полицейские зачитывают ему постановление о задержании и его права.
Всё это напоминает какой-то сюрреалистичный сон. От которого хочется поскорее очнуться. И смыть холодный пот под душем.
– Диана Адамовна. – Ко мне подходит следователь помоложе, он словно намеренно останавливается рядом, так близко, что я ощущаю исходящий от него аромат «Диор» «Саваж». Настолько избитый, что я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Он охаживает меня масляным взглядом с головы до пят. И мне совсем не по вкусу подобное внимание. От него хочется спрятаться. – Ожидайте повестки. Вас вызовут в качестве свидетеля. Не переживайте. Мы о вас позаботимся.
Последняя фраза звучит инородно. Двусмысленно. Но я совершенно не понимаю её значения.
Островский дёргается. Разворачивается всем корпусом. Демонстрирует боевую готовность.
– Отойди от моей жены, – цедит сквозь зубы.
Молодой полицейский кидает в ответ Артёму мерзкую ухмылочку. Напрягает плечи. Будто искренне верит, что выстоит и выживет против моего мужа один на один.
Но такие, как он, никогда не действуют в одиночку. Они нападают стаей. И он знает, что, если Островский сорвётся сейчас, в полиции ему придётся расплатиться за это. Почками или селезёнкой.
Я замечаю, как мышцы на сильной шее мужа напрягаются. Вены вздымаются под напором крови.
Ему хочется прямо сейчас растолкать этих двоих. Выбить из их черепов мозги, а останки завернуть в персидский ковёр. Чтобы потом сбросить тела в Москву-реку.
Но на улице ведь не одна машина. Словно они готовились к сопротивлению. А скорее всего, наоборот – намеренно провоцируют его.
Нам обоим известно, что, если Артём сейчас взбрыкнет, будет лишь хуже. И заключение продлится дольше.
«Не надо».
Продолжаю наш немой диалог. Молясь, чтобы мой горячий муж послушался.
Я замечаю, как он тяжело, рвано вбирает в лёгкие воздух. Он похож на Халка, который под воздействием эмоций хочет выбраться наружу из тела доктора Бэннера.
Его порочные губы сжимаются в тонкую линию. Артём явно не из тех, кто умеет терпеть. Но сейчас нам придётся смириться.
– Поезжай в дом моей сестры. Не оставайся тут одна, – кидает Островский, перед тем как двери нашего дома захлопываются.
Гул моторов удаляется.
Медленно опускаюсь на пол. Коленки так дрожат, что я просто не доверяю собственным ногам. Напряжение волнами накатывает на тело.
Наверное, чуть раньше я могла бы даже порадоваться тому, как всё сложилось. Удачно для меня.
Можно сказать, что у меня появился шанс избавиться от навязанного мужа. Если не навсегда, то лет на пятнадцать точно.
Но лишь при одной мысли об этом сердце сжимает глухая тоска. И волнение. Глупое, иррациональное чувство.
Разумом понимаю, что с ним будет всё в порядке. Но коварное воображение подкидывает мне страшные картинки.
Как там с ним будут обращаться? И с чего мне вдруг хочется его защитить?
Ведь он защитил меня.
Он боец. Но даже с ним может справиться десяток злых мужчин с дубинками.
Когда я успела так к нему прикипеть, что теперь одна лишь мысль об его заключении причиняет мне страдания?
Не знаю, сколько я так просидела. И не понимаю, почему дом оказался пуст. Будто вся прислуга куда-то испарилась. Лишь охрана оставалась на посту. Но мне всё равно было жутко находиться в доме одной.
Поэтому, когда раздался звук двигателя за окном, я вздрогнула.
Кого ещё принесла нелёгкая?
Подойдя к окну, обнаружила, что из знакомой машины выходит мой отец.
Адам Ибрагимов выверенным жестом воспитанного джентльмена поправляет пиджак. Напоминая босса мафии. И широким шагом ступает к дому моего мужа.
Вытерев непонятно откуда появившуюся влагу со щёк, я отворяю дверь сразу же, как слышу стук.
– Диана, собирайся. Ты едешь домой.
Глава 34
Всё внутри меня протестует против подобного требования. А я прекрасно знаю своего отца.
Он не спрашивает меня. Он ставит перед фактом. И, как обычно, ожидает послушания.
Рядом с ним я, как выдрессированная собачонка, должна исполнять команды.
– Здравствуй, папа, – цежу сквозь зубы, напоминая отцу о правилах хорошего тона, впрочем, он не понимает намёков.
Толкает дверь. И проходит в дом.
Мне приходится отступить.
Отец изучает холодными карими глазами эти стены.
Дом Островского.
На лице папы странное выражение. Губы искривлены. И я не в состоянии понять, это презрение или отвращение? Или иная эмоция, которую у меня не получается распознать.
– Я в курсе того, что случилось с твоим мужем, – погодя заявляет отец, прохаживаясь по холлу со спрятанными в карманы брюк руками. – Думаю, он там надолго. Тебе не стоит оставаться здесь.
Странно, но создаётся впечатление, будто эти стены вызывают у отца отрицательные эмоции. Раздражают и будоражат непрошеные воспоминания.
Знать бы какие.
– Почему ты так считаешь? – Вгрызаюсь в него глазами.
Неожиданно для самой себя замечаю, насколько напряжено моё тело. Я точно натянутая струна. И могу лопнуть от одного неверного слова. Движения. Или взгляда.
И сама не понимаю, отчего меня так пугают слова отца.
Что, если он прав? И Артём не вернётся домой. В ближайшие пару дней. А не десятилетий.
Почему мне так важно, чтобы он снова был рядом?
Цепляюсь за одну-единственную жалкую мысль. Мне кажется, что лёд между мной и мужем тронулся. И у нас появился шанс на настоящие отношения. Хотя Островский ни разу меня не целовал. Но напряжение, возникающее между нами, такое сильное. Оно ведь должно что-то значить?
Скопившаяся внутри меня пустота тянет. Холодная. Мёрзлая.
Отец приехал буквально спустя час после того, как забрали Островского. Конечно, он узнал об аресте не из сводок криминальных новостей. У него свои источники. Но в мою голову неожиданно закрадывается крамольная мысль. А не приложил ли мой па руку к активации действий полиции?
Потому что Артём не сомневался – убийство Алексея Михайловича ему ничем не грозит.
Адам Ибрагимов наконец обращает на меня внимание своих тёмных глаз. Настоящий дон итальянской мафии. Одетый с иголочки лучшими дизайнерами.
Странно. Но вид отца не растапливает лёд в груди. Мне по-прежнему тревожно и страшно. Возможно, даже больше, чем до его приезда.
– Твой муж не без греха, – с улыбкой сообщает отец.
Брови сходятся на переносице.
Я не могу его понять.
– Как и ты, – слова с лёгкостью слетают с губ.
Мы оба знаем, что наша семья – бандиты с большой дороги. Нет смысла скрывать очевидное.
Но отец смотрит на меня так, будто, произнеся это вслух, я нарушила какой-то божественный завет.
– Но в полиции именно он. –
Отец придавливает меня к полу тяжёлым взглядом. Заставляя ощущать себя нашкодившей собачонкой.
Конечно. Как я могла забыть, что, когда нарушаешь закон, самое главное – не попасться.
Но как так вышло, что Артёма загребли за защиту моей чести и жизни?
В глубине меня напуганной птицей бьётся одна мысль.
Артём грубый, резкий, прямолинейный. Но он не причинил мне вреда.
Я верю ему. И не понимаю, как так вышло, что, когда я ставлю на чашу весов доверие к мужу и к отцу, кредит доверия к Островскому всё же перевешивает.
Потому что для отца всегда на первом месте стояли интересы семьи. Но я для него не более чем последствие постыдных отношений. Дочка, которой он не может гордиться.
Выкидыш. Как называет меня сестра.
– Если ты забыл, то я замужем. Это дом моего мужа, и я никуда не поеду, – заявляю, выдвигая подбородок вперёд.